Величья нашего заря. Том 2. Пусть консулы будут бдительны - Василий Звягинцев

– Ну, давай подойдём, – согласился он. – Я спрошу у девушек, откуда они прибыли и предложу сфотографироваться для первых полос самых популярных газет. А ты с мужиками пококетничай, спроси, что это за автоматы у них такие необычные. Ты, мол, сама КМС по стрельбе, а таких никогда не видела… И вообще, как им Москва показалась, ну, будто ты заведомо знаешь, что они здесь в командировке. В Чечню ведь и ОМОНы, и армейские группы со всех концов России гоняли, и никто из этого тайн не делал. Сам, помню…

– Ну, кокетничать у меня вряд ли получится, а спросить – спрошу. Только тогда я уже в качестве соавтора буду. Так и напишешь – репортаж такого-то и такой-то. Ву компрене?

– Же компран бьен. Пошли. Но только теперь я тебя на законном основании везде первыми планами снимать буду. Гонорар и за сессию пополам, – кивнул Лютенс, а сам подумал, до чего же меркантильная девка. По-русски подумал и тут же внутренне рассмеялся. Если бы он думал по-английски и на месте этой Рыси была американка – всё было бы правильно, за каждую сделанную или обещанную работу нужно запросить всё, что можно, и добиваться этого, «не жалея ни матери, ни отца». Вся разница, что в цитированной поговорке речь шла о «красном словце», а не о чёрно-зелёных долларах. И когда думаешь по-русски о русской девушке, красивой к тому же вельми, мысль о том, что она тоже хочет урвать свою долю, причём в валюте, а не в виде чего-то возвышенно-эфемерного, кажется странной. Неправильной.

Лютенс с досады даже сплюнул незаметно. Чем больше с этими русскими общаешься, тем большим идиотом себя чувствуешь. И когда их не понимаешь, и ещё большим – когда понимаешь правильно.

А Рысь ещё подбавила, в своём неизъяснимом байкерском стиле: «Только фотошопом меня не раздевай и, на фотку глядя, не онанируй…»

Лютенс натурально окончательно обалдел, но остатками своих «цэрэушных» сил сохранил видимость выдержки. У нас, у русских, мол, уверенная в себе баба и не то может сказать чуть ли не любому мужику.

Он показал «цветнику на броне» (а что, хороший мог бы быть заголовок для статьи, вздумай он её на самом деле писать) журналистскую карточку и тут же обратился к старшей по званию из присутствующих, изумительно красивой (даже рядом со своими однополчанками) девушке в сильно сдвинутом на правую бровь берете, с тремя звёздочками на погонах:

– Товарищ старший лейтенант, моим читательницам будет очень интересно узнать, каким образом такие восхитительные барышни оказываются в рядах наших защитниц. Даже я о «женских батальонах смерти»[107] со времён Керенского не слышал. Вы могли бы украсить любой подиум, демонстрируя летящие наряды из прозрачного шёлка, а вместо этого стоите на броне в центре Москвы и, наверное, цитируете про себя Маяковского: «Сдайся, враг, замри и ляг…» Вы дадите мне хотя бы совсем кратенькое интервью? Совсем-совсем. В сопровождении броских фотографий оно завтра сделает вас и ваших подруг знаменитыми на всю страну и далее…

– Трепач, – сказала другая девица, с пышными, несмотря на короткую стрижку, золотистыми волосами и беретом, засунутым под погон с двумя звёздочками. Она сидела, опираясь о ствол КПВТ и свесив ноги вдоль наклонного броневого листа в зелёно-рыжих камуфляжных пятнах.

– Нехорошо так выражаться, – зацепился за первое же сказанное в ответ слово Лютенс. Не важно какое, главное, что диалог начался. Остальное – дело техники. Он тут же сделал два снимка – один первой девушки, второй – этой. Заодно и бортовой номер транспортёра прихватив. – Я значительно старше вас, нахожусь на работе и сказал только истинную правду. А вы, товарищ лейтенант – это уже непосредственно златовласке, – не согласны с тем, что ваш портрет способен украсить стену над любой солдатской койкой в казарме? Сам служил, знаю.

Ответом ему был дружный смех всего девичьего отделения. Очевидно, он невзначай затронул какую-то деликатную тему, имеющую непосредственное отношение к этой «товарищ лейтенанту».

– И о чём же вы нас собираетесь интервьюировать? – без запинки выговорила сложное слово «старшая лейтенант», явно здесь главная, тоже присаживаясь на край броневого свеса, чтобы было удобнее слушать и отвечать.

– Да о чём угодно, в пределах дозволенного военной тайной. Кто вы, как зовут, откуда… Ваши впечатления от происходящего… Не участвовали вы в интересных боевых эпизодах в горячих точках? То же самое касается любой из ваших подчинённых. Всем же интересно, что чувствуют такие прелестницы, как вы, если их посылают на неожиданное и весьма опасное задание. Читательницам будет очень интересна такая вот оппозиция[108] – пока они посещают фитнес-клубы и модные рестораны, вы – ничем им не уступающие, а во многом и превосходящие – с автоматами в руках патрулируете Москву, не боясь испортить свой маникюр. Кстати, а что у вас за автоматы? Я на своей службе таких не видел. И эмблемы у вас интересные… – и снова щёлкнул камерой, беря самым крупным планом девушку с лежащим поперёк коленей «ППС»…

– А это мы сейчас объясним, в деталях и с подробностями, – услышал за спиной неожиданно мужской голос Лютенс. Он как-то не ожидал, что с прикрытого Рысью направления к нему подойдут так бесшумно. И ведь на лицах девиц-офицерш, которые сверху всё видели, не дрогнула ни одна чёрточка. Специалистки, мать их…

– Объясните? Я с удовольствием, – не теряя куража, обернулся разведчик. Перед ним стоял офицер в той же форме, что и у парней с соседнего БТР, с четырьмя зелеными звёздочками на погонах. Этот самый загадочный «ШГ». Пистолетная кобура, подвешенная у пояса по-немецки, слева, была расстёгнута, из неё виднелась довольно массивная рукоятка с желтоватыми костяными, а не пластиковыми щёчками.

– Большого удовольствия не гарантирую, – без улыбки или иной эмоции ответил капитан, в глазах которого, теперь Лютенс сам отчётливо это видел, плескалось что-то настолько нездешнее… Это трудно объяснить, но так оно и было – офицер носил русские погоны, говорил по-русски без акцента, но был страшно далёк отсюда. В его взгляде словно бы отражалась совсем другая жизнь и другая история. Лютенс не мог объяснить, как он почувствовал это, но ему не раз и не десять приходилось видеть нечто подобное. Например, разговаривая с очень прилично владевшим английским вождём банды очередных сепаратистов на юге Африки. У того тоже был взгляд посетителя террариума, если смотреть на него с той стороны стекла. Так тот хоть был чёрным…

– Документы ваши предъявите…

Лютенс нашёл глазами Рысь. Байкерша стояла у второго БТРа и о чём-то оживлённо говорила с офицерами на броне. Обострённым чувством он отметил и ещё одну странность – этих двадцати пяти-тридцатилетних парней словно бы совсем не интересовали красотки с соседней машины, а вот мотоциклистка вызвала у них неприкрытую тягу «распускать хвост». Объяснить это можно было только одним – лейтенантки на БТР номер 87 были «свои», а эта – нет. Чем всегда и везде интересна женщина чужого племени? Да тем, что соответствующие структуры подсознания сразу распознают в ней наличие «чужого генотипа», и все органы, для того предназначенные, пытаются выяснить – полезным или вредным он будет для продолжения рода? Есть какой-то механизм, почти безошибочно вызывающий к «чужачке» симпатию или антипатию вплоть до острой ксенофобии.