Другое Место. Рассказы - Джон Пристли

Завидев Джимми, который проверял билеты у пассажиров на выходе, Милли на минутку замешкалась, но потом поняла: надо его проучить. И снова подхватила спутника под руку, нежно взглянула на него и затараторила, а потом, когда они были уже в метре-двух от Джимми, расхохоталась без всякой причины. К сожалению, ее спутника, высокого молодого человека, служащего в музыкальном отделе их универмага, все это напугало, так что он вздрогнул и принялся торопливо шарить по карманам в поисках билетов. Милли, конечно, расстроилась, но тут же вспомнила, что одет он в нарядный вечерний костюм и что при таком освещении его сходство с самим Джоном Гилбертом и еще несколькими кинозвездами даже заметнее, чем обычно.

Джимми вовсе не показался ей таким несчастным, каким ему следовало быть — правда, его обычная широкая ухмылка куда-то пропала. Он кивнул ей, но потом отвел глаза и принялся что-то громко напевать. Хотя не мог не заметить, как у нее на губах мелькнула снисходительная улыбочка. Очутившись по другую сторону турникета, она снова взяла своего спутника под руку, взглянула на него и рассмеялась, склонив голову к самому его плечу. На выходе они на мгновение остановились, и Милли быстро взглянула назад. Так и есть: Джимми смотрел ей вслед.

Теперь следовало поставить на место этого типа из музыкального отдела. Конечно, сходить с ним раз-другой в Пале-де-данс, на танцы, еще куда ни шло; но вот если он решил, будто на этом основании с нею можно пускаться во все тяжкие, в духе Джона Гилберта, тут он ошибся. Неожиданная близость, возникшая на выходе из метро, вдруг куда-то улетучилась, так что спокойной ночи пожелал Милли у ее дверей никакой не Джон Гилберт, а растерянный молодой человек, совершенно сбитый с толку и не понимавший, что произошло…

— Так что все это, — подвела итог Милли, дав своей сестрице Дот подробный отчет обо всех событиях, — пойдет Джимми Андервуду на пользу — такое мое мнение.

Все хорошо в меру, даже самостоятельность. С кем-то все же надо делиться тем, что с тобой происходит, и у Милли этим кем-то была ее сестра, с которой она делила небольшую спальню — а если точнее, одну, причем не слишком широкую кровать.

— А какой он из себя? — спросила Дот.

— Джимми? Ты что, неужто не знаешь…

— Да нет, какой еще Джимми! — с досадой воскликнула Дот, которая несколько месяцев только про Джимми и слышала. — Тот, другой, с кем ты сегодня гуляла.

— Ах, этот! Да так себе. Какой-то мягкотелый, ни рыба ни мясо, — отмахнулась Милли, разглядывая чулок: она явно и думать забыла про молодого человека из музыкального отдела. — Вот погоди, — продолжала она, — еще увидишь, как Джимми вновь явится ко мне, несчастный, чуть живой от раскаяния.

Однажды утром, дня через три после того случая, за время которых мистер Джеймс Андервуд не подавал признаков жизни, Милли по вызову подняла лифт из подвала на первый этаж.

— Ва-ам наверх? — спросила она.

— Наверх, наверх, — услышала она знакомый голос.

Рядом с ней стоял Джимми Андервуд, но не в форменной одежде, а в ловко сидящем на нем синем костюме и в кепи — ни дать ни взять, джентльмен. Он присел на диванчик в лифте, ухмыльнулся, потом взглянул на нее весьма сурово.

— Послушай, Милли, что это ты вздумала? — начал он.

Тут раздался звонок. Оправившись от неожиданного появления Джимми, Милли совершенно хладнокровно отправила лифт вниз, но тут же остановила его, так что он завис между первым этажом и подвалом. Звонок, правда, явно не собирался с этим смиряться…

С точки зрения Милли, этот визит означал полную капитуляцию Джимми. Он не решился бы углубиться в сверкающие джунгли универмага, если бы не хотел как можно скорее увидеть ее. Она понимала, что теперь стала хозяйкой положения. И что Джимми легко не отделается… Ишь, какой нахал, заявляет: «Что это ты вздумала?»

— Ты зачем сюда явился, Джимми Андервуд? И что за обращение у тебя такое: «вздумала»?..

Она презрительно взглянула на него, суровая и неприступная, такая элегантная в своей шоколадно-золотистой форме.

— Ну, я, в общем, вот что хочу понять… — снова начал Джимми.

Но звонок растрезвонился не на шутку. Его уже никак нельзя было оставить без внимания.

— Черт бы тебя побрал! — буркнула Милли и вознесла их обоих на второй этаж. Там она мгновенно превратилась в слегка надменное, деловитое создание, которое всем нам, покупателям этого универмага, столь хорошо знакомо.

— Ва-ам наверх?

Фиолетовая Шляпка пожелала попасть в скобяные изделия, а Искусственный Соболь — в верхнюю одежду (и в самом деле, давно пора), и Милли скоренько довезла их, соответственно, на четвертый и пятый этажи. После чего вознесла себя и Джимми на шестой, последний этаж универмага.

— Это что за парень был с тобой? — снова принялся за свое Джимми.

Милли подняла брови.

— Так, знакомый. А что, ты против?

— Ни-ни, да что ты! Вовсе нет! — воскликнул Джимми, стремясь выразить интонацией столько оттенков смысла одновременно, что голос его прозвучал удивительно глупо. Отчего сам он, разумеется, пришел в ярость.

— Хочешь тратить время на этих фальшивых тузов из Вест-Энда, так — вперед, полный вперед, скатертью дорога!

Однако Милли могла дать полный вперед, только управляя своей летающей кабинкой, поскольку она как раз заметила приближение черного пиджака: это был сам мистер Мэрдсон, заместитель директора. И она опустила лифт так стремительно, что Джимми даже охнул от неожиданности. И открыла дверцу на третьем.

— Ва-ам вни-из? — ледяным тоном спросила она.

Невысокий священник печально воззрился на нее поверх большого свертка странной формы.

— Нет-нет, наверх, — с трудом выговорил он, и она едва не прищемила его, резко захлопнув решетку лифта.

— Видишь ли, Милли, — сказал Джимми, поднимаясь с диванчика, — я все собирался зайти, да никак не мог.

— Да ну? Какая жалость…

Трудно быть язвительной, когда стоишь спиной к собеседнику, кроме того, приходится говорить громче обычного, однако Милли старалась, как могла.

— Дело в том, что…

Но тут снова раздался звонок, и она лишь услышала что-то про вторник и про вечера, из чего сделала вывод, что его опять неожиданно поставили работать в вечернюю смену. Это его, конечно, отчасти оправдывало, но все-таки она не была еще готова простить его. Он по-прежнему вел себя довольно нахально, хотя немного присмирел, и, похоже, относился к ней так, будто она была его собственностью. Между тем звонок явно обращался с ними обоими, как со своими слугами.

Они приехали на первый этаж, где их дожидалась целая толпа удивительно глупых людей. Когда она открыла дверцу и спросила «Ва-ам наверх?», они еще некоторое время стояли и чего-то ждали. Может, думали, что ее Джимми из лифта выйдет. А он и не собирался. В полном смущении, красный, как рак, он распластался по задней стенке, стараясь занимать как можно меньше места. Люди заполнили лифт, и Милли довольно долго развозила их по разным этажам. Пока лифт перемещался с одного этажа на другой, в нем воцарялась мертвая тишина, и слышалось только тяжкое сопение Джимми. Ему все это уже начало надоедать. Так ему и надо.

Тут полная дама с крючковатым носом громко объявила, что желает вернуться на первый этаж. Этого Джимми вынести не смог, его распирало от желания оправдаться перед Милли. Он был уже не в силах сдерживаться.

— Так я, значит, в воскресенье забегу, ладно? — вымолвил он, пока они ехали вниз.

— Какое вы имеете право… — начала полная дама, уставившись на него.

— Да я не вам, а девушке, — пробормотал Джимми.

Милли почувствовала, как ее лицо и даже шея покраснели от стыда. Она в ужасе уставилась в темноту лифтовой шахты. Джимми, конечно, в своем репертуаре: явился — и на тебе, выставил ее полной дурой. А вдруг эта дама возьмет да пожалуется? Она как раз из таких, которые, чуть что не так, тут же бегут жаловаться. Милли по опыту знала, что именно толстухи с крючковатыми носами хуже остальных… Женщина, правда, больше ни слова не сказала, и Милли посмотрела ей вслед с облегчением, когда та, грузно переваливаясь, двинулась к выходу. Больше лифт пока никто не вызывал, и она поехала в подвал, где в то утро было спокойно.

Милли повернулась к Джимми: тот явно был не в своей тарелке. А на кой он вообще заявился? Чего ради все эти разговоры? Может, это он нарочно, чтобы устроить ей неприятности?

— Короче, извини, ладно? — пробормотал Джимми. Он чувствовал свою вину, а как же иначе, он ведь сам работал с людьми, когда дежурил на станции. — Я только хотел сказать, что в воскресенье в любом случае зашел бы, но когда увидел тебя с этим типом, да еще вспомнил, что ты раньше говорила…

— А что я такого говорила?!.. — запальчиво вскричала Милли.

— Будто сама не знаешь, — отрезал Джимми, который, конечно, был человеком смелым, однако поостерегся повторять здесь, в подвале универмага, их клятвы в вечной любви и верности до гроба.