Предновогодье. Внутренние связи (СИ) - Хол Блэки

Я обмерла. Как он узнал?

Представила, как с утра перед лекциями Стопятнадцатый вызвал в деканат Мелёшина, чтобы пожурить. "Молодой человек, — сказал декан, — что же вы, голубчик, по кафе разгуливаете, а опознавательных документов при себе не имеете? Меня вчера оторвали от баллады, интересовались, не знаком ли я с некими Папеной и Мелёшиным". А тот ему в ответ: "Никак нет-с, по кафешкам не ходил, в порочащих связях не замечен, кто такие Папены — не знаю, а вчера обмывал со своей девушкой её победу в полуфинале". После чего и наступило у обоих собеседников озарение.

Конец мне.

— Не пойму, что у тебя за духи. То карамелью пахнут, то земляникой, — сказал Мелёшин и отстранился. Закинул сумку на плечо и пошел вниз по ступенькам.

— И что, теперь постоянно будешь дрессировать? — крикнула я вслед.

— Когда соврешь, — не оглядываясь, бросил Мэл и исчез за дверью.

На занятие со Стопятнадцатым я шла с тяжелым сердцем. Придумывала всяческие поводы, лишь бы оттянуть встречу.

Сначала заглянула в женский туалет, чтобы проверить, не солгал ли Мелёшин о тактильных иллюзиях. Задрала перед зеркалом свитер. В отражении маячила спина, целая и нетронутая невзгодами. Потом я опять терла губы холодной водой, понимая, что это не поможет, пока действие заклинания не кончится.

Все-таки, каков извращенец! Потратил на меня немерено сил за одну лекцию. Всадил как минимум пять заклинаний, и к тому же трудозатратных. Сам, наверное, пропустил материал мимо ушей, а не смог отказать себе в удовольствии поистязать мою спину.

Я позлорадствовала. Нелегко придется Мелёшину на лабораторных занятиях. Отдача после высокоуровневых заклинаний такова, что начинают дрожать руки, и заплетается язык. Ясно-понятно, на следующем занятии Мэл немного напрактикует.

Однако на фиаско Мелёшина я не смогу полюбоваться, зато вдоволь насмотрелась на отразившуюся в зеркале дверцу туалетной кабинки, на которой красовалась жирная надпись: "Мэл имел Папену" и в дополнение — процесс, показанный грубо-схематично. Я мрачно вздохнула. Если уж в женском туалете появились подобные шедевры, то что говорить о мужских сортирах?

Информативная надпись оказалась суперстойкой, устояв перед туалетной бумагой. Бесполезно, сколько ни оттирай.

Устроившись в коридоре на подоконнике, я съела с горя коржик. Может, жевание притупит горящие губы? Ко всему привыкаешь, даже к плохому. Мне показалось, что стало слабее жечь.

Посидев немножко, я понаблюдала в окно за мужчинами, расчищавшими заснеженные дорожки, и нехотя поплелась на занятие.

Генрих Генрихович оказался на месте. В очках, съехавших на кончик носа, проверял очередную высокую стопку рефератов. Глянул на меня и снова углубился в чтение. Я молча села напротив. Шестым чувством поняла — сейчас начнет воспитывать.

Так и случилось. Декан отложил перо в сторону, облокотился о стол, сложил ладони в замок и принялся постукивать им по губам. Я машинально потрогала свой рот.

— Эва Карловна, — не дожидаясь приветствия, начал Стопятнадцатый, — вчера вечером я имел странный и малопонятный телефонный разговор. Догадываетесь, с кем?

Я кивнула.

— Мысля здраво, я понял, что Папена и Мелёшин вряд ли бы оказались в одно и то же время в одном и том же месте. Я прав?

Согласный кивок. Никогда не ставила умственные способности декана под сомнение.

— В том кафе были вы?

— Да.

— Кем оказался юноша, которому вы легкомысленно присвоили фамилию сокурсника?

— Кто-то из местных.

— Эва Карловна, вы взрослая девушка и должны понимать безрассудность вчерашней аферы. Если бы звонившие попали не на меня, а, предположим, на Евстигневу Ромельевну, итог мог оказаться плачевным. Если бы моего слова оказалось недостаточно, вас бы арестовали и отвезли в первый отдел для опознания. Представляете, какой получился бы скандал? Вас обвинили бы не только в прогулках непонятно где без удостоверения, подтверждающего личность. Вам вменили бы пособничество, укрывательство и сознательное введение должностных уполномоченных лиц в заблуждение. Любого из этих обвинений достаточно, чтобы завести дело по уголовной статье. Как думаете, ваш батюшка обрадовался бы, узнав о "подарке" под Новый год?

Я потупила глаза, нервно теребя ручку сумки. Декан прав, тысячу раз прав. И все же, повторись вчерашнее событие в кафе заново, я, не раздумывая ни секунды, сделала бы то, что сделала. Но говорить об этом не собираюсь. Стопятнадцатый сразу же даст указание исключить из института политически несознательную студентку.

— Вчера, Эва Карловна, первый отдел проводил так называемую плановую зачистку или, говоря обычным языком, облаву в небезызвестном вам районе. Всех вызывающих подозрение без разбора забирали на дознание. Имеете представление о том, как проходит дознание в первом отделе?

Я молчала. Декан вздохнул.

— Собственно говоря, перед правосудием в теперешнем его виде я не слукавил, — пробасил он. — Мне задали вопрос, знаю ли я такую-то и такого-то, утверждающих, что они студенты моего факультета, и я подтвердил это. На будущее, Эва Карловна, рекомендую тщательно обдумывать свои поступки и возможные последствия. По глазам вижу, бесполезно брать с вас слово более не посещать небезызвестный район, так?

— Да как же тщательно обдумывать, Генрих Генрихович, когда я глазом не успела моргнуть, а они зашли?

Стопятнадцатый понял, о ком я говорила.

— Эва Карловна, прошу вас, впредь будьте осторожны. Если думаете, что вам удалось выскользнуть без последствий, то глубоко заблуждаетесь. Наверняка за вами будут приглядывать.

— Понимаю. А Мелёшин знает о том, что… ну, что я использовала его фамилию?

— Нет. Кроме меня, вас и вашего незнакомца об этом не знает никто.

— Спасибо, Генрих Генрихович! — поблагодарила я декана. Мне показалось, на его губах промелькнула улыбка. — Сижу и думаю, почему парень не снял дефенсор? Тогда бы все проблемы с глаз долой.

— Во-первых, Эва Карловна, у него, по всей видимости, не было при себе удостоверения личности, а во-вторых, при всем желании он не смог бы снять дефенсор, иначе сделал бы это незамедлительно.

— Но почему?

Стопятнадцатый перо в руки и принялся покручивать его.

— Несколько лет назад, до введения поправки к шестнадцатой статье кодекса о преступлениях, невидящие активно использовали внутренние дефенсоры. Их принимали внутрь с пищей. Специальные крючочки на миниатюрном устройстве позволяли уцепиться за мышечные ткани или органы. При сцеплении человек первое время испытывал болезненные ощущения, но после заживления дефенсор врастал в ткань и не причинял неудобств. Конечно, со временем он мог раствориться, но, тем не менее, хозяин не опасался, что его можно забыть или потерять. Догадайтесь, Эва Карловна, что могло произойти, попади парень на дознание.

Я догадалась, и мороз пробежал по коже. Устройство вырезали бы из Тёмы.

— Спасибо! — еще раз возблагодарила Стопятнадцатого, не поленившегося ответить на звонок вечером в воскресенье, хотя он мог, наплевав, проигнорировать вызов, и тогда эстафета перешла бы к Царице. Кстати, о проректрисе. — Генрих Генрихович, после случая с указкой вы сказали Евстигневе Ромельевне правду обо мне?

Стопятнадцатый кивнул.

— И как она отреагировала?

Декан помолчал, продолжая покручивать перо, острый кончик которого поблескивал в солнечных лучах, притягивая взгляд.

— Скажем так, она вошла в ваше положение и не видит препятствий для обучения в институте.

Наверное, папаша отвалил достаточно деньжищ, и проректриса закрыла глаза, не став возмущаться. Хотя я знала, что родитель не вложил ни одного собственного висора в мое обучение. Спонсорство заключалось в правительственных дотациях, налоговых поблажках, специальных целевых программах, словом, во всём, на что отец имел влияние. Ведь в любом законе есть куча лазеек, и везде, где бы я ни училась, администрация ВУЗа потирала ручки от радости.