Упражнения - Иэн Макьюэн
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
А на состоявшемся через пять дней в школе рождественском концерте он вдруг испытал минутный страх сцены. Одна дужка его очков отскочила, и очки никак не хотели сидеть на носу. Мириам не потеряла присутствия духа и спокойно закрепила отвалившуюся дужку клейкой лентой. И они сыграли композицию лучше, чем когда-либо прежде. После концерта мистер Клэр признался, что поражен безупречной красотой их игры и что чуть не потерял дар речи во время исполнения медленной части. А в самом конце, когда преподавательница и ее ученик под всеобщие аплодисменты и крики восторгов встали из-за своих инструментов, взявшись за руки, подошли к краю сцены и стали кланяться, из-за кулис вышел тот самый крошечный мальчишечка с мышиным носиком и преподнес Мириам красную розу, а Роланду большую плитку молочного шоколада. О, юность!
Часть вторая
5
Как Берлин и знаменитая Алиса Эберхардт вошли в его жизнь? Находясь в спокойном и благодушном настроении, Роланд иногда размышлял о событиях и несчастьях, личных и глобальных, мельчайших и мимолетных, которые формировали и определяли его существование. Но в его жизни не было ничего особенного – все судьбы складываются похожим образом. Ничего так не подчиняет частную жизнь общественным событиям, как война. Если бы Гитлер не вторгся в Польшу и тем самым не изменил дислокацию службы рядового Шотландской дивизии Бейнса с Ливии, как было заранее спланировано, на Северную Францию, а потом на Дюнкерк, где он получил серьезное ранение в ногу, то его не признали бы негодным для строевой службы и не отправили в Олдершот, где он в 1945 году познакомился с Розалиндой, и Роланд не появился бы на свет. Если бы молодая Джейн Фармер выполнила свое редакционное задание и «заскочила» бы в Ломбардию по просьбе Сирила Коннолли, мечтавшего изменить после войны пищевые привычки британцев, Алиса бы не появилась на свет. История заурядная и удивительная. А в начале тридцатых годов, если бы рядовой Бейнс не пристрастился к игре на губной гармошке, он, возможно, не настаивал бы на том, чтобы его сын брал уроки игры на фортепьяно ради повышения своей популярности среди соучеников. Потом, если бы Хрущев не разместил ядерные ракеты на Кубе, а Кеннеди не объявил бы морскую блокаду острова, Роланд в то воскресное утро не поехал бы на велосипеде в Эрвертон, не остановился бы перед коттеджем Мириам Корнелл, единорог остался бы сидеть на цепи в своей клетке, а Роланд распрекрасно сдал бы выпускные экзамены и поступил бы в университет изучать литературу и иностранные языки. А потом он не был бы перекати-полем целых десять лет, благополучно выбросив Мириам из головы, и в двадцать с лишним лет не увлекся бы самообразованием. В 1977 году он не поступил бы на курсы разговорного немецкого в Институте Гете в Южном Кенсингтоне, где преподавала Алиса Эберхардт. И Лоуренс не появился бы на свет.
На первое занятие Роланд опоздал, и беседа началась без него. В его группе было еще пятеро – две женщины и трое мужчин. Они сидели на раскладных стульях полукругом перед ней. Она коротко кивнула Роланду, когда тот занял свой стул. Он достаточно поднаторел в немецком еще в пансионе, чтобы записаться в группу нижне-промежуточного уровня. Английским преподавательница владела блестяще. Говорила почти без акцента. Ее манера обучения отличалась точностью, придирчивостью и легкой нетерпеливостью. Она старалась, чтобы все участники беседы говорили по очереди. Она была собрана, энергична, с необычно бледной кожей, с невероятно темными глазами, без следа косметики. У нее была забавная привычка бросать взгляд вправо и вверх, когда она задумывалась. В ее повадках, по оценке Роланда, угадывалось что-то опасное и неуправляемое. Он сразу же подсознательно увидел в других трех мужчинах соперников. Темой сегодняшней беседы были дети на каникулах. И когда ее взгляд упал на него, он прочитал в нем напряженное ожидание. До этого слушал он невнимательно, но понял, что ему надо сказать что-то вроде «Моя очередь».
Он произнес:
– Ich bin dran.
– Sehr gut. Aber. – Она пробежала глазами по списку учащихся. – Роланд, у вас новые игрушки.
Но эту часть он пропустил. И засомневался. Его сердце радостно вздрогнуло при ее словах «очень хорошо». Он ведь пришел учиться. Но ему хотелось показать все, что он уже знал. Ему хотелось произвести на нее впечатление, продемонстрировать, что он лучше других, и он осторожно продолжал:
– Ich bin… an die Reihe mit dem neue Spielzeug.
Она терпеливо поправила его, произнеся слова преувеличенно четко – для такого болвана, как он. Ich bin an der Reihe mit dem neuen Spielzeug[41].
– А, ну, конечно!
– Genau[42].
– Genau.
Она продолжала мучить их упражнениями. Игрушки были скучные, день был солнечный, дети проголодались, им нравились фрукты. Им также нравилось плавать, особенно в дождь. Когда очередь снова дошла до Роланда, он сделал три грубейших ошибки в одном предложении. Она поспешно его поправила, и на этом урок закончился.
Через пару недель, в конце третьего занятия, кто-то на ломаном немецком попросил ее немного рассказать о себе. Роланд внимательно слушал. Чтобы они ее поняли, она говорила нарочито медленно. Так они узнали, что ей двадцать девять лет, что она родилась в Баварии и что у нее мать-англичанка и отец-немец. Но выросла она на севере, недалеко от Ганновера. И только что получила магистерскую степень в лондонском Королевском колледже. Она любила пеший туризм, кино и готовить – и еще что-то, чего он не разобрал. А следующей весной она собиралась выйти замуж. Ее жених – трубач. Весь класс, за исключением Роланда, выразил свое одобрение. Потом одна из женщин попросила преподавательницу рассказать о своей амбициозной цели в жизни. Они как раз только что начали делать упражнения с этим словом. Der Ehrgeiz[43]. И мисс Эберхардт, не задумываясь, сообщила, что ее честолюбивая мечта – стать крупнейшей писательницей своего поколения. Она произнесла эти слова с иронической улыбкой.
Ее планы вступить в брак все упрощали. Он мог ограничиться тем, чтобы восхищаться ею – и только. Кроме того, в последние полгода он был счастлив с Дианой, студенткой медицинского, которой предстоял год клинической практики в госпитале Святого Фомы и которая была родом с Гренады. Неудобством для их отношений была ее 64-часовая рабочая неделя – а иногда она работала даже больше. Но она была очаровательная, остроумная, играла на гитаре и пела, мечтала специализироваться в области глазной хирургии – и говорила, что любит его. А бывали моменты, когда и он испытывал к ней те же чувства. Но она пошла еще дальше. Она лелеяла мечту выйти за него замуж. Ее родители, оба преподаватели, не возражали. Они приняли его с распростертыми объятиями, пообещав когда-нибудь показать ему их родной прекрасный остров, который они покинули. Они приглашали его на вечеринки в гренадском стиле, которые устраивали у себя дома недалеко от «Овала»[44]. Младшие братья и сестры Дианы тоже только и говорили об их предстоящей женитьбе. Роланд улыбался и кивал, а сам начал готовиться к неизбежному отступлению. Возникло очередное «если, то». Если бы полковник Насер не национализировал Суэцкий канал и если бы британские элиты все еще не грезили мечтами об империи и о возврате короткого морского пути на Дальний Восток, то маленький Роланд не провел бы незабываемую неделю на военной базе. И хотя его увлекательные путешествия завершились, возникшее в детстве
