Расстрелянный ветер - Станислав Мелешин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Мы сыну не чужие, — поправил Байбардин.
«Не чужие, а не все знаем о нем», — подумала жена. Как раз хотела поговорить со стариком о сыне: где он пропадает допоздна, откуда у Василия лишние деньги, да и выпивать стал. Если бы дома… Но не решалась тревожить мужа: в последнее время у Павла Михеевича стало пошаливать сердце.
— Приведет в дом девушку уютную, — как бы про себя мечтательно сказала Полина Сергеевна.
Муж перебил:
— Ну, тебе бы ангела в дом… Да чтобы невеста вся из ума сшита была! А вдруг… холеру какую с характером приведет?!
— Посмотрим! — обиделась Полина Сергеевна. — Не век же ему с тобой советоваться.
— Сдаюсь! — шутливо крикнул Байбардин.
— Домовничай тут. Я к соседке — девочка у нее больна. День-то какой жаркий сегодня. Солнца много!
Павел Михеевич воспрянул духом. Вот и сын наконец-то стал взрослым человеком. Вспомнил, как Василий пришел со смены измазанный, раскрасневшийся — принес первую получку, отдал матери, веселый, честный, родной сын! Торжественно ему сказал тогда:
— Горжусь! Еще одним рабочим больше стало на земле! — и обнял сына. — Это праздник для меня, понимай…
В душе Павел Михеевич считал это своей заслугой. Ведь именно он посоветовал идти сыну на завод, раз с учением дело не клеилось. В цехе неученым долго не пробудешь — потянет к знаниям обязательно! С хорошими товарищами легче будет, и жизнь понять. Сын идет по верной дороге. Поэтому он не вмешивается в его дела. Радовался, как все отцы, что Василий повзрослел, стал парнем что надо! Вот и невеста нашлась.
И вообще о чем беспокоиться! Сын работает, взрослый, сам за себя отвечать должен. Это ведь не старые времена, — в советское время живем.
Правда, иногда было обидно и больно, что Василий живет своей особой жизнью, редко бывает дома, что-то скрывает и не понять, что у него на душе. Беседы бывали короткими — сын всегда торопился к приятелям. Павлу Михеевичу было грустно сознавать, что он так и не стал сыну другом, а поэтому не обижался на сына, когда о всех его радостях и горестях узнавал от жены.
Вот и с женитьбой так. Василий со своей девушкой домой ни разу не приходил, и Павел Михеевич ее никогда не видел и даже не знал о том, что у Василия есть невеста. Только один раз в цехе Павлушка Чайко сказал ему, что Василий — жених, да и то полушутя: на Васькину свадьбу, мол, не забудьте пригласить.
Дома спросил сына, который торопливо примерял перед зеркалом галстук, собираясь куда-то.
— Выбрал деваху?
Сын ответил:
— Ага!
— Дельная?
— Душевная!
— Что ж не приведешь — поглядеть охота.
— Придем.
— Целовались уже?
Молчание.
Павел Михеевич почувствовал себя неловко.
— Ну, это ваша тайна. Целуй крепче — верить будет.
В тот вечер он с грустью подумал: «Старею».
Павел Михеевич закурил папироску.
«Да, старею, а какие рабочие возьмут в руки производство, с какой душой люди? Кадровые рабочие уступят место молодым. Сын — тоже рабочий, а я хорошо не знаю даже его… Может, отсюда и начинаются аварии?»
У Павла Михеевича было горько на душе оттого, что случилась авария на еще довольно не старой мартеновской печи, где такого никак нельзя было ожидать. А может быть, дело в людях?
Байбардин посмотрел на две фотографии, висевшие на стене, — вот оно, наше время! На одной, закинув косы за плечи, смеялась красивая голубоглазая девушка. Это Поля. Фотографировалась после знакомства с ним для подарка.
Вспомнил железнодорожные насыпи степного юга. Пахучие, тяжелые тополя у сторожки стрелочника. Солнце будто качалось на зеленых ветвях. Дочь стрелочника у колодца. Был озорным, сильным парнем. Обхватил сзади руками.
— Полюби меня!
Засмеялась:
— Напугал!
Долго смотрелись в глаза друг другу. Краснели. Оба красивые, молодые. Чем не пара!
Встречались у тополей, пели. Девушка приходила в село, искала глазами Павла среди парней. Все получалось откровенно и чисто, будто самой судьбой были предназначены друг для друга. Не сыграв свадьбы, уехали на Юзовские заводы — работал сталеваром. Не сыграв свадьбы, уехали в строящийся Железногорск, на Урал, по комсомольской путевке. Жили в палатках по несколько семей. Свадьбу сыграть было негде. Поля нянчила малышей многосемейного Пыльникова — своих не было. В 1935 году родился Василий. Сказал жене:
— Ну, вот. Теперь и свадьбу сыграем, сын есть. Настоящие муж и жена!
На второй фотографии изображена палатка, рядом он — Байбардин — широкоплечий, с метром, в рабочей блузе. Тогда только что сдали мартеновский цех в эксплуатацию. Дули сильные ветры. Вечером собрался к соседу выпить по случаю праздника. Ветер толкнул в спину. Свалил наземь и покатил… Любил вспоминать об этом и все смеялся, рассказывая: «Ветер дул сознательный, прикатил прямо к палатке соседа!»
Вспоминать было и приятно и грустно.
Скоро придет Василий с невестой. Байбардин поудобнее сел, раскрыл книгу и стал дочитывать хитрые воспоминания капиталиста Форда.
СОСЕДИ
Еще с порога Пыльников, пригнувшись, добродушно крикнул, подняв руку:
— Привет соседу! — и, окинув взглядом комнату с прихожей, отметил: «Небогато живет. Не умеет жить!»
Обращение «сосед» осталось еще с 31-го года, с палаток, когда только познакомились.
Байбардин оторвал взгляд от книги, поискал глазами место на полке между корешками книг Маркса, Курако и школьных учебников сына, и положил Форда в хозяйство жены на низ этажерки, рядом со старым, потрепанным «Журналом мод» за 1939 год.
Оглядели друг друга. Пыльников и Байбардин не гостили с тех пор, как Байбардин переехал на Правый берег, в коммунальную квартиру, а Пыльников — в лично отстроенный дом.
— А-а, Степан Иванович!.. — Байбардин в душе удивился приходу сталевара. — Давненько не гостил у меня.
Пыльников повесил фуражку, одернул пиджак.
— Да и ты, Павел…
Павел Михеевич пододвинул гостю стул.
— Боязно твою границу переходить. Живешь государством в государстве! — пошутил он.
Пыльников рассмеялся:
— Ну, уж!..
— И потом пса твоего страшусь! Как мимо ни иду — твоя собака рычит и лает. Лай в ушах так и слышится. Убери ты собаку: позорит она тебя, всех гостей отвадишь.
Пыльников не понял: шутит мастер или говорит всерьез.
— На то и собака, чтоб лаять. Шесть лет живу в доме — воры меня боятся. Песик старинной породы. Четыре щенка было на всю область. Вымирает порода… А сын твой захаживает, не боится…
Помолчали. Казалось, больше не о чем говорить. Оба чувствовали себя неловко.
— Слыхал, Василий женится. По такому случаю… — торопливо проговорил Пыльников и демонстративно поставил бутылку с водкой на стол: «Вот, мол, мое уважение к вашему дому».
«Решение об аварии пришел узнать», — подумал Байбардин, и ему стало жаль Пыльникова.
Его неприятно удивило, что Пыльников уже знает о женитьбе Василия.
— Куры есть у вас? — спросил Пыльников.
Павел Михеевич недоуменно поднял брови.
— Нету. Только растительность — жена на огороде что-то к супам посадила.
— Плохо, были бы яйца свои, углероды… А так — одна флора.
— Чего это ты о курах?
— Да вот по дороге думал.
— А-а-а!
Опять замолчали. Павел Михеевич принялся хлопотать об угощении, хотя в душе не рад был приходу гостя. Достал большой арбуз.
— Подержи-ка, сосед! — поставил кастрюлю с вымытым картофелем на электроплитку, шутливо погрозил кастрюле пальцем: — Картошечка, варись!
Пыльников повеселел. Держа в руках арбуз, вертел его, восхищенно рассматривал, как глобус:
— И зреет же на солнышке такая скотина, а?
— А березовый сок ты пил когда-нибудь?
— Пил, — ответил Пыльников. — В голодный год.
— Не забыл деревню, значит.
— А-а… Забыл. Будто и не жил там — в городе родился.
— Ну, приметы дней, небось, помнишь? К примеру, прошло 12 июля. Что этот день означает?
Пыльников почесал затылок, подумал, вспоминая:
— Это я знаю: День Петра и Павла. Петр и Павел день на час убавил. А Илья-пророк два часа уволок.
Павел Михеевич разрезал арбуз, пододвинул селедку, хлеб. Пыльников потер ладони.
— Заметь! Этот день со смыслом: соловьи петь кончают, жаворонок не поет, кукушка не кукует… — Вздохнул, помолчал, поднял вверх палец, добавил многозначительно: — Деревья прекращают рост…
«Сам-то ты давно свой рост прекратил, как я погляжу», — мысленно ответил Павел Михеевич и добавил вслух: — Можно прививку делать!
Пыльников кивнул:
— В самый раз! Э-э, хотел я узнать, Павел, что нам будет за аварию?
Байбардин усмехнулся.
— Начальство скажет. Завтра узнаем.
Пыльников обиделся: он хоть и не коммунист, а все-таки свой человек — можно сказать! Произнес нарочито весело: