Порочные круги постсоветской России т.1 - С.Г. Кара-Мурза

С другой стороны, разнообразие субъектов политической ответственности вызывает необходимость в дифференциации объекта политической ответственности — объект определяется субъектом. В вышеуказанном контексте как раз важнейшее значение приобретают юридические нормы, устанавливающие сферу компетенции и полномочия соответствующего субъекта, его права и обязанности.

«Инстанции» в зависимости от характера социальных отношений разделяют на два крупных класса: формальные и неформальные. Полномочия и деятельность формальных инстанций (к примеру, различные государственные учреждения) базируются на правилах, имеющих правовую основу, а неформальные основываются на симпатиях и антипатиях, этических нормах, общественном мнении [13, с. 54; 15, с. 33]. Отметим также, что «инстанция» ответственности может иметь как внешний по отношению к субъекту ответственности характер (органы государственной власти, общество и др.), так и внутренний (самосознание субъекта ответственности). Отсутствие «претензий» со стороны внешней инстанции либо ее неэффективность может компенсироваться внутренними ощущениями субъекта, его собственной оценкой своей деятельности. Аналогичным образом существует и обратная связь.

Характер связанности адресата нормы ее требованиями зависит от инстанции ответственности, формирующей требования [13, с. 60]. Иными словами, каждая инстанция вправе требовать от субъекта ответственности соблюдения выработанных ею правил поведения. В разделе доклада, посвященного эволюции института политической ответственности, нам удалось выяснить, что политическая ответственность в ее формальном смысле в Западной Европе развивалась прежде всего как институт министерской (парламентской) ответственности в виде ответственности министров перед парламентом за свои политические действия и утраты своих должностей в случае отсутствия парламентской поддержки. Хотя первоначальным основанием для применения ответственности к министрам было именно нарушение ими законов или конституции, политическая ответственность касалась именно случаев «нецелесообразных», «вредных для государства» действий со стороны министров.

Концепция ответственности министров перед представительным органом как органом народного представительства, выражающим волю и интересы народа, сохраняет свою силу и сегодня. Таким образом, реализация политической ответственности перед парламентом указывает нам на ключевого «выгодоприобретателя» политической ответственности — общество [5, с. 339]. В России же ключевым «выгодоприобретателем» политической ответственности является верховная власть, олицетворяемая главой государства. Именно он как защитник «народного блага» формирует требования и нормы поведения, а также призывает к ответственности за их несоблюдение, «опираясь» в своем правлении на другие ветви власти. Это становится принципиальным отличием между конструкциями политической ответственности на Западе и в России.

В завершение отметим еще два весьма существенных момента.

Во-первых, ответственность не имеет смысла в случае, если субъект ответственности не обладает свободой выбора вариантов поведения [5, с. 15; 16, с. 12]. В политике формальная свобода — к примеру, министра — в своих действиях имеет совершенно другое реальное содержание. Во многих случаях, даже при формальном «авторстве» тех или иных решений, установить истинного инициатора проекта зачастую становится невозможным. Еще ученые позапрошлого века «мучились» с объяснением и теоретическим обоснованием контрассигнации (скрепления подписью) министрами решений монарха. Одни ученые полагали, что министр не должен нести ответственность за распоряжения главы государства в случае его возражений (например, А.А. Жилин); другие видели возможность для освобождения министра лишь в случае его отставки (Х. фон Фриш); третьи возлагали на министров ответственность за все (Й. Буддеус). Как кажется, вышеуказанная дискуссия не утратила актуальности для современной российской политической системы, унаследовавшей множество черт своих предшественников. Вопрос вменения определенных действий и их последствий соответствующему субъекту является не менее важным, нежели установление правовых процедур для реализации политической ответственности [5, с. 564].

Во-вторых, как отмечал Г. Йонас, ответственность может быть свободна от всякой вины, а условием ответственности является сила каузальности. Субъект несет ответственность за последствия своих действий, даже если их последствия не предусматривались и не предвиделись [21, с. 169-170]. Вышеуказанная формула отвечает современным вызовам, вызванным усложнением общественных отношений. «Вина» субъекта для наступления политической ответственности остается за рамками ее «состава», определяя лишь степень ответственности.

Таким образом, даже «беглый» взгляд на политическую ответственность как явление, его природу и сущность, демонстрирует нам его сложность. Политическая ответственность как разновидность социальной ответственности, безусловно, соотносится с последней как часть и целое. Невозможно теоретическое осмысление феномена политической ответственности без ее соотношения с социальной ответственностью и присущими социальной ответственности свойствами, функциями, признаками и др.

Общий конструкт политической ответственности лишь «намечает» ключевые его элементы. Однако политические практики намного сложнее, в них политическая ответственность приобретает зачастую неоднозначное содержание, а теоретические конструкции далеко не в каждом случае могут объяснить реалии политической жизни.

Постараемся обозначить ряд сложных вопросов политической ответственности, даже не претендуя на их исчерпывающий перечень.

Как указывалось выше, социальная ответственность предусматривает прежде всего обязанность субъекта общественных отношений осознанно выбирать варианты поведения в соответствии с требованиями социальных норм, а проявлением вышеуказанной обязанности (позитивной ответственности) служат, в частности, сознательность, дисциплина, добросовестность, осознание своего долга [13, с. 41]. Однако, как верно отмечается, от способности осознавать свою ответственность до превращения ее в устойчивое качество личности весьма далеко. Очевидно, что основной задачей системы воспитания должно быть формирование ответственности как черты характера личности, способствующей принятию ответственности сознательно и добровольно и ее реализации [13, с. 53; 14, с. 126-127; 26, с. 83-84]. Все вышесказанное абсолютно так же относится и к политической ответственности, представляющей собою лишь разновидность социальной ответственности.

Примеры целенаправленного воспитания ответственности как качества личности можно обнаружить в анализе зарубежного опыта, хотя и отечественные практики также, безусловно, существуют. Так, формирование субъективной установки гражданина действовать ответственно при реализации своих прав, в том числе в политической сфере, играет большую роль в формировании политической культуры «гражданского общества» в западных государствах. Понимание того, что индивид как гражданин должен вести себя активно и ответственно независимо от того, занимает ли он какую-либо государственную или политическую должность или нет, принимая участия в различных сферах общественной жизни (экономика, социальная активность, вопросы местного значения и др.), формируется на основе так называемой философии «активного гражданства» (active citizenship). Подобная установка может формироваться через воспитание и образование. В зарубежных странах достаточно большое внимание уделяется образованию в сфере гражданственности (citizenship education). Соответствующая практика присутствует в европейских странах и поддерживается на уровне Европейского союза. «Гражданство» как учебная дисциплина (в какой-то мере, вероятно, являющаяся аналогом отечественным школьным курсам по обществоведению и правоведению) является обязательной составляющей среднего образования в Великобритании (с различными региональными особенностями обучения в Англии, Шотландии и Уэльсе), Ирландии, Франции, Испании, Скандинавских странах. В содержание учебной дисциплины (в различных вариантах) включаются — положения политологии, социологии и права, общие положения о системе государственного управления, системе органов государственной власти и правах человека. Перед преподавателями ставится задача не только дать общее представление о современной политической системе и государственном устройстве, но и научить мыслить критически, действовать самостоятельно в различных формах социальной активности (неправительственные организации, гражданские акции, добровольчество и др.). Таким образом, формируется личность, готовая к различным формам политического участия, обладающая минимальной компетенцией для использования своих политических прав. Подобный подход можно оценить как весьма конструктивный с точки зрения формирования ответственного политического поведения. Однако у него встречаются и противники, которые отмечают, что через внедрение соответствующего образовательного курса происходит внедрение определенной политической идеологии, что не всегда позитивно воспринимается консервативно настроенной частью общества. Примером подобного конфликта может послужить противодействие католической церкви введению соответствующего курса в Испании.