Вторая колыбель - Игорь Ласьков

XXXVIII

Уильям Уотерс, тот самый Билл, угощавший Рона шашлыками на лужайке, докладывал ситуацию своему шефу, директору ФБР. Уотерс был начальником оперативного отдела по Центральной и Южной Америке, а также фаворитом директора. Директор часто поручал ему дела особой важности за способность Уотерса мыслить глобально и просчитывать варианты развития ситуации. ФБР давно уже, лет восемьдесят как обзавелось собственными иностранными отделами, в какой-то степени начав дублировать ЦРУ. Тогдашнему директору с трудом, но удалось убедить президента и Конгресс в целесообразности такого шага. В поле действия ФБР все чаще стали попадать международные преступные группировки, обосновавшиеся в Штатах. Передавать такие уже наполовину "раскрученные" дела в ЦРУ для завершения было зачастую неоправданно: терялась оперативность и эффект внезапности, и зарубежные "объекты" разработки успевали уйти от преследования. Президент поддержал просьбу директора, и Конгресс одобрил создание таких отделов, хоть это часто вызывало обвинения в растранжиривании денег налогоплательщиков. По официальной легенде Уотерс числился советником посла по торгово-экономическим связям, поэтому он не сильно покривил душой, представившись Рону сотрудником посольства.

— Таким образом, мы были уже почти готовы начать кампанию против Глендейла, целью которой был бы импичмент, по крайней мере. Но, он перешел в наступление раньше. По нашим данным, автором и ответственным за исполнение всей этой вакханалии является Мортимер. — резюмировал свой доклад Уотерс.

— И что Вы намереваетесь теперь делать? — спросил его директор. — Отказаться от всей этой нашей затеи?

— Нет, сэр, конечно нет! Но наши возможности теперь, с введением в стране чрезвычайного положения и повальной цензуры в масс медиа, резко ограничены. А мы ведь и делали ставку на массированную пропагандистскую кампанию по всем фронтам! Теперь почти все легальные каналы перекрыты, они даже дошли до отслеживания и блокирования неугодных сайтов в интернете. Иностранные блокируют на время, до снятия правдивой информации, а свои — вплоть до "особого распоряжения", как это сейчас формулируется. Ну, а когда и каким оно будет, это "особое распоряжение" — одному богу известно. Сами понимаете, провайдеры не хотят идти на риск закрытия. Остался только один канал, который блокировать невозможно — иностранные ТВ спутники. — ответил Уотерс.*

— Ну так используйте их!

— Сэр, тут мы тоже сильно ограничены. Государственные каналы дружественных нам стран не хотят открыто пропускать информацию, идущую откровенно вразрез с курсом официального Вашингтона. Да и крупные частные каналы, заслуживающие доверия, заняли выжидательную позицию. А каналов откровенно антиамериканской направленности, которые с радостью начали бы кампанию против Глендейла, не так уж и много. Да и не можем мы использовать такие каналы, это было бы уж чересчур… непатриотично.

— И все же, ищите какие-то каналы, вещающие на английском на Северную Америку. Разумеется, хотя бы не откровенно враждебно настроенные к нам. Чем больше их будет, тем лучше. Нам нужна массированная атака на Глендейла по всем фронтам. Если не начать топить его сейчас, потом будет поздно. Он укрепит свои позиции в стране, проведет нужные ему поправки, и тогда уже будет значительно труднее бороться с ним. Еще, чего доброго, объявит себя… пожизненным императором Соединенных Штатов! — усмехнулся директор.

— Да, этот все может, наглости ему не занимать! — хмыкнул в ответ Уотерс. — Однако, сэр, не кажется ли Вам, что помимо пропаганды извне надо приступить к пропаганде и сопротивлению изнутри?

— Была у меня такая мысль, но, похоже, Вы и тут меня опередили! — полушутя ответил директор. — Выкладывайте, Билл, что за пакость Вы придумали?

— Сэр, по моему убеждению, уповать на одну только пропаганду, да еще извне, сейчас не приходится. Это, безусловно, сработало бы, не введи Глендейл чрезвычайное положение. А сейчас он может, пользуясь практически неограниченной властью, заткнуть кого угодно. Поэтому мне кажется более эффективным готовить переворот изнутри; осторожно прощупывая лояльных нам людей из числа тех, кто обладает реальной властью. На всех уровнях: от командиров воинских частей, охраняющих ключевые объекты; до конгрессменов и сенаторов, до банкиров, бизнесменов и медиа магнатов в особенности. Чем больше таких людей мы перетянем на свою сторону, тем проще будет развернуть пропаганду и масштабные акции неповиновения.

— И много, Вы думаете, найдется таких людей? — недоверчиво спросил директор.

— По имеющимся у меня сведениям, достаточно много, сэр! — ответил Уотерс. — Надо только не упустить момент и "дожать" их, пока повиноваться Глендейлу не вошло у них в привычку. Если пойдет цепная реакция хотя бы молчаливого бойкота распоряжений Глендейла, его власть быстро рассыплется. Слишком много недовольных его политикой на всех уровнях. Но надо подтолкнуть этот ком, чтобы он покатился на Глендейла и раздавил его.

— Хорошо, Билл, я встречусь с некоторыми людьми, способными… слепить такой ком! С их помощью мы столкнем его на Глендейла!

XXXIX

Когда Тане сказали о смерти Рэя, она долго билась в истерике. Так долго, что измотала и себя, и персонал отделения. Им пришлось сделать ей укол транквилизатора, после чего она заснула, и проспала десять часов. Во сне ей приснился Рэй, шедший ей навстречу по песчаному берегу океана. Почему-то он был в скафандре, которыми они пользовались на Марсе, хотя они были на Земле, она это точно знала. Таня ясно видела его лицо за стеклом шлема; было видно, что он дышит с трудом, задыхаясь от недостатка воздуха. Она попыталась бежать к нему, но ноги стали как ватные и не слушались ее, она едва-едва могла переставлять их. Вот лицо Рэя уже стало красным, глаза дико выпучились, он был на грани удушья. Таня кричала ему и делала знаки, чтобы он поднял стекло шлема, ведь он на Земле, здесь можно дышать без скафандра. Но Рэй не слышал ее и не понимал ее знаков. Вот он упал на песок, корчась в муках удушья. И тут Танины ноги стали вдруг на удивление послушными и сильными. Она подбежала к нему, сквозь стекло шлема было видно, что Рэй уже без сознания. Судорожными движениями Таня пыталась открыть защелки и поднять стекло, но пальцы вдруг онемели, как обмороженные. Безуспешно провозившись с минуту с защелками, и осознавая, что уходит драгоценное время, она стала лихорадочно соображать, как выйти из ситуации. Единственным выбором было разбить стекло. Это было весьма непросто, она знала, что стекло было закаленное и выдерживало большую ударную нагрузку, но… не смотреть же, как Рэй умирает от удушья! Таня оглянулась вокруг в поисках чего-то подходящего для этого. Кроме камней, ничего рядом не было. Взяв увесистый булыжник, она принялась бить им в стекло шлема. Но камень отскакивал, оставляя лишь мелкие трещинки. Таня знала, что надо бить дальше, пока мелкие трещинки не перерастут в большие. Тогда стекло расколется, и воздух попадет внутрь шлема. Но если не рассчитать силу удара, можно ведь и убить Рэя этим самым камнем! От этой мысли ей стало не по себе. Но… другого выбора не было, и она продолжила бить по стеклу, стараясь соизмерять силу удара. Стекло покрывалось все новыми мелкими трещинками, кое-где они стали перерастать в глубокие. Наконец, после очередного удара стекло рассыпалось, и, как Таня ни старалась рассчитывать силу удара, камень провалился в шлем. Таня закричала от ужаса. Глянув вовнутрь, она ожидала увидеть вместо лица кровавое месиво. Но внутри был только… красный марсианский песок. Холодея от ужаса, не веря своим глазам, Таня закричала что было силы. Подняв глаза, она вдруг увидела вокруг себя знакомый марсианский пейзаж: желто-оранжевое небо, дюны мелкого красного песка и веретена мелких смерчиков. Сделав после крика вдох, она сама стала задыхаться в ядовитой атмосфере. В глазах полыхнуло яркой вспышкой, такой же, какую она увидела, когда стреляла ракетами в ночное небо после аварии с вездеходом. От этой вспышки она и проснулась в холодном поту. Проснувшись, какое-то время не могла понять, почему вокруг так темно и где она находится. Потом события вчерашнего дня всплыли в ее памяти, и она почувствовала, как сознание медленно дрейфует прочь от действительности. Это испугало ее, она подумала, не сходит ли с ума. С того самого злополучного дня катастрофы с вездеходом она жила в какой-то степени в сюрреалистичном мире. Потеря зрения сыграла в этом главную роль. Только потеряв зрение, люди начинают понимать, какое это счастье — быть зрячим. К волнениям и стрессам после аварии с вездеходом добавился стресс от второй катастрофы с дирижаблем и потери Рэя. Марс постоянно напоминал людям, что он — не тот уютный и ласковый мир, каким была родная Земля. Малейшие просчеты и небрежности здесь могли обернуться смертью. Неудивительно, что от всего пережитого Танин рассудок слегка помутился. Она стала впадать в депрессию, с каждым днем все больше и больше. Подолгу лежала в постели, перестала интересоваться происходящим, на вопросы отвечала односложно, а то и совсем не отвечала. Попытки медперсонала санчасти расшевелить, вывести ее из этого тупика заканчивались неудачами. К счастью для Тани, в клинике Марсовилля оказался хороший психотерапевт, сумевший вывести ее из состояния этого духовного ступора.