Монумент - Йан Грэхем

Греттин фыркнул.

– Уж я продам.

Кочки закончились. Краск прошел еще с четверть мили по болоту и остановился подле домика – крепкого деревянного строения, поднятого на сваях высоко над водой. Краск остановился возле лестницы и вынул нож. Этот жест ошеломил Греттина: старик завлек их в какую-то ловушку? Он машинально потянулся к своему драгоценному кинжалу… однако ножны были пусты. Греттин выругался. Краск издал невеселый смешок.

– Успокойся, господин начальник стражи, – сказал он с ехидцей в голосе. – Я собираюсь не убить вас, а почистить. – Он провел лезвием по голенищу Греттина. Глянув вниз, начальник стражи увидел пиявок – не меньше дюжины на каждом сапоге. Он снова выругался.

Нагнувшись, Краск принялся счищать пиявок со своих башмаков. Греттин взял кинжал одного из стражников и последовал его примеру. Он вздрагивал от омерзения каждый раз, как нож рассекал черное мягкое тело пиявки. По сапогам текли капельки крови.

Наконец неприятное дело было кончено, и Люджен Краск провел стражей в дом. Старик кивнул на закрытую дверь комнаты и прошептал:

– Он там.

Повинуясь жесту начальника, стражи вытащили кинжалы. Это удивило Краска.

– Зачем? – спросил он.

Краск не знал об указе Магистров. Он и понятия не имел, что чужак в его доме – самый опасный преступник в Друине. Греттин не собирался его просвещать. У него в голове зрел собственный план.

– Краск, я начальник стражи, а ты – ловец угрей, – сказал Греттин. – Я не учу тебя их добывать, а ты не лезь в мое дело.

– Но это мой дом. Я не желаю, чтобы вы устраивали здесь кровопролитие.

– Твои желания – буркнул Греттин, – меня не волнуют. – Повернув ручку, он шагнул в комнату.

Человек лежал на узкой кровати. Он был в точности таким, как описал Краск: высоким, широкоплечим и уродливым. Синяки покрывали его лицо – и все же черты можно было опознать. Тяжелая квадратная челюсть, сломанный нос, густые брови и широкий лоб. Все как в сообщении Магистров.

Один из стражей шепнул:

– Это он. Греттин кивнул.

– Краск, – сказал он, оборачиваясь к хозяину. – Никому в Друине не нравится, когда его будит стража. Твой гость может устроить бучу. Я не сказал бы, что сильно тебя люблю, но мой долг – сделать так, чтобы ты не пострадал. Поэтому тебе лучше убраться отсюда и оставить нас с ним наедине.

– Он уже крепко связан, – сказал Краск. – Что он может сделать?

Греттин не ответил. Он в упор смотрел на Краска. Тот развел руками и вышел из комнаты.

– Нам повезло, командир, – сказал один из стражей. – За этого малого мы получим награду. Магистры не останутся в долгу.

– Тс-с, – прошипел Греттин, – говори тише. Мы же не хотим разбудить нашего пленника, верно? – Он покосился на дверь, желая убедиться, что она плотно закрыта. – Вдобавок есть вещи, которые не предназначены для лишних ушей. Например, для Краска…

– То есть? – спросил страж. Греттин оглядел своих людей.

– Когда мы сдадим пленника Магистрам, нас вознаградят. Возможно, это будет неплохая сумма… Но почему не получить еще больше?

Стражники навострили уши.

– Что мы скажем Магистрам? Правду? Ха! То, что мы делаем, не очень-то смахивает на подвиг. Старик поймал преступника, связал, опоил – а мы просто притащили его с болота и заперли в каталажку? – Греттин покачал головой. – Не годится. История, мягко говоря, не очень. Нужно придумать что-нибудь получше.

– Например? – спросил страж.

– Очень просто, – отозвался Греттин. – Скажем, что мы сами его захватили. И это была непростая задача. Много дней мы выслеживали его на вересковье. Погода была омерзительной, а наш беглец – хитрым и ловким. Однако в конце концов мы его изловили. Разумеется, он отчаянно сопротивлялся. Дрался как безумный…

– Он потер руки. – Благие Магистры оценят наши усилия. Мы получим гораздо больше денег – а то и повышение. Может даже, нас переведут в другой город. Я ненавижу Кельтримин. Это самая захудалая дыра во всем Друине.

– Со всем уважением, командир, – сказал страж, – но вы кое о чем забыли. Люджен Краск знает правду. Что, если он…

– А Люджен Краск, – спокойно сказал Греттин, – будет мертв.

Стражи переглянулись.

– Как только он выведет нас из болота, мы убьем его и скормим угрям.

– А дочь?

– Туда же. – Греттин пожал плечами. – Люди подумают, что они сидят у себя на болоте. Никто их не хватится еще очень-очень долго. А когда тела начнут искать… что ж, после того, как над ними поработают угри, и тел-то не останется – одни кости. Никто ничего не докажет. А теперь, – он кивнул на Балласа, – задело.

И Греттин двинулся к кровати.

Пробуждение было не из приятных. Град ударов и тычков обрушился на Балласа. Открыв глаза, он увидел над собой человека с нашивками начальника стражи, заносящего кулак для очередной зуботычины. Тонкие губы стража расплылись в злорадной ухмылке. Двинув Балласа по лицу, он сделал знак своим подчиненным, и общими усилиями пленника стащили с кровати. Тот тяжело шлепнулся на пол. Отступив на шаг, начальник стражи ударил его ногой под ребра, потом в живот. Связанный по рукам и ногам Баллас не мог сопротивляться. Он свернулся клубком и лишь принимал удары.

Наконец избиение прекратилось.

– Нет лучшего лекарства от похмелья, – сказал командир, – чем небольшая порция жестокости с утречка. Рыбьи кишки, собачья шерсть – все это чушь, а не лекарство. А вот пара хороших зуботычин и пинков освежают как нельзя лучше. – Он пихнул Балласа сапогом в бок. – Поднимайся, Анхага Баллас.

Приподняв голову, тот взглянул на стража.

– Давай! – рявкнул начальник. – Вставай.

– Я не Анхага Баллас, – сказал Баллас, сплевывая кровь. – Вы ошиблись.

– Да ну? – Командир ухмыльнулся. – Все стражи в Друине знают о тебе и получили твое описание. На свое несчастье, ты очень приметен. Тебя проще опознать, чем моржа среди кур. – Он сделал знак двум стражам. Те ухватили Балласа под локти и вздернули на ноги. Третий присел на корточки и развязал ему ноги.

Несколько секунд Баллас стоял прямо. Потом комната поплыла перед глазами, и если бы стражи не держали его, он рухнул бы на пол. Баллас застонал, к горлу подступила тошнота; его вырвало желчью. Это не было следствием избиения. Баллас вспотел, хотя было нежарко. Глаза нестерпимо щипало, ресницы намокли от слез. Утренний свет, пробивающийся сквозь занавески, казался нестерпимо ярким.

Он обвис в руках стражей. Начальник пренебрежительно скривился.

– Для опасного преступника ты что-то слишком нежен, – сказал он. – Даже такие ерундовые побои не можешь выдержать, слизняк. Мы и били-то тебя несильно. Так, для острастки.