Сценарий собственных ошибок - Олег Рой

– Бурашка-дурашка, – ласково сказала Инна, почесывая собачьему ребенку лоб и размышляя о том, что в доме и не должно быть много людей: это же дом, а не коммунальная квартира! Достаточно хозяев и прислуги. Что касается самой Инны, ей уютно в одиночестве. Оставаясь одна, она не испытывает ни скуки, ни грусти. Она любит Алинку, но дочь рано или поздно покинет отчий, то есть теперь материнский, дом. И правильно сделает: у нее должен быть свой муж, свои дети… А будет ли муж у самой Инны? Поживем – увидим. По крайней мере Инна точно знает, что не собирается бросаться на шею первому встречному исключительно для повышения своего статуса в глазах других. Статус – полная чепуха: быть разведенной в наше время не стыдно. А Инна только начала осваивать это странное, поначалу пугающее, но полное скрытых преимуществ положение. Она даже удивляется: что заставляло ее столько времени цепляться за брак, который давно изжил себя? Да-да, ведь она совсем не тоскует по Игорю. Ну да, поначалу случалось ей крикнуть из дальней комнаты: «Игорь, возьми трубку!» или «Игорь, закрути кран!» – и лишь потом спохватиться, что Игоря теперь здесь нет и никогда не будет… Но ведь это всего лишь привычка. Привычки, которые больше не нужны, отмирают со временем. И тогда наступает свобода.

Отпив немного кофе из маленькой китайской чашечки, Инна посмотрела на часы: Алинка должна скоро позвонить. Инна отпустила ее на вечеринку только с условием, что она будет звонить через каждые два часа. И перед отъездом – обязательно… Ну, так и есть! Мобильник на столе рядом с сахарницей завибрировал, испуская искаженную версию «Маленькой ночной серенады» Моцарта. Инна поспешно схватила трубку…

– Инна?

Это не Алина. Это бывший.

– Ну и что тебе нужно? – поинтересовалась Инна, убавив звук телевизора.

– Инна, выслушай меня! – настойчиво потребовал Игорь. – Только не бросай трубку! Речь идет о жизни нашей дочери…

– Что?!

У Инны в глазах потемнело. В темноте пронеслась белая машина с красным крестом. Густо-красный цвет крови… кровь на асфальте…

– Что случилось? Где она? В какой больнице? Ты можешь толком сказать?

– С ней сейчас все в порядке. Но что-то может случиться в любую минуту. Это очень серьезно, – судя по голосу, Игорь с трудом удерживался, чтобы не заплакать. – Присматривай за ней, слышишь? Не пускай ее в опасные места… на всякие готические вечеринки, загородные экскурсии и тому подобное… Отбери острые украшения, знаешь, у нее есть одно в виде кинжала…

Инне сразу стало легче, как только она поняла, что с дочерью, по крайней мере, сейчас все в порядке. «Тебе обязательно надо было меня напугать, сволочь?» – едва не заорала она в трубку, но сдержалась. Развод позади, бывшие супруги Гаренковы – чужие люди, а с чужими надо обращаться вежливо. К тому же Игорь так волнуется, что наверняка что-то действительно не в порядке. Только вот объясняет он с пятого на десятое…

– Ты получил сведения, что Алинка связалась с плохой компанией? – начала задавать наводящие вопросы Инна. – Ей кто-то угрожает? Она принимает наркотики? Может, твои враги планируют ее похитить?

– Да нет же, нет! Это может быть что угодно… Несчастный случай, нападение маньяка, я не знаю что… Но что-то должно случиться. И совсем скоро. У меня… понимаешь, у меня очень сильное… предчувствие…

Губы Инны скептически искривились. Рука отставила маленькую чашечку с кофе. Детективный сериал на экране как-то сразу перестал для нее существовать.

– Вот что я скажу тебе, дорогой мой, – отчеканила Инна самым жестким своим учительским голосом. – Если во всей нашей истории и есть какой-то маньяк, то это ты. Сначала треплешь мне нервы, убеждая, что я ревную на пустом месте, теперь пытаешься убедить, что я плохая мать и не слежу за дочерью…

– Да послушай же ты!

– Нет, это ты послушай. Алина – хорошая девочка, и я не позволю нас запугать.

– Никого я не запугиваю! Я сам уже запуган до смерти! – В голосе Игоря слышалось такое отчаяние, что Инна, которая уже собиралась прервать разговор, решила все-таки дослушать. – Я только что с поминок… Мишу похоронили…

– Мишу? Парамонова? – Новость Инну ошеломила, на время сделав ее мягкой. – Господи, кто бы мог предположить… Что с ним стряслось?

– Несчастный случай. Балконная решетка сломалась, обледенение, и… ты же помнишь, на какой верхотуре он жил… И… ты понимаешь, Инна, я все время теперь думаю об Алинке… Знаешь, жизнь полна случайностей, и все они… опасные…

Упоминание о поминках помогло Инне объяснить трудноуловимую интонацию, которая звенела в голосе Игоря все отчетливей и отчетливей. Это напрашивалось само собой с самого начала, но казалось столь необычным для Гаренкова, каким знала его Инна, что только сейчас она решилась предположить:

– Игорь, ты что, напился?

– Нет! – вознегодовал Игорь. – То есть да, я выпил, – вознегодовал он еще сильнее, – но я совсем не пьяный, ты же меня знаешь, я с алкоголем всегда сдержанно, и… просто я звоню тебе по-хорошему, хочу предупредить…

– Гаренков, мало тебе быть бабником, так ты без меня превращаешься еще и в алкоголика?

– Инка, ну ты стерва! Речь об Алине, а ты…

Ответом ему стали короткие гудки.

– Предки совсем достали, – пожаловалась Алина, сидя в машине Волка. – Так меня опекают, будто я лемминг, который так и норовит прыгнуть с обрыва.

На секунду отвлекаясь от дороги, Валерий обернулся к ней – глаза с веселым прищуром:

– По-моему, слова наподобие «достали» не входят в королевский лексикон. Разве я не прав, моя черная королева?

– Ну вот, – слегка обиделась Алина, – сначала папа меня по телефону воспитывал, теперь ты…

Валерий смотрел перед собой, в лобовое стекло, следя за дорогой. Он очень осторожный водитель. Вот ругнулся, когда красная «девятка» нагло подрезала его, вынырнув из переулка вопреки всем дорожным знакам.

– У Сухаревки пробка, поедем в обход… Так вот, моя черная королева, не обижайся, что тебя многие стремятся воспитывать. Тем более я. Мужчины вообще любят таким образом демонстрировать женщине свою власть. Так что у меня с твоим отцом цель, в общем, одна и та же. Но вектор разный. Он стремится не выпускать тебя из-под своего влияния – причем наверняка чувствует, что это уже произошло, вопреки его воле.

– А ты? – Хотя Волк не смотрел на нее, Алина не отрывала взгляда от его четкого профиля, светлых волос, которые сейчас, после того, как она их целый вечер гладила и по-всячески причесывала, не стянуты сзади резинкой, а рассыпаны по плечам зимней черной куртки с пышным серым (неужели волчьим?) воротником.

– А я стремлюсь взять тебя под свой контроль. Разве ты до сих пор не уловила?

Алина коротко засмеялась, хотя на тонких губах Валерия не мелькнуло ни следа улыбки.

– Куда уж больше? Ты и так взял меня под свой контроль полностью. Ты меня поработил…

– Не преувеличивай, королева. Такие, как ты, всегда принадлежат только себе. Поверь, я знаю, что говорю. Я не встречал в жизни таких женщин, как ты – обычно они попадаются лишь на страницах книг французских романтиков, да в операх Вагнера… Но всегда я узнавал подобных тебе по одиночеству. Одиночество – черта, характерная для тебя и твоих сестер. Такие эбеновые красавицы обычно проживают век недолгий и скорбный. Но блестящий.

Алина поежилась, хотя по ногам тянуло теплом от печки.

– Вот и папа мне меньше часа назад говорил что-то похожее. Вроде того, что он очень беспокоится за меня… чтобы я была осторожна…

– Беспокойся не беспокойся, свершится то, что велит судьба. Разве кто-то способен удержать неудержимое время – и не поранить руки о стрелки его часов?

– Папа говорил, что у него нехорошее предчувствие. Просил, чтобы я не садилась в машину к человеку, которого плохо знаю…

– Ну вот, а ты не послушалась, села. Что теперь будешь делать? Выскакивать посреди магистрали?

– Ну уж фигушки, папа меня просил, чтобы я не перебегала улицу в неположенных местах!

Теперь они вместе засмеялись. Когда Валерий смеялся, он становился для Алины таким родным – роднее папы и мамы. Почему он сказал, что она его плохо знает? Она знает его лучше, чем кого бы то ни было. У них общие увлечения. Общие словечки. Уже наметились общие привычки – то, чем они любят заниматься вместе… Это единственное, что важно. А что еще может быть важно? Штампы в паспорте? Ну да, она не видела паспорта Волка. И видеть не хочет. Даже если он прописан не там, где проживает, даже если он (Алина сглотнула) женат, что это меняет? Такая пустяковина не способна опровергнуть то, что возникло между ними. Жаркое, трепетное, доверчивое… У Алины это – первое в жизни чувство. И, наверное, последнее. Больше никогда и никого она так не сможет любить. Сильнее – возможно. Женственнее – возможно. Но вот именно так – нет!

Машина застряла в пробке. Воспользовавшись этим, Алина обхватила Валерия за шею, уткнула лицо куда-то между шеей и воротником. От воротника пахло сильным северным зверем, который с высоты пригорка обводит желтыми глазами заснеженную ледяную равнину. А может, это на миг проявился истинный запах самого Валерия?