Ибсен. Путь художника - Бьёрн Хеммер

Но не только основной тональностью и жанром отличалась новая пьеса от предыдущих, таких как «Бранд» и «Пер Гюнт». «Союз молодежи» явился для Ибсена шагом вперед: Ибсен перешел от эстетики романтизма к описанию реальных отношений между людьми, как он сам напишет в письме к Брандесу. С точки зрения жанра эта пьеса, несомненно, является предшественницей «Столпов общества» (1877) и «Врага народа» (1882), с их смешением комедии и острой критики современности.

Однако нельзя сказать, что новая пьеса не имела ничего общего с написанными ранее. Например, в ней можно отметить знакомую нам манеру автора иронизировать — когда он посмеивается над недостатком целостности характера у главного персонажа, адвоката Стенсгорда, или над стереотипами поведения, сложившимися у норвежцев. Ибсен, между прочим, сам указывал на некоторые психологические параллели, а именно на типологическое сходство Пера Гюнта и Стенсгорда, — кроме того, в характерах этих героев можно увидеть отражение личности самого автора. Многие черты, которыми наделены эти персонажи, были, по признанию Ибсена, заимствованы у него самого.

Тем не менее критики, литературоведы и читатели в один голос утверждали, что Ибсен при создании портрета конформиста Стенсгорда использовал в качестве прототипа отнюдь не себя. Это правда, что в образе главного героя можно без труда обнаружить карикатурные черты тогдашних либералов — Бьёрнсона, Юхана Свердрупа и Уле Рихтера[50]. Многие из современников отмечали, что в Стенсгорде легко узнаются Бьёрнсон, не отличавшийся ораторскими способностями, и Свердруп, который, подобно главному герою комедии, имел обыкновение то и дело взывать к Всевышнему.

Именно эти личности, произвольно объединенные в одну компанию, и подразумевал Ибсен, сочиняя первоначальное название для своей пьесы. Сюжет ее повествует о том, что Ибсен, и не только он один, определял как сомнительное заигрывание либералов с народом. Многие утверждали, что в уродливом образе Лундестада заметно сходство с известным политиком того времени Уле Габриэлом Уэландом[51]. «Политический Завет», которого, по мнению Аслаксена, придерживается Лундестад, прямо указывает на речь Уэланда, произнесенную в стортинге 12 марта 1869 года, где тот использовал точно такие же выражения. Ибсен предупреждает, что не следует доверять подобным заявлениям политиков, неважно, где они встречаются — в художественной литературе или в жизни.

Ибсен не скрывал, что отобразил в своей пьесе черты характера реальных прототипов; он утверждал, что этот прием так же необходим автору комедий, как художнику или скульптору. Но он категорически отвергал обвинения в том, что он прямо использовал в качестве прообразов «определенные личности и события». Об этом он заявлял еще до выхода пьесы в свет, предвидя подобные упреки. Как уже было сказано, он пребывал в благодушном и примирительном настроении, что отразилось на общем характере пьесы. Но не мог же он всерьез ожидать, что драма, столь откровенно отражающая события и тенденции в тогдашнем норвежском обществе, будет воспринята как пастораль. Ведь сами эти события и тенденции вовсе не были таковыми.

Еще до того, как пьеса была опубликована, Ибсен предложил ее трем крупнейшим скандинавским театрам. Премьера на сцене театра Кристиании состоялась 18 октября 1869 года. В последующие несколько месяцев пьесу смогли увидеть зрители Драматического театра в Стокгольме и Королевского театра в Копенгагене. Это была первая драма Ибсена, поставленная на датской театральной сцене. Вопреки утверждению самого Ибсена, что сюжет и мораль пьесы могут быть соотнесены с атмосферой общественной жизни любой из скандинавских стран, его герой Стенсгорд как на премьере, так и в последующих спектаклях всегда говорил с подчеркнуто норвежским произношением[52].

Премьера, состоявшаяся в театре Кристиании, произвела настоящий фурор — пьесу расценили как попытку Ибсена очернить либерализм и либералов. Теперь уже консерваторы, которые прежде обвиняли его в недостатке здравого смысла и наивном идеализме, распахнули ему свои широкие объятия. Как читатели, так и критики разделились на два непримиримых лагеря. Сам Ибсен, когда до него дошли вести о политических распрях в Кристиании, путешествовал: его пригласили в качестве официального гостя на церемонию открытия Суэцкого канала. Чувства, которые он испытал в связи с полученным сообщением, отразились в стихотворении «У Порт-Саида», написанном еще в Египте:

Мимо иглы обелискаПлыл с нами рядом фрегат;Вдруг, как укус Василиска,Шепот влил в ухо мне яд.

С родины были то вести!Я преподнес в простотеЗеркало людям без чести, —Свистом ответили те.

Яд не грозит, впрочем, жизни;Тошно лишь… Звездам хвала,Многие лета отчизне! —Та же, какою была![53]

Издатель Ибсена Хегель утверждал, что он лично предвидел фурор, который вызовет пьеса; он бы премного удивился, если бы этого не случилось. Но к тому, что оскорбится Бьёрнсон, Ибсен оказался совершенно не готов: «Должен же он был все-таки понять, что не он, а его пагубный изолгавшийся партийный кружок доставил мне модели». Ибсен видел в либеральном окружении Бьёрнсона лишь пустых болтунов, неспособных ни к каким настоящим делам на благо общества. Тщетно один из друзей Бьёрнсона, датчанин Рудольф Шмидт, в своих письмах к Ибсену требовал публично опровергнуть тот факт, что Бьёрнсон послужил прототипом Стенсгорда.

Спустя три дня после письма Хегелю Ибсен решает вновь прокомментировать отклики на премьеру «Союза молодежи». На этот раз он пишет своему шурину, сводному брату своей жены Ю. X. Туресену. В этом письме Ибсен высказывается примерно так же, как и по поводу «Пера Гюнта»: «Если кому-то угодно примерить черты некоторых моих персонажей на себя, то это их личное дело». Это заявление Ибсена кажется каким-то неопределенным — он как бы и подтверждает, и отрицает тот факт, что прототипами его персонажей послужили реальные люди.

Похоже, Ибсена начинает раздражать, что критики и читатели сосредоточивают все свое внимание на политическом аспекте пьесы, а не на ней самой. И уж конечно, он не хотел, чтобы его считали сторонником какой-либо партии. Не желая ввязываться в политические интриги, он решил держаться подальше от обоих лагерей. Кроме того, он полагал, что «и друзья, и враги в равной степени безумны». Интересно посмотреть, какие чувства испытывал Ибсен после того, как взбаламутил своей пьесой общественное мнение. А испытывал он потребность дистанцироваться от тех самых «современных свар и дрязг», которым была посвящена его пьеса. Теперь он стремится обратить внимание публики на ее художественную сторону. Один из наиболее обстоятельных комментариев можно найти в его письме Ю. П. Андерсену[54] от 10 февраля 1870 года: