Маленькое личико - Софи Ханна

– А что толку, дорогая? Это не имеет отношения к пропаже жены Дэвида и их дочки.

– Бесхребетный ты, тряпка!

– Дорогая, ты, конечно, права. Но если б я хоть что-то знал об Элис или девочке, то рассказал бы.

– Тебе известно, что случилось с его первой женой, – не унималась Мона.

Саймон за дверью застыл, ожидая продолжения. У него было странное чувство, что он не готов к такому повороту событий.

– Господи, да ее же убили!

– Мона, перестань…

Казалось, Ричард тоже мало-помалу заводится. Учитывая весь подслушанный разговор, Саймон не верил, что мистер Рэй способен по-настоящему разгневаться.

– Нельзя походя обвинять людей в убийстве. Ты несправедлива.

– Несправедлива? Господи, все равно что со стенкой разговаривать. Почему ты им не сказал, что написал Дэвиду про Оливера?

– Зачем? Они же ищут Элис и ребенка. При чем тут мое письмо?

– Ты бы и сейчас поступил так же, да? – язвительно спросила Мона. – Если бы мы развелись, а я захотела тебе напакостить и отняла Оливера, ты бы даже не пикнул. По-твоему, вообще не стоит бороться?

– Не говори глупостей, Мона. Какой смысл? Ведь до приезда полиции мы не ссорились, а теперь что изменилось?

– И никогда не изменится.

– Перестань, ну что ты…

– Ты хоть знаешь, как зовут классного руководителя Олли? Или какой у мальчика любимый предмет?

– Дорогая, тише.

– Да если б не я, ты бы вообще не написал Дэвиду! То паршивое письмо ведь я за тебя сочинила! До единого слова! А ты его просто перекатал. Без меня ты бы даже за стол не сел! Но Дэвид – единственный брат Олли, другого уже не будет…

А что, подумал Саймон, если бы его родители развелись? Допустим, Кэтлин захотела бы оставить его себе – стал бы отец бороться за свои права?

Саймон не мог больше слушать перебранку Рэев. Он собрался было постучать в дверь гостиной, как вдруг почувствовал, что за спиной кто-то стоит. Обернувшись, он увидел на лестнице Оливера. Парень уже переоделся в великоватые джинсы и футболку.

– Я тут немного…

Саймон лихорадочно выдумывал оправдания. Давно ли мальчик его заметил? Мона и Ричард меж тем не унимались.

– Мою классную зовут миссис Пикерсджилл, – сказал Оливер, показавшись на миг много старше своих лет. – А мой любимый предмет – французский. Можете передать отцу, если хотите.

29

Я в детской – сижу в кресле-качалке с девочкой на руках и кормлю ее из бутылочки. Вивьен решила, что мне полезно повозиться с ребенком. Дэвид даже побагровел от злости, но перечить матери не посмел. Я изобразила восторженную благодарность, какой от меня ожидали, и скрыла настороженность. Кажется, прошли годы с тех пор, как я принимала человеческую доброту за чистую монету.

Вивьен меняет белье в кроватке и, не оборачиваясь, следит за мной: все ли я делаю как нужно. Маленькое личико обращено ко мне, младенческий взгляд сосредоточен и серьезен. Ученые говорят, что до шести недель новорожденные не умеют фокусировать зрение, но я не верю. По-моему, все зависит от того, насколько ребенок умен. Вивьен бы со мною согласилась. Она обожает рассказывать о собственном рождении, когда акушерка пошутила: «Ого, а этому дитю здесь не впервой». Вряд ли Вивьен даже в младенчестве могла показаться кому-нибудь рассеянной или несобранной.

Малышка все время уворачивается от бутылочки, извивается у меня на коленях, кривится в плаксивой гримасе.

Закончив с кроваткой, Вивьен распахивает платяной шкаф и сгружает кипы детской одежды в большую дорожную сумку. На моих глазах туда летят комбинезон с медвежонком, ползунки в розовых сердечках и красное бархатное платьице. Одну за другой Вивьен снимает вещи с плечиков. От этого невиданного цинизма я содрогаюсь.

– Что вы делаете?

– Отнесу вещи Флоренс на чердак, – отвечает Вивьен. – Решила облегчить тебе жизнь. Здесь они будут тебя расстраивать.

Вивьен сочувственно улыбается, а меня мутит. Не зная, где Флоренс и что с ней случилось, Вивьен хочет освободить ее шкаф, будто ребенка больше не существует.

– Со слов Дэвида я поняла, что ты не хочешь, чтобы на эту девочку надевали вещи Флоренс, – добавляет она, поразмыслив.

– Ради бога, не уносите, – я не могу скрыть возмущения, – ведь Личико нужно во что-нибудь одевать. Я сказала тогда сгоряча, в расстройстве. Просто дико было видеть ее в песочнике Флоренс.

Вивьен вздыхает:

– Я подберу что-нибудь в городской комиссионке. Личику, как вы оба упорно ее называете, вполне подойдет. Извини, если кажусь тебе жестокой, но эти вещи принадлежат моей внучке.

Крепко сжимаю губы, не позволяя ярости прорваться наружу.

Раздается тихое хныканье, которое вскоре перерастает в пронзительный рев. Малышка заходится плачем. Ее маленькое личико пунцовеет – такой я ее еще не видела, и меня берет страх.

– Что с ней? Что случилось?

Вивьен невозмутимо смотрит на нас.

– Все дети плачут, Элис. Это обычное дело. Если не можешь с этим справиться, не стоило рожать.

Она продолжает паковать сумку. Кладу малышку животом на ладонь, чтобы срыгнула, но девочка лишь пуще надрывается. От жалости я и сама начинаю плакать.

В дверях появляется Дэвид.

– Что ты с ней сделала? – орет он. – А ну-ка, отдай ребенка!

Он выхватывает у меня Личико, Вивьен не вмешивается. Дэвид прижимает тельце к себе. Крохотная щечка приникает к плечу Дэвида, девочка вмиг замолкает и успокаивается. Глаза у нее сонно щурятся. Так они и выходят из комнаты – идеальный образ отца с младенцем. Я слышу, как Дэвид приговаривает: «Ну все, маленькая моя, все. Хорошо, когда папа рядом, верно?» Утираю слезы подгузником, который подкладывала малышке на грудь при кормлении. Вивьен стоит надо мной, подбоченясь.

– Плач – единственный способ общения у младенцев. Потому-то они так часто хнычут. Ведь они еще не могут собой управлять.

Она выдерживает паузу, чтобы я вполне уяснила смысл, а потом продолжает:

– Ты знаешь, я не люблю, когда дают волю эмоциям. Для всех нас это трудное время, но постарайся взять себя в руки.

Мало-помалу они разрушают мою личность и убивают волю.

– Что бы ты ни говорила, я вижу, как тебя тянет… к Личику.

– Просто она ребенок. Я вовсе не пытаюсь вообразить себе, будто это моя дочь, или заменить ею Флоренс. Вивьен, я такая же нормальная, как и вы.

Вивьен слушает с недоверием.

– Никаких младенцев полиция пока… ну, вы поняли. И я твердо верю, что Флоренс найдется. Знайте, это единственное, чего я хочу. А Личико должна вернуться к своей матери.

– Мне нужно забрать Феликса из школы. Сможешь часик управиться без меня?

Я киваю.

– Хорошо, тогда скажу Дэвиду, чтобы приготовил тебе что-нибудь. По-моему, ты сегодня еще не ела. Вид у тебя какой-то истощенный.

Горло перехватывает, становится трудно дышать. Я знаю, что мой желудок не примет ничего – ну разве что воду. Молча провожаю взглядом Вивьен. Снова одна – сижу и плачу, потеряв счет минутам. Слезы текут по щекам. Полное опустошение. Заставляю себя думать, двигаться и жить дальше. Никак не предполагала, что так быстро сломаюсь, – ведь не прошло еще и недели.

Я понимаю: если Вивьен велела Дэвиду приготовить мне еду, нужно спуститься. Вдруг вспоминаю, что у меня в кармане подобранный диктофон. Я недавно прослушала кассету в ванной: ничего существенного – какое-то деловое письмо, начитанное Дэвидом.

Возвращаться в его кабинет выше моих сил. Не могу даже поверить, что у меня вообще хватило смелости туда войти. Просто засовываю диктофон в платяной шкаф – в карман мужних брюк, которые он давно не носит. Потом сажусь к туалетному столику и расчесываюсь. Конечно, мне плевать на внешность – просто хочется вспомнить, как я жила, пока все не полетело под откос.

Спускаюсь на кухню, спотыкаясь на лестнице. В голове какая-то муть и труха, словно мозг медленно разлагается. Туман в сознании изредка прорывают связные мысли. Например, о том, что нужно самой найти Дэвида, а не выжидать, пока он позовет. Если он припас для меня какой-нибудь новый кошмар, лучше принять испытание прямо сейчас.

Дэвид на кухне, с малышкой. Она лежит на пеленальном столике у дверей и бодро сучит ножками. Играет радио – то ли третья программа Би-би-си, то ли «Классика-FM». Дэвид слушает только эти две станции. Дым, пахнет жареным мясом. Горло сжимает спазм. Дэвид начинает монотонно перечислять:

– Яичница, ветчина, сосиски, фасоль, грибы, помидоры, тосты.

– Что-что?

– Воспитанные люди так грубо не переспрашивают. Это меню. Ты же еще не завтракала. Может, тебе хочется чего-то другого? Например, копченого лосося или икры?

– Я не хочу есть.

– Мама велела приготовить что-нибудь для тебя.

Я замечаю свою сумочку, ключи от машины и телефон на кухонной стойке. Вивьен, как всегда, сдержала слово.

– Все готово, я даже подогрел тебе тарелку.

Я благодарю. Он досадливо кривится. Угадывать мысли садиста – задача не из приятных, но что мне остается? Я пытаюсь понять, ждет ли Дэвид сопротивления, хотя бы вначале? Ему хочется растоптать мое достоинство. Пожалуй, это на самом деле его и заводит.