Вечная тайна лабиринта - Дэвид Маккалоу

А еще он много путешествовал в погоне за загадочными лабиринтами — по русской Арктике, по юго-западу Америки, по испанскому Средиземноморью, по Восточной Германии — в те времена, когда пограничники слабо верили сказкам про какие-то торфяные лабиринты. Он побывал и в заброшенном карьере рядом с Шартрским монастырем вместе с Марти Кермином, и вот как он описал известняк, использованный для создания знаменитого церковного лабиринта: «Это странный-престранный камень, весь в каких-то кристаллах. С виду похож на сливочное масло, когда его откалываешь, а потом становится нежно-оранжевым».

Интерес Джеффа Соуарда к лабиринтам возник еще в студенческие годы — когда он принимал участие в астрономической конференции в Винчестере. Там он наткнулся — в самом прямом смысле слова — на торфяной лабиринт на Сент-Кэтринс-Хилл. Раньше он никогда не видел ничего подобного и был удивлен тем, что в этом лабиринте нет никакой загадки, а всего-навсего одна дорожка, которая в конечном итоге приводит к центру. Он начал читать специальную литературу и искать другие подобные вещи и в 1979 году, работая химиком в нефтяной компании (он занимал эту должность целых двадцать три года), опубликовал путеводитель по британским торфяным лабиринтам. К его удивлению, первые двести экземпляров разошлись почти сразу же, и он начал получать письма с исправлениями и дополнительной информацией. Все новые сведения он тоже опубликовал и разослал экземпляры исправленной брошюры всем авторам писем — их было около тридцати. В качестве названия Соуард использовал валлийское слово Caerdroia, означающее «лабиринт», и в 1989 году «Каэрдройя» стал ежегодным журналом, сегодня на него подписано около пятисот человек.

В основном в журнал пишут те же, кто его читают, но публикуются также и материалы большинства известных людей мира лабиринтов. Есть здесь эссе и фотографии самого Соуарда, цветные вклейки с фотографиями, а также многочисленные чертежи энергетических линий и карты. По стилю журнал напоминает одновременно научное издание и подборку писем, которые отправляют друг другу друзья под Рождество. Отдельное внимание журнал уделяет знакомству англоговорящего мира с проблематикой скандинавских лабиринтов (и конкретно — с исследовательской работой Джона Крафта). А еще Соуард с увлечением развенчивает лабиринты, которые, по его мнению, не являются тем, чем их считают (или далеко не так стары, как принято думать). Например, два наскальных изображения классического лабиринта в Рокки-Вэлли в Корнуолле обычно относят к бронзовому веку и однажды даже приводили в качестве доказательства того, что древние критские моряки доплывали до берегов Британии. Но очерк дочери Джеффа Абигель убедительно доказывает, что рисунки появились там не раньше XVIII века. Меньше внимания в журнале уделяется тому, что называют элементом нью-эйдж, — статьям на тему медитации и целительства, как физического, так и духовного. Соуарда больше интересует лабиринт как исторический феномен. «Моя задача — найти и раскопать информацию. Если у вас есть своя теория о лабиринтах — прекрасно, но убедитесь, что в вашей колоде есть все карты». То есть что вы располагаете всеми необходимыми фактами. Если Лорен Артресс можно назвать духовной крестной матерью современного движения по изучению и возведению лабиринтов, то Джефф Соуард — его фактологический крестный отец.

Самая большая ассоциация, занимающаяся изучением лабиринтов, Общество лабиринтов, была основана в 1998 году и открыта для всех энтузиастов, независимо от того, сколько карт в их личной лабиринтной колоде. Сейчас в ней состоит около 650 членов, преимущественно (но не исключительно) американцев, и больше половины из них — женщины. Раз в году они устраивают четырехдневное собрание в каком-нибудь американском городе (Атланте, Сакраменто, Балтиморе) и время от времени — где-нибудь за границей (недавно они встречались в Гластонбери), где читают доклады, строят временные лабиринты, ходят по ним и вообще получают удовольствие от общения с такими же, как они, людьми, которые понимают разницу между лабиринтом и путаницей. Темы докладов и семинаров бывают самые разные — здесь могут излагать теории происхождения лабиринта, рассуждать о всевозможных производных слова «путаница» и об использовании лабиринта для лечения детей, больных аутизмом, и о том, откуда и каким образом раздобывать средства на строение лабиринтов, и о «Черной Деве» из Шартра, и о применении «волшебной лозы», и о лабиринте в танце, и о средневековой геометрии, и о использовании лабиринтов в реабилитационных отделениях. Вряд ли найдется где-нибудь другая конференция, на которой собирались бы люди столь разных профессий — от историка-медиевиста до врача-массажиста, но все они относятся друг к другу с уважением — из уважения к тому общему интересу, который свел их всех вместе.

На конференции по лабиринтам все чаще и чаще поднимается вопрос о вовлечении лабиринтов в традиционную медицину. Все большее число клиник начинает применять их в качестве одного из методов лечения. Дэвид Толцман полагает, что именно в этой области лабиринты в будущем станут приносить максимальную прибыль. Марти Кермин тоже обнаружил, что большинство лабиринтов, которые он строит, заказывают именно медики, и он полагает, что это говорит не столько о снижении интереса к более традиционному использованию лабиринтов — в церквах или школах, — сколько о возрастающем внимании со стороны медицинских учреждений. По подсчетам Роберта Ферре, в настоящий момент в Америке существует пятьдесят— шестьдесят медицинских лабиринтов. Мода на переносные тканевые лабиринты прошла, уступив место постоянным конструкциям, и это значит, что лабиринты успешно прошли испытательный период. Один более циничный наблюдатель, имеющий кое-какой опыт в медицинской области, высказывает предположение, что благотворительные организации платят за лабиринты с большим удовольствием, чем за новые магнитно-резонансные томографы, потому что лабиринты «симпатичнее и сексуальнее» и лучше заметны для случайного прохожего. Виктория Стоун, дизайнер-декоратор из медицинского центра «Калифорния Пасифик» в Сан-Франциско, полагает, что лабиринт очень привлекателен для светских учреждений потому, что, будучи «духовным», он не является при этом «религиозным».

И вот их строят, ими пользуются. И Стоун, и Толцман ссылаются на доктора Герберта Бенсона из Гарвардского медицинского колледжа, который, хотя и не употребляет слово «лабиринт», подчеркивает терапевтическое значение того, что в своей книге «Бесконечное исцеление» называет «сосредоточенной ходьбой». Один добровольный помощник, принимавший участие в постройке лабиринта в Уэстчестерском медицинском центре в пригороде Нью-Йорка, рассказывает, что был сильно удивлен, когда обнаружил, что лабиринт пользуется популярностью не столько у пациентов и их родных, как ожидалось, сколько у персонала клиники, причем преимущественно не у докторов и администрации, а у медсестер, санитаров и других, чьи рабочие часы длились долго и монотонно.

Куда больше, чем настоящих садовых лабиринтов, в больницах представлено лабиринтов другого рода. Это миниатюрные лабиринты — деревянные или пластмассовые, а иногда и просто нарисованные на ткани или бумаге, которые используются для того, чтобы прикованные к постели пациенты могли проводить по их дорожке пальцем. Как показывает потертый каменный лабиринт XIII века у дверей собора в Лукке, проводить по лабиринту пальцем люди начали почти так же давно, как и ходить по нему ногами, — и в этом повторяемом действии многие обретали успокоение, а иногда даже и избавление от недуга. Для некоторых это становится своего рода медитацией сродни перебору четок. Нил Харрис, психотерапевт, применявший лабиринты самыми разными способами, использует двусторонний ручной лабиринт — два зеркально отображенных лабиринта, вырезанные по обе стороны одной деревянной дощечки — в начале некоторых своих психотерапевтических сеансов. Пациент и врач садятся друг к другу лицом и прослеживают дорогу лабиринта пальцем, каждый — в своем темпе. Иногда они делают это молча, а иногда врач задает вопросы или предлагает тему, над которой следует подумать. Харрис обнаружил, что такая практика помогает наладить контакт между врачом и пациентом. Даже если никакой другой пользы лабиринт не несет, он дает возможность почувствовать спокойную открытость по отношению друг к другу — пока пациент и доктор заняты каждый своим делом.

Существуют истории о почти чудотворных исцелениях на лабиринте — о том, как люди вдруг перестают нуждаться в очках, а больные артритом неожиданно обретают легкую походку, о которой забыли и мечтать. А ведь и в самом деле: если лабиринт действительно представляет собой энергетический сгусток — что обещает продемонстрировать Алекс Чемпион и прочие любители «волшебной лозы», — то почему бы этой энергии не исцелять? Но истории об излечивании от болезней никогда не бывают «из первых рук». Чей-то знакомый слышал это от своего знакомого, которому кто-то рассказал, что слышал или сам наблюдал удивительное явление. Нет ни одного доказательства, которое можно было бы назвать научным. А дело все в разнице между словами «выздоровление» и «исцеление».