На сопках маньчжурии - Павел Далецкий

Слышанное не было для Николая новостью, он многое уже знал, но то, как Грифцов ставил вопросы, какой подбирал материал, как аргументировал им, чрезвычайно увлекало.

Вдруг раздвинулись привычные рамки жизни, незыблемое перестало казаться незыблемым. Офицеры, солдаты, господа, слуги еще отчетливее чем раньше, встали в свои особые, непримиримые отношения. Но вместе с тем Логунов ощутил, что за всем этим кроется великое уважение к жизни человеческой, великой, неизменно растущей.

По поводу доклада обменивались мнениями, и Николаю стало ясно, что остальные испытывали то же, что и он. Сосед Николая неожиданно спросил его:

— Вы настоящий офицер?

— Конечно.

— Это хорошо.

Потом Таня читала рассказ Горького «Каин и Артем», и сначала рассказ показался Николаю неудачным, как будто не так нужно было разрешить тему, но вдруг все сомнения отошли, и он понял, что только так и можно было написать этот рассказ.

Танин голосок лился над поляной. Николай ощущал гордость оттого, что он и Таня здесь и эти люди принимают его за своего. Он чувствовал радость оттого, что понимает то большое и ясное, к чему всегда стремились лучшие люди. Ему хотелось встать и сказать, что близок великий день освобождения, — но хотелось сказать особенными словами. И когда Леночка раскрыла футляр скрипки, он подумал: «Правильно, об этом лучше всего сказать музыкой».

— Только не очень громко, — предупредил Грифцов.

— Совершенно безопасно, — возразила Таня, — это не гармошка.

Грифцов засмеялся и кивнул головой.

Они оба ошиблись.

Леночка играла уже четверть часа. Она могла бы играть весь вечер и всю ночь, но раздался тонкий птичий свист. Лена опустила скрипку.

Снова раздался птичий свист, и тогда вся компания бросилась сквозь кусты.

По шуму Николай понял: там овраг.

Но он не побежал.

— Коля, Коля! — звала Таня.

— Боже мой, Коля, скорее! — шептала Леночка. Красные губы ее побледнели.

— Останьтесь со мной, — сказал Логунов. — Я офицер, я не побегу.

Леночка побледнела еще больше и подошла к нему. Минуту Таня смотрела на них, колеблясь, потом исчезла в чаще.

Логунов закурил. У ног его лежал освобожденный от листовок и брошюр чемодан. Правда, в нем еще валялось несколько бутербродов.

С трех сторон раздвинулись кусты, с трех сторон показались полицейские. Увидев на поляне офицера и барышню со скрипкой, они остолбенели, вытянулись и приложили руки к козырькам.

— В чем дело? — спросил Логунов.

— Вашскородь, — сделал три шага вперед ближайший, — так что не извольте беспокоиться… мы ищем тут…

— Да я не беспокоюсь, братец; а что вы ищете?

Полицейский молчал, хлопая глазами. Неожиданное превращение бунтовщиков в офицера парализовало все его способности.

— Так что неправильный донос, вашскородь!

— Ну, раз неправильный, так отправляйтесь по домам, — сказал Логунов, беря под руку Леночку.

Полицейские круто повернулись. Леночка тяжело дышала, прижимая к себе руку Логунова.

Логунов повел ее по тропинке. Было девять часов вечера. Золотисто-розовый свет солнца окрашивал листву. Никогда, кажется, не был так прекрасен мир. И не только потому, что рядом с Логуновым шла девушка, которая ему тогда нравилась, и не только от пережитого волнения, — хорошо еще было потому, что он сделал нечто такое, что усиливало для него и красоту рощи, и весеннего вечера, и удовольствие от симпатии талантливой девушки.

То лето было особенное, полное тонких новых переживаний, не всегда определенных, но очень радостных ясным ощущением внутреннего роста. Он раскрывался навстречу жизни, и жизнь податливо открывалась ему.

И сейчас, шагая по ухабистой маньчжурской дороге, прислушиваясь и приглядываясь ко всему, Логунов думал, как же сильно он ошибался, полагая, что для офицера достаточно быть честным, чтобы выполнить свои обязанности перед народом.

Честный офицер и Вафаньгоу! Как может честный офицер допускать бесполезную гибель своих подчиненных?

Честный офицер ни о чем не спрашивает, ведет солдат на смерть и умирает сам! Разве нужна народу такая честность?

Чему обучали солдат в том полку на Русском острове, который был первым местом его службы? Русские люди приходили в армию учиться военному делу, а разве искусству драться с врагом их обучали?

Шагистика, фронт, отдание чести, титулование всех членов императорской фамилии — вот их наука. Знали еще устав караульной службы, полевой же и тактической службы не касались вовсе: не хватало времени! Но русский человек — прирожденный воин, поэтому и мало обученный он воюет.

И на этой маньчжурской дороге Логунову стало ясно, что он должен быть честен не офицерской, а настоящей человеческой честностью и что она непримирима и потребует от него борьбы.

Он еще не знал, какая это будет борьба, но уже знал, что она будет, и от этой ясности у него на душе стало спокойно и хорошо.

Вечером до Ташичао оставалось двенадцать верст. В круглой долине показалась деревня. Неплохо укрыться от комаров в фанзе и хоть сколько-нибудь отдохнуть.

Голые дети бегали по площади, каменные ширмы прикрывали ворота в богатые дворы, дабы черт, слоняясь по улице, не заглянул куда не следует. Жители здоровались с русскими. Яков Ли спрашивал: «Японцы не заходили?» Ему отвечали: «Не заходили, не заходили…».

— Мы погостим у вас, — сказал Яков Ли, поворачивая в один из дворов. — Здравствуйте, здравствуйте! Отдых для русского начальника и его солдат! За все будет щедро заплачено.

Оставив Ли договариваться с хозяевами, Логунов прошел в фанзу.

В кухне, у котла, вделанного в очаг, среди деревянных и глиняных кадок, горшков и столиков женщины готовили лапшу. Логунов поднялся в жилую половину.

Здесь он застал двух мужчин и женщину. Один из мужчин был, несомненно, китаец, второй, широкоплечий и тонкий, походил на корейца. Женщина не сводила с Логунова глаз. Кто она была — китаянка, кореянка? В лице китаянки есть то неуловимое, что отличает ее от всех других родственных народов. Это — нечто примечательное в верхней части лица и в глазах, это — легкая асимметрия щек.

Лицо женщины было совершенного овала, и на нем прямо сияли большие, по-европейски широко раскрытые глаза.

Логунов распорядился относительно часовых, патрулей, сторожевого охранения и с удовольствием растянулся на канах. Через четверть часа он услышал, как выполнивший все свои воинские обязанности Корж возится на кухне, объясняясь с хозяевами восклицаниями и теми китайскими словами, которые он привез с берегов Амурского залива и успел приобрести здесь.

Яков Ли вошел в комнату и сообщил, что ужин будет хорош: хозяин продал двух кур. В это время китаец, сидевший на канах, воскликнул:

— А, Яков Ли, откуда?

— Несчастья мои гоняют меня по всему свету, Чжан Синь-фу, — отозвался Ли, подсаживаясь к Чжану.

Чжан Синь-фу стал рассказывать о выгодной сделке: он законтрактовал чумизу, гаолян и свиней для русской армии, и, когда он, согласно условию, доставит все это и Ляоян, на его долю выпадет такой барыш, что он разбогатеет.

— У тебя завидная жизнь, — сказал Ли, внимательно разглядывая соседа Чжана. — Мне все дается гораздо труднее. Может быть, потому, что я мало люблю торговлю.

— Я знаю, ты любишь землю, — сказал Чжан. — Но еще никто не стал богачом оттого, что он возделывает землю.

— А кто эти твои знакомые? — тихо спросил Ли.

— Один — случайный, постоялец здешнего хозяина… откуда-то пришел, куда-то отправляется… А женщина? Женщина — часть моих денег. Такие сделки всегда выгодно делать мимоходом.

Логунов прислушивался к монотонному разговору на китайском языке и чувствовал, что засыпает. Он думал о том, что скоро вернется в батальон и доложит Свистунову о результатах разведки: там, откуда ожидали удара, японцев нет.

Очнулся от осторожного прикосновения.

— Капитан, — шептал Яков Ли, — на канах ест лапшу служащий нашей фирмы Чжан Синь-фу, китайский человек. Рядом с ним ест лапшу другой человек. Как ты думаешь, кто он?

— Кореец.

Яков покачал головой.

— Кто же?

— Совсем, совсем как один мой старый знакомый.

— Кто же этот твой старый знакомый?

— Японец!

Логунов посмотрел на подозреваемого.

Тот сидел за столиком и палочками ловко вылавливал из мисочки лапшу.

Женщина тоже ела лапшу, но в стороне, Никто с ней не разговаривал.

Подозреваемый взглянул на Логунова, улыбнулся и вдруг сказал по-русски:

— Вы, господин офицер, после большого путешествия, наверное, голодны. Не хотите ли лапши?

Логунов растерялся.

— Пожалуйста, пожалуйста, прошу, — продолжал подозреваемый.

— Спасибо. Сейчас для меня приготовят ужин. А вы где изучали русский язык?