Мой тихий ужас - Кэрри Прай

Оставь меня в покое.

4.3

Моя комната походит на забытую берлогу. Добрый слои пыли на полках, не расправленные занавески, разбросанные по полу вещи и нехватка свежего воздуха Но внешняя картинка на порядок лучше, чем та, что рисуется в моей душе.

Чернота и больше ничего.

Я будто ненавижу весь мир и всё, что меня окружает меня. Ненавижу солнечный свет, ароматы, людские голоса. Ненавижу эти стены, ведь они напоминают мне о Софии. Ненавижу самого себя за то, что превратился в убожество.

Мелкая мерзавка всё же пробралась в мой дом и устроила в нём хаос. Обманула, притворяясь блаженной простушкой. Теперь её следы везде, они путают сознание, отравляя мою жизнь. Каждый день, каждую секунду.

– Тихон, давай поговорим, – подавленно бормочет отец, налегая на дверь. – Так не может больше продолжаться. Одиночество не сделает тебя счастливым.

Да что он знает о счастье? Предатель, который лишил меня будущего, находит в себе смелость давать мне советы? До чего же отчаянная тень.

Тень. Перманентное пятно. Полный черноты блик, который не имеет право на внимание. Я больше не могу смотреть на него по-другому. Не хочу видеть в нём личность, ведь она давно погибла под градом эгоизма.

Крепко сжимаю в руках весовой диск и швыряю его в дверь. На некогда ювелирном творении Елисея вырисовывается глубокая вмятина, как ярый знак протеста.

Наступает тишина. Мне становится легче.

Я смотрю на гору чемоданов, в которые так бестолково закидывал все свои вещи. Они заскучали. Мне лишь стоит сомкнуть зубы и оторвать голову от подушки; запрыгнуть в машину и до предела вдавить педаль газа, навсегда оставляя прошлое за плечами. Но так было бы легче всего.

А я противник лёгких путей.

Слышишь, Соня? Я не сломаюсь. Не стану тем, кем ты хотела меня видеть.

Очередной стук в дверь окончательно выводит меня из себя. Сжав кулаки, я готовлю их встречи с Елисеем, но распахнув дверь, встречаю неожиданных гостей. Первым между ног пробегает Рон, заскучавший по вниманию хозяина. Следующим в комнату заходит Арс. В огрубевшей руке парня ютятся изящные женские пальцы. Затем я слышу стук каблуков, и поднимаю голову. Мне хватает несколько секунд, чтобы разглядеть за кудрявой копной Иветту.

– Выглядишь паршиво, – заместо комплимента бросает Арс. – Мрачный взгляд, лицо помятое… Слово «душ» тебе о чём-нибудь говорит?

Таким я стал без тебя. Пустым. Безликим. Ничтожным.

– Нахрена припёрся? – цежу я, чувствуя напряжение каждой клеткой своего тела. Мышцы горят. Кулаки чешутся. Скулы пульсируют, как после удара тока.

Арс проходит в конец комнаты и деловито усаживается в кресло. Вета тем временем беспокойно накручивает медную прядь на палец.

Сейчас она не кажется мне железной леди. Девушку явно что-то тревожит.

– Я принёс тебе письмо, – выдаёт друг, поигравшись флешкой, как тем гипнотическим маячком. – И прежде чем ты решишь измельчить его блендером, я должен предупредить, что данный экземпляр единственный. Все другие ты уничтожил.

Единственным он был тогда, когда попал мне в руки. А после оказалось, что откровенные строки предназначались им всем.

Рон принялся вилять хвостом. Вета опустила глаза.

– Чихать я на него хотел. Сам знаешь об этом, – сдавленно рычу я.

Арс хватается за голову.

– Скажи мне, Тихон, ты осёл? Если так, то я куплю тебе корзинку морковки. Но если у тебя осталась хоть капля здравого смысла, то, будь добр, прочти это чёртово письмо! – вспыхивает Арс, что совсем ему не свойственно.

Я отворачиваюсь. Смотрю на кулаки. Глаза коробят татуировки, что изуродовали шрамы. Именно так выглядит сейчас моя душа.

– Это ведь ничего не изменит, – хриплю я, запустив пальцы в волосы.

Ничего. Ведь если бы Соня хотела, то давно бы вернулась ко мне.

– Возможно, – хмыкает Арс. – А быть может, перевернёт твой жалкий мир с ног на голову. Попробуй. Чего тебе стоит? И не нужно говорить про свою непоколебимую гордость. Всех уже тошнит от неё.

Мои противоречивые мысли перебивает одна неуместная. Я возвращаю свой взгляд на Вету, для которой моя комната – дьявольская западня. Она чувствует себя дискомфортно, не находит места, немного дрожит.

– А как же Паша? – задаю я тот вопрос, который совершенно меня не волнует. Мне просто нужно было что-то сказать.

– Не лезь в мои отношения, брат, – пригрозил пальцем друг. – Для начала разберись со своими.

– Отношения? – в унисон удивляемся мы с Иветтой. Девчонку явно шокирует дерзость Арса, но она не спешит возражать. Готов поспорить, что вспыхнувший на её щеках румянец показатель некого интереса.

Как много я пропустил, утопая в собственных проблемах…

Поразмышляв, я тянусь к накопителю, как в тот день, когда рассекретил его на ошейнике Рона. Однако друг уводит его от меня с комментарием:

– Ты обязательного прочтёшь. Но прежде я должен рассказать тебе правду. И будь уверен, она тебе очень не понравиться.

Что на этот раз? Я был уверен, что хуже уже быть не могло.

Я ошибался.

4.4

Прошло несколько недель после того, как я покинула дом Райских. Мучительные дни и бесконечные ночи не облегчили мой уезд, а напротив, всё больше намекали о неправильно сделанном выборе. Сердце превратилось в месиво, не желая отпускать всё то, что постепенно принимало с тихим трепетом и аккуратностью.

Пытаясь уйти в забытие, прячась в съёмной комнате общежития, я упрямо делала шаг за шагом, когда на деле уже давно карабкалась по дну.

Мне оборвали крылья. Лишили воздуха. Запретили прикасаться к тому, к которому так робко потянулась душа. Теперь мысли о Тихоне сравнимы с преступлением. Тяжким и непростительным.

И когда казалось, что вскрывшаяся вдруг правда должна была сойти за нечто отворотное, я всё больше тянулась к нему, пытаясь найти хоть малейшую лазейку. То, что подвергнет факт родства сомнению, а после разобьёт его вдребезги.

Но этого не случилось.

Мать безустанно твердила о том, что нужно быть сильнее, принимать неизбежное с гордостью и просила вернуться домой. Я же не хотела возвращаться туда, где каждый норовил мне солгать. И Божена, и Вета не могли предположить, какую боль тем самым причинили. И заставили меня причинить её другому.

Любое место на планете сейчас могло сойти за худшее, будь то апартаменты Райских или собственный дом. Но здесь, в забытой богом общаге