Пастырь Вселенной - Дмитрий Абеляшев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Володе надоела пустая, изнуряющая беседа с жестокой Леей, и он молча подчинился. На ощупь выбрал свободное место и лег на такой противный, голый, холодный паркет. И принялся, вновь без помощи зрения, скручивать себе ноги. “Какая же она мстительная... – с тревогой подумал он. – Как бы действительно не устроила мне ампутацию конечности из плазмомета”. Наконец, Володя связал себе ноги и стал покорно ждать. Это ожидание было поистине мучительным. Владимир почувствовал, как ему вдруг стало неимоверно жарко, несмотря на явный холод вокруг. Его дыхание невольно сбилось, и он понял, что еще секунда, и он не выдержит и сорвет повязку. Владимир просто потерял счет времени. Ему казалось, что он лежит вот так, с повязкой, обнаженный, на спине, со связанными ногами, уже с четверть часа, хотя на самом деле Лея мучила его менее минуты.
– Ну что, смельчак, – вдруг каким-то совсем новым тоном сказала девушка. – Хочешь все видеть своими глазами?
Владимир с трудом нашел в себе силы выйти из какого-то полусонного кошмарного круга и пересохшими губами произнес:
– Да. – Ему казалось, что ничего не может быть хуже этой повязки. Ну, разве что если Лея отстрелит ему какую-нибудь часть тела, на свой выбор.
– Ну так снимай, – разрешила Лея, и Владимир непослушной, откровенно трясущейся рукой стянул повязку с глаз. И увидел Лею, стоящую над ним совершенно голой. В ее руках не было плазмомета, и стояла она к Володе лицом, грудью, животом, в общем, всем.
Но Володе сейчас не было дела ни до чего. Его так близко, еще секунду назад, овевало дыхание смерти, что ему были абсолютно безразличны все, такие волнующие еще совсем недавно прелести Леи. Платье, которое девушка сняла, пока Владимир связывал себе ноги, было аккуратно повешено на спинку стула. Владимир сейчас не мог даже порадоваться тому, что остался жив, не говоря уж о чем-нибудь ином.
– Ну что, герой, – с насмешливой лаской в голосе спросила Лея, опустившись на корточки и нежно проведя пальцами по груди Владимира, коснувшись мимоходом левого соска. – Твое вчерашнее предложение все еще в силе?
Владимир вспомнил, о чем речь. Ему было очень тяжело сейчас, когда жизнь меняла свое течение на 180 градусов. Нет, сам-то он, разумеется, был несказанно рад, счастлив просто такому обороту дела. Он жив, и Лея согласна принадлежать ему; вроде бы все его мечты сбылись, но тело было сейчас таким ватным, бестолковым, словно покойника достали из гроба и, толком не оживив, сказали, что у него теперь все просто великолепно в личной жизни. И Владимир с трудом, через силу промолвил бессильными губами:
– Да, в силе, Лея, но это была жестокая шутка.
Лея с любовью заглянула в глаза Владимира и, гладя его лоб, там, где начинали расти волосы, с тихой лаской сказала:
– Ну что ты, дурачок. Разве могла бы я так жестоко шутить с тобой. Просто если бы я этого не сделала, я бы на всю жизнь затаила на тебя обиду, и ее было бы уже ничем не искупить, понимаешь? Согласись, – сказала девушка, прикоснувшись второй рукой к животу Володи, – мы с тобою встетились тоже не самым обычным способом. Я и вчера тебя очень хотела, правда, мне просто нужно было, чтобы наши отношения были равнонравными, понимаешь? Для меня это очень важно.
Лея тем временем села на связанные бедра Володи и сказала:
– Я поняла, на что ты пошел ради меня, постепенно, по мере изучения твоего языка. Понимаешь? Когда, к тебе приходили из Сопротивления, я слышала каждое слово вашего разговора, и я выучила наизусть каждое, слово. У анданорцев память куда как надежнее вашей, дикарской, не способной сохранить даже расположение предметов в вашей собственной комнате, – не так ли? Да и слух поострее, хотя это уже странно.
Владимир наконец ощутил, как счастье от того, что он правда жив, и что его возлюбленная с ним, и что на этом этапе его жизни произошел-таки пусть промежуточный, но хеппи-энд, стало певуче наполнять собою каждую клеточку его тела. Это было так сладостно, что даже сравнить было не с чем. Куда там, радость от первой сигаретной затяжки после суточного перерыва не шла с этим сладостным восторгом непрерванности бытия ни в какое сравнение. И Володя молчал и молча слушал Лею, которая, похоже, и не ожидала, что реакция Владимира на ее месть будет мягче, а потому, оставляя паузы в своей речи для возможных Володиных ответов, нимало не смущалась, если он ими не пользовался.
– Ну так вот, – продолжала она свою мысль, не прекращая реанимационных мероприятий своими нежными, ласковыми пальчиками, – я понимала все новые слова, и очень скоро передо мною выстроилась стройная картина того, на что ты пошел ради меня. Милый, ведь это называется предательство. Возможно, тогда-то я в тебя всерьез и влюбилась. Но с моим костюмом все было взаправду, и раздевалась я тогда под дулом плазмомета, с досадой думая, как неправильно у нас с тобою могут сложиться отношения, если ты меня все-таки решился бы изнасиловать.
– И что бы ты сделала тогда? – спросил Владимир, чувствуя, как все его тело наливается новой, игристой, как молодое вино, силой. Володя лишь теперь понял, что значит “чувствовать себя как будто заново родившимся”. Это совершенно уникальное, ни с чем не сопоставимое чувство.
– Я бы? – печально улыбнулась Лея. – Ушла бы от тебя этой ночью и оставила бы тебе пронзительную такую записку. Там было бы нечто такое, от чего бы в твоих жилах всю оставшуюся жизнь стыла кровь. А в штабе я соврала бы, что меня содержали совершенно в другой квартире, другие люди. Знаешь, милый, я бы тебя не выдала, но тебе бы от этого было не легче, поверь. И уж ты бы меня никогда больше не увидел, это уж точно, – сказала Лея, ложась на Владимира всем своим изумительным, мягким, податливым, теплым, сказочным телом, которое электрическим током оживляло даже то, что до сих пор оставалось расслабленным и мертвенно-сонным. Лея накрыла его собою с такой неподражаемо непринужденной легкостью, что Владимира даже пронзила ревнивая мыслишка о возможной многоопытности его избранницы. Владимир усмехнулся ходу своих мыслей. Ишь, чего захотел, подумал он. Три минуты назад на краю могилы лежал и думал, сразу ли меня пристрелят или сперва отстрелят ноги из плазмомета. А теперь уж девицу мне в невесты подавай, а не женщину, и Владимир, крепко обняв Лею, припал губами к ее губам, растворяясь в первых могучих аккордах иссушающей симфонии страсти.
Глава 18
СЧАСТЬЕ
Владимир проснулся от жестокого холода на полу своей комнаты. У него было такое ощущение, что прошлой ночью ему приснился самый захватывающий и фантастический сон, на какой только оказалось способным его воображение. Однако рядом с Володей здесь же, возле него, спала прекрасная Лея, и Володя понял, что все события, одно за другим воспроизводимые черным ящиком его памяти, происходили в действительности. Володя обнял девушку – она была горячая, как печка. Владимир с улыбкой погладил ее рукой по спине, как кошечку, и Лея, не просыпаясь, сладко улыбнулась и плотнее прижалась к нему своим нежным телом.
Сейчас Володе было как-то совсем дико представить, что это именно она была в том патруле, на который он совершил нападение меньше недели назад. Сейчас он был убежден, даже не так – он просто знал наверняка, что Лея была той самой женщиной, которая ему суждена от Сотворения мира. Володя подумал, что он теперь, должно быть, единственный землянин, который выиграл от оккупации – ведь если бы Анданор не завоевал Землю, он никогда не встретил бы свою настоящую судьбу, а довольствовался бы такими вот синицами, привычными к мужским рукам, как Лена. Владимир, не в силах совладать с уличным просто морозным холодом, обращающим его дыхание в облачка пара, сейчас стоял над своей спящей красавицей и одевал вот уже второй свитер поверх футболки, любуясь прекрасным телом своей суженой. Володя не сомневался, что ей-то как раз вполне комфортно в этой морозилке, в которую она превратила его жилище. Кожа ее бедер, лица и поясницы была даже чуть розовой и уж во всяком случае без малейших признаков зябких мурашек. “Вот куда уходит вся еда, принесенная Зубцовым на месяц, – усмехнулся с грустинкой Володя, – эта девушка имеет такой метаболизм, что у нее, как у малой птички, все питательные вещества превращаются в тепло. Ну и климат, должно быть, на ее родине”. Володя, чувствуя себя возмужавшим и свежим и даже начиная немного согреваться, надел для полного комфорта поверх свитеров еще и кожаную куртку. Если бы была горячая вода, он, без сомнения, принял бы ванну, однако сегодня воду вновь отключили. Ну что же – не может же все быть хорошо. Владимир и так чувствовал себя счастливее, чем когда-либо в жизни. Плазменный пистолет лежал на стуле, и жизнь девушки, как и все прошедшие дни, была в его власти – с разницей в том, что теперь Лея вверила себя Владимиру добровольно, и он сейчас остро чувствовал, какая пропасть лежит между этими ситуациями. А ведь недели не прошло, как Лея поселилась в его квартире. Володя знал, что он уже никогда и никому не отдаст своего счастья, под страхом ли смерти, под угрозою ли пыток. Он теперь, конечно, не был уже настоящим бойцом земного Сопротивления. По-настоящему он теперь чувствовал себя лишь мужем этой волшебной, жестокой и нежной Снежной королевы, навсегда похитившей его сердце. И отогревшей его, как Герда. Володя хотел бы предложить своей милой кофе, но, зная ее аскетичное отношение ко всем психотропным веществам, решил выпить его сам, пока Лея не проснулась.