Пастырь Вселенной - Дмитрий Абеляшев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Как тебе удалось освободиться? – как можно непринужденнее постарался произнести Володя, просто чтобы разрядить эту зловещую, предсмертную даже какую-то, недобрую тишину, но со стороны было слышно, даже ему самому, как трусливо дрожал его голос.
В ответ девушка произнесла нечто по-анданорски, насмешливо буравя Владимира глазами. И опять воцарилось гнетущее молчание. Затем, насладившись эффектом, Лея сказала по-русски:
– Нет, не буду тебя учить анданорскому. Земляне – и ты в их числе – слишком тупы, и если ты начнешь учить язык моей родины, ты выучишь его до того уровня, на котором я сейчас говорю на твоем, года за три. Отвечай мне, так это или не так?
– Так, – сглотнув, сказал Володя.
– А у меня нет на тебя даже двух дней, – произнесла Лея. – Ты читал указ нашего божественного Императора?
– Читал, – отозвался Владимир.
– Чем я, как офицер оккупационного корпуса, должна наказать твой проступок?
– Смертью, наверное, – задумчиво выдохнул Владимир.
– Верно. Ты ведь знал, на что шел, не так ли?
– Да, – согласился Володя.
– Ну, стало быть, – сказала Лея, стоя неподвижно, как вкопанный столб, – сейчас мы с тобою и приступим к процедуре лишения тебя жизни. К слову, – добавила Лея после краткой паузы, – как тебе мой наряд и роспись на лице?
– Ты выглядишь изумительно, – честно признался Владимир, даже не надеясь, впрочем, лестью смягчить свою участь. Конечно, у него оставалась некая абстрактная надежда на лучшее, но, говорят, она есть у каждого даже в момент, когда табуретка предательски вылетает из-под его ног, а канат эдак по-дружески поддерживает за шею.
– Спасибо, – сказала Лея, – это так трогательно – твои комплименты. А знаешь, для чего я надела на себя эту личину человеческой раскрашенной самки? Ты же не думаешь, что для твоего удовольствия?
– Почему же, – отреагировал Володя, садясь в кровати. – Я как раз надеялся, что именно для этого.
– Ты ошибся, – сказала Лея и, сев на стул напротив Володи, закинула ногу за ногу. Впрочем, платье было длинным, и Владимиру, похоже, более не судьба было увидеть ее великолепные колени. Увы.
– Так как же, если не секрет, ты оказалась на свободе? – уже уверенным голосом повторил Володя свой первый вопрос, искренне любуясь прекрасными чертами своей пленительницы, акцентированными искусным макияжем.
– А ничего сложного, – махнула рукой, свободной от пистолета, Лея. – Твоя глупость и мой разум не могли, рано или поздно, не привести к подобному результату.
Лея чуть склонила набок головку, и пепельные, тщательно расчесанные теперь волосы изумительной волной пали ей на плечи.
– Так вот, – сказала Лея. – Руки-то ты мне неплохо связал, не спорю. А вот ноги доверил завязать мне самой. Я даже удивилась немало, что ты их потом не перевязал заново. Я даже от вечернего похода в туалет отказалась по этой причине, хотя боялась уже, что не выдержу. Тебе не показалось, что узлы, которыми я связывала себя, были какими-то странными?
– Показалось, – честно признался Володя, вспомнив замысловатые, но такие крепкие на вид петли, которыми Лея опутывала себе ноги.
– Ну так вот, – зевнув, сказала девушка, – нас учили им в Штурмовом отряде. Ну а дальше все элементарно – высвободив ноги, я довезла твой шкаф на себе до ручки ящика, у которой были острые края. И через часа два, не больше, перепилила ремень о ее грань. А вас разве подобному не обучали, я о узлах?
– Да я вообще, так сказать, глубоко мирный человек, – сказал Володя, вспомнив, впрочем, как он перерезал горло напарнику Леи, и усмехнулся.
– Я заметила твой непрофессионализм, – бесцветно отозвалась девушка. – А кстати – хотя это уже ничего не меняет, – что ты собирался со мною делать?
– Не знаю, – честно признался Володя. – Но я не собирался тебя ни отпускать, ни выдавать Сопротивлению, ни тем более убивать.
– Какая трогательная глупая романтика, – сказала Лея презрительно-холодным тоном. – Как раз из ваших художественных фильмов. Но я предпочитаю фильмы документальные, как ты знаешь. А там подобного не бывает.
– Да, знаю, – согласился Владимир.
– А раскрасилась я в эту лживую земную раскраску, – сказала Лея, возвращаясь к прерванной было теме, – чтобы показать тебе, как глупо и гадко изображать на своем лице лживые чувства. Ты ведь, надеюсь, заметил, – с высокомерным разворотом головы произнесла Лея, – что раскраска ваших женщин имитирует состояние крайнего полового возбуждения. Видишь, как неприятно, когда человек изображает совершенно не то, что собирается сделать?
– А мне нравится, – честно сказал Володя, чувствуя, что их беседа, а с нею скорее всего и его жизнь подходит к концу.
– Ну, раздевайся теперь, – приказала Лея. – Не все же тебе меня мучить.
– Догола? – поинтересовался Владимир, которому почудилось, что такой немного эротический оборот вновь дарит ему уже знакомую тень надежды.
– Конечно, – сказала Лея.
Владимир, отбросив одеяло, остался в трусах и футболке. Лея навела на Володю дуло плазмомета, откровенно наслаждаясь местью. Улыбка так и не родилась на ее таки прекрасных и таких бесчувственных губах. Лишь скинув футболку и испытывая невольную, неуместную и даже глупую гордость за рельефные, накачанные мускулы своего обнаженного торса, Владимир ощутил, как в его квартире пронзительно холодно. Раньше ему было как-то не до этого. Лея, кажется, уловила какой-то невольный зябкий жест Владимира и сказала:
– Это ничего, мой милый. Это я тут устроила небольшой сквознячок. Теперь тебе холод даже очень полезен, как пельменю в морозилке. Дольше не протухнешь – ты же сейчас будешь переведен мною в состояние, не пригодное для жизни, – читал указ?
Владимир невесело подумал, что женщина с таким ледяным сердцем, как Лея, могла назвать его милым, только будучи уверенной, что продырявит его из плазмомета. И решил не отвечать.
– Ну, раздевайся, раздевайся, – подбодрила его Лея, взмахнув дулом своей смертоносной игрушки.
Володя снял трусы, без стеснения глядя Лее прямо в глаза – чего стесняться своего палача, это он пусть испытывает дискомфорт.
– Хорошо, – сказала Лея, придирчиво и без тени стеснения оглядывая его тело. – Теперь возьми это, – и она бросила Володе черную повязку, очевидно найденную ею в том же шкафу, где она отыскала и платье, и косметичку, – и завяжи себе глаза.
– Мне это не нужно, – откликнулся Владимир, – стреляй так.
– Нет, ты завяжешь глаза, – сказала Лея. – Ты будешь меня слушаться, иначе я заставлю тебя жестоко страдать перед смертью. У нас на Анданоре, – сказала девушка, буравя Владимира своими жестокими, пронзительными глазами, – существует такая казнь. Преступнику отстреливают сперва одну конечность, потом другую, и так все четыре. Здорово, да? А в конце – голову.
– У нас тоже была такая казнь, – кивнул Володя. – В давние, дикие времена, в которых до сих пор застрял твой Анданор. Только делалось все при помощи топора. И называлось четвертованием.
Лея лишь раздраженно махнула в ответ рукой и сказала, скривив алый цветок своих губок:
– Нет, не то. Десять минут – и ваш преступник умирал от кровотечения. И все это знали, и он сам тоже. Не интересно. От плазмы же, – и девушка многозначительно взвесила в руке пистолет, впрочем, держа под контролем малейший жест Владимира, – кровотечения не бывает. Отстрелил, к примеру, преступнику руки и радуйся ему хоть день, хоть год. Хоть оставь так жить до старости. Полная свобода. Никаких временных рамок. Здорово, да?
Владимир тяжело вздохнул и повязал себе на глаза повязку, мысленно попрощавшись с дневным светом и думая увидеть его в следующий раз уже в конце тоннеля. “Хорошо, что я исповедался в убийстве, – внезапно подумалось Володе. – Да и попостился хоть пару деньков. Слава Богу”. Внезапно Владимир почувствовал, что на его левую руку упала то ли веревка, то ли ремень. Володя нашарил и взял ее, ощущая, как ледяной воздух заставляет все тело покрыться колючими мурашками. “Это ненадолго”, – успокоил себя Владимир и услышал голос Леи:
– Ложись на пол и связывай себе ноги.
Володе надоела пустая, изнуряющая беседа с жестокой Леей, и он молча подчинился. На ощупь выбрал свободное место и лег на такой противный, голый, холодный паркет. И принялся, вновь без помощи зрения, скручивать себе ноги. “Какая же она мстительная... – с тревогой подумал он. – Как бы действительно не устроила мне ампутацию конечности из плазмомета”. Наконец, Володя связал себе ноги и стал покорно ждать. Это ожидание было поистине мучительным. Владимир почувствовал, как ему вдруг стало неимоверно жарко, несмотря на явный холод вокруг. Его дыхание невольно сбилось, и он понял, что еще секунда, и он не выдержит и сорвет повязку. Владимир просто потерял счет времени. Ему казалось, что он лежит вот так, с повязкой, обнаженный, на спине, со связанными ногами, уже с четверть часа, хотя на самом деле Лея мучила его менее минуты.