Разрешаю смотреть - Мария Манич
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Спрятав нос в куртке, кошусь на Немцева.
Рассекая лужи, въезжает во двор бабушкиного дома и тормозит у нужного подъезда, после чего дёргает ручной тормоз.
Отстёгиваю ремень, но руки и ноги будто ватные, поэтому движения у меня получаются вялые, как у улитки.
— Классная у тебя машина… — говорю, не глядя на него. — Дашь покататься?
— Дам.
Поднимаю на него глаза.
Он постригся. Немного не так, как было раньше. А его лицо… будто стало жёстче.
Проводит рукой по мокрым волосам и, отстегнув ремень, быстро выходит из салона под дождь. Откинув водительское кресло, выпускает Адель. Ухватившись за его руку, она с кряхтением выбирается наружу и несётся к козырьку подъезда, не оглядываясь.
Дёрнув ручку, набрасываю на голову куртку и ныряю в этот ледяной апокалипсис.
— Я возьму. — Выдвигаю ручку чемодана, как только Федя достаёт его из багажника.
Сжимаясь от ветра, собираюсь вернуть ему куртку.
Он мокрый… с головы и до ног. Плюс ко всем своим грехам, я его ещё и намочила.
— Оставь себе. — Быстро протянув руки, дёргает куртку вверх, заставляя накрыться ею с головой снова. — Потом заберу. — Ставит на асфальт второй чемодан.
Выдвигает ручку и подталкивает его ко мне, перекрикивая дождь и ветер:
— Заеду за тобой через пару часов.
— Тебе… необязательно… — Забираю чемодан, задев его руку своей.
— То-о-о-о-ня! — воет Адель, приплясывая у домофона. — Я умираю!
Обернувшись, Федя захлопывает багажник и повторяет:
— Заеду через пару часов.
Оставив куртку болтаться на плечах, подкатываю чемоданы к двери и оборачиваюсь назад.
Чёрный “додж” издаёт протяжный рык, после чего медленно трогается с места, но через пару метров ныряет колесом в замаскированную огромной лужей ямку.
Морщусь как от боли, а потом меня охватывает глупый трепет. Эта тачка очень ему подходит. Сейчас я просто не представляю его за рулем чего-то другого! У него всё просто поразительно на своих местах. Зануда, зануда, зануда…
— Номе-е-ер… — Дёргает сестра за рукав Фединой куртки.
— Сейчас… — шепчу, отворачиваясь и вводя на домофоне цифру пятнадцать.
По крайней мере, можно не сомневаться в том, что бабушка дома.
— Батю-ю-ю-шки! — всплёскивает руками, открыая нам дверь. — Мать в курсе?
— Да… — вру я, чтобы не порождать лишних вопросов.
— А мокрые какие! — суетится она.
— И голодные… — хнычет Адель, избавляясь от моей толстовки.
Спустя полчаса я стою под горячим душем, поглядывая на стиральную машинку, на которой лежит мой телефон. Таскаю его в кармане шорт весь вечер. Но он не звонит ни через два часа, ни через три, ни через четыре.
Глядя на мокрые сумерки за окном, бросаю телефон на кровать и утираю катящуюся по щеке слезу.
Он что, передумал?
За стеной бабушка и Адель лепят пельмени.
Чем ещё здесь заниматься?
Лепить пельмени и смотреть турецкие сериалы?
Кажется, я задремала, потому что просыпаюсь от тихой вибрации телефона и не сразу понимаю, где нахожусь. Ночной перелёт и полдня дороги дают о себе знать.
— Алло, — произношу сипло, потирая глаз.
— Спишь? — спрашивает Федя. — Я освободился. Еду к тебе, собирайся.
Собираться? Который час?
Прищурившись, смотрю на время. Почти девять вечера...
— Куда мы?
— Можем в ресторан сходить.
Я всё ещё не пришла в себя, или до меня в принципе туго доходит?
Какой ещё, к чертям собачьим, ресторан? Свидание? Он что, думает, я сюда приехала, чтобы таскать его по ресторанам? Злость на этого дурака прошибает меня как молния. Стараюсь звучать уравновешенно и не психовать:
— А что, здесь есть что-то кроме ресторанов?
— Есть. Но не сегодня.
Очень сомневаюсь в этом!
— Ясно. Ресторан так ресторан, — говорю и кладу трубку.
В этот раз первой.
“Подъехал”, — извещает Федя сообщением через полчаса.
Меняю шорты на лосины и, натянув на себя просохшую толстовку, засовываю ноги в кеды. Дёрнув с вешалки его куртку, хватаю ключи.
— Ты куда это собралась? Ночь на дворе. — В коридоре показывается бабушка, а из-за её спины выглядывает чумазая Адель.
Они что, решили запастись пельменями на весь год?
— Сейчас вернусь, — говорю, вылетая в подъезд.
— Отцу позвоню! — слышу крик в спину и морщусь.
Блин...
— Мне двадцать, — бросаю, не оглядываясь.
— Давно ли? — Высовывается она в дверь, пока я несусь вниз по лестнице.
“Додж” тихо тарахтит мотором, припаркованный прямо у тротуара.
На улице тихо, как в космосе, и это в то время, когда в Москве начинается самый движ! Дождь закончился, и наступил полный штиль. Даже температура, кажется, поднялась.
Открыв тяжёлую дверь, сажусь в салон и смотрю прямо на Немцева.
Он переоделся в сухие синие джинсы и… серый джемпер из тонкой шерсти, который сидит на нём нереально идеально. Откинув на спинку голову, смотрит на меня из-под тяжёлых век.
— Спасибо. — Сую ему куртку. — Помолчим?
— А ты что, боишься тишины? — Оставляет куртку лежать на разведённых коленях, продолжая спокойно на меня смотреть.
— Если бы боялась, меня бы тут не было, — говорю, складывая на груди руки и отворачиваясь к окну. — Зачем я, по-твоему, сюда притащилась?
— Зачем? — хрипловато спрашивает Федя.
— Дай-ка подумать… — тихо говорю я.
Он молчит, размеренно дыша и не двигаясь. Посмотрев на него, вижу угрюмое ожидание.
— Может, потому что соскучилась? Хотела к тебе... — выпаливаю обиженно. — Я не собираюсь ломиться в
