Новый Мир ( № 3 2006) - Новый Мир Новый Мир
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Карьер заполнился водой.
Мостик снесло в одно из половодий.
Муравейники один за другим растаяли в течение лета.
Скелет, раскинутый на лежанке, побелел.
Линии ног, рук, шеи указывали на вершины исчезнувшего пятиугольника.
Твой предел озирая
Корин Григорий Александрович родился в городе Радомышле (на Житомирщине) в 1926 году. Автор нескольких лирических сборников. Живет в Москве. “Его стихи — одна пронзительная и очень беспощадная исповедь” (Б. Окуджава).
Сердечно поздравляем поэта с восьмидесятилетием.
* *
*
Молитва — не стихотворенье.
В ней дышит новью повторенье.
И каждый раз она нова,
В ней Дух Святой, а не слова.
Молитвы
Я просыпался рано.
Из соседских открытых дверей
доносилась молитва Корана.
А за балконной перегородкой
стоял мой дед
и бормотал свой Ветхий Завет,
и две молитвы не мешали друг другу,
и в окне проступал Божий свет,
и гладил дед мою руку.
Давно блаженного детства нет,
навеки утрачен его секрет,
и, вкушая житейскую муку,
я понял,
о чем молился мой дед
и о чем молился его сосед
на заре, оглашая округу.
Давно мой дед
и его сосед
отдали Богу души,
ушли старики, и молчит рассвет,
чахнет море, коробит сушу.
И в каждом сне моем смутен дед
и вокруг озирается странно,
будто он не читал
в двух шагах от Корана,
припадая на коврик,
Ветхий Завет.
* *
*
Хочется в доме отцовском
Голос отцовский вернуть,
Хочется к стареньким доскам
Отчего дома прильнуть.
Хочется ясного слова,
Хочется жизни другой,
Хочется неба другого,
Господи, бред-то какой.
* *
*
Я столько твоим дорогам трубил,
И столько тебе славословий сложил,
И столько потратил слез и чернил,
И столько себя в этот год хоронил, —
Что больше мне негде себя схоронить
И негде бумажные горы хранить,
И слез больше нету, чтоб слезы пролить,
И нету трубы, чтоб тебе протрубить.
* *
*
Что ей вести эти,
Хоть бы шли из рая...
С чем жила на свете,
С тем и помирает.
В стареньком чулане
Дочкиной дачи
С верными чулками
Из шерсти собачьей,
С твердой верой в Сталина,
Никакой другой, —
Бабка преставилась
В тот выходной.
С чем жила на свете,
С тем и померла.
Прожила — столетье,
Второе — не смогла.
* *
*
И явился ему Господь у дубравы Мемре,
когда он сидел при входе в шатер свой.
Быт. 18: 1 .
— Авраам, Авраам!
Кто гостил у тебя?
То не дети ли Рая
Среди белого дня?
Не докличешься ныне,
Был о чем разговор...
За песками пустыни
Вечный слышится спор.
Но о чем он, не ясно —
И три тысячи лет,
Нет да нет, кто-то властно
Гасит вдруг белый свет.
— Авраам, Авраам!
Кто гостил у тебя,
Твой предел озирая
И свой путь торопя.
И без них было трудно,
Да и с ними беда.
Мир не мир. Все подсудно,
Даже в небе звезда.
* *
*
Небо, как я, одиноко.
Берег морской одинок.
Солнца закатное око
Словно присыпал песок.
Красное яблоко слезно
Смотрит вокруг из воды,
И в предвечерии росном
Вижу я чьи-то следы.
С берега — прямо по морю —
И не сольются они.
Боже! Волнению вторю —
Боже, следы сохрани!
Звонок
Волос Андрей Германович родился в 1955 году. Окончил Московский институт им. Губкина. Лауреат Государственной премии РФ, премий “Антибукер” и “Москва — Пенне”. Постоянный автор журнала. Живет в Москве.
Юрию Васильевичу Пашкову.
Векшин проснулся под утро и совершенно не ко времени, но с тем острым ощущением радости, что только и отличает доброе пробуждение от дурного.
Он потянулся, намереваясь перевалиться на другой бок, свернуться калачиком и снова отдаться сладкой дреме, которая тяжелила веки, как вдруг у изголовья зазвонил телефон.
Вячеслав Александрович приподнялся на локте и неодобрительно посмотрел на аппарат. Он дождался четвертого звонка в тщетной надежде, что звонивший опомнится и прекратит свое несуразное в этот час занятие, а затем протянул руку, взял трубку и сказал в нее, как обычно, мягко, с подъемцем:
— Алло?
Что-то хлюпнуло в ответ, и чужой голос, искаженный не то смехом, не то плачем, выкрикнул в ухо:
— Подонок!..
Секунду или две Вячеслав Александрович оторопело слушал короткие гудки. Потом положил трубку и включил свет.
Часы показывали четверть шестого.
Он снова щелкнул выключателем и завозился под одеялом, пытаясь угнездиться.
Он поеживался, то прижмуривая глаза, то снова открывая, чтобы увидеть в прорехе занавешенного окна люминесцентный уличный свет, до которого рассвету было еще тянуться и тянуться, и мысли расслабленно текли сами по себе, вольно разбредаясь по кочковатой и неясной поверхности чего-то такого, что называется жизнью отдельного человека. Нина еще позавчера отбыла в Кострому на столь любимую ею ежегодную сходку реставраторов — и, значит, утро он проведет в одиночестве, и это радовало: хоть и любил Вячеслав Александрович жену, хоть и сжился с ней крепко-накрепко, а все же ценил редкие часы свободы и полной самостоятельности. Фирма нынче тоже не требовала его присутствия, поскольку Вячеслав Александрович решил взять день отдыха — совершенно справедливый после той полуторанедельной нервотрепки, которой потребовало высвобождение двух грузовиков с колумбитом. Груз благополучно проследовал из Роттердама через всю Европу, но неожиданно был задержан на границе с Казахстаном: выяснилось вдруг, что африканский минерал фонит. Замазать глаза инспектору оказалось возможным только с помощью шести тысяч долларов (это еще без учета командировочных), о которых Вячеслав Александрович подумал сейчас не без горечи. Но все-таки удовлетворения он чувствовал больше: в конце концов, поставка чертова колумбита на Джезказганский металлургический завод окупилась сторицей, а если бы он стал медлить, мямлить и экономить, то... скупой, как известно, платит дважды. Кроме того, если бы груз тормознули, упаси господи, где-нибудь в Бельгии, о последствиях было бы страшно и подумать, — и, короче говоря, по совокупности обстоятельств можно было считать, что выгодная торговая операция завершилась самым успешным образом. Этот нарочно высвобожденный день он обещал посвятить сыну — хочешь не хочешь, а если парень двадцати пяти лет обзавелся семьей и въехал в отдельную квартиру, то без отцовской помощи ему все равно никуда, вот они и собирались в четыре руки самодеятельно обшивать лоджию вагонкой. Но Валерка позвонил вчера вечером и расстроенно сообщил, что жена простудилась, лежит с температурой и просит перенести их шумную строительную колготу на какой-нибудь другой срок.
Таким образом, перспективы брезжили просто лучезарные. Неспешно подняться; так же неспешно принять ванну и побриться; позавтракать не бутербродом, а виртуозно изготовленной яичницей; за третьей чашкой настоящего кофе со вкусом полистать газету, а то и добить начатый вчера детективчик; пройтись до рынка и наполнить к Нининому приезду холодильник; заглянуть в автомагазин, с толком повыбирать, а затем и купить какой-нибудь аэрозоль для лакировки или воскования; кстати, и на мойку не мешало бы проехаться. И много, много еще чего можно было совершить в этот чудесно приближающийся день.
