Вояж - Даниэла Стил
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Вижу. Но он тоже прав: я обманывала его насчет Лиззи. Я сама его спровоцировала. Про вас я ему лгу. Мне бы тоже не хотелось, чтобы он каждый день вел разговоры с другой женщиной.
– Вы хотите, чтобы мы перестали разговаривать? – испуганно спросил Билл. Она поспешила его успокоить.
– Нет, не хочу. Просто понимаю чувства Джека.
– По-моему, вы совершенно не представляете его чувств. Вы даже не знаете, есть ли у него какие-нибудь чувства. Ему главное – манипулировать вами, он настолько искушен в своих пороках, что заставляет вас ощущать вину. Это он должен просить у вас прощения!
Мэдди стало совестно, что она так огорчила Билла. Они договорились, что она сама будет звонить ему каждый день, но вместе обедать пока перестанут, разве что будут время от времени перекусывать у него дома. Это казалось ей нечестным, но осторожность требовала, чтобы их не видели вместе, а совсем перестать встречаться они уже не могли. Ей был необходим друг, ведь у нее не осталось никого, кроме Лиззи.
Дома атмосфера несколько дней оставалась напряженной. А потом Мэдди и Джека пригласил к себе его знакомый конгрессмен, и среди гостей оказался Билл. Они с конгрессменом вместе учились, и он забыл предупредить Мэдди, что принял приглашение.
Стоило Биллу войти в гостиную, как Джек напрягся и так стиснул руку жены, что она побелела. Она поняла предостережение, но он решил, что этого мало.
– Попробуй только с ним заговорить! Живо вылетишь вон! – прошипел он ей в ухо.
– Я поняла, – выдохнула Мэдди. Она старалась не встречаться с Биллом взглядом, давая ему понять, что им нельзя разговаривать, а когда он оказался поблизости, на всякий случай встала рядом с Джеком. Она была бледна и взволнованна, весь вечер не находила себе места. Когда Джек отлучился, умоляюще посмотрела на Билла. Он проскользнул мимо нее и понял, что с ней происходит.
– Нам нельзя говорить… Джек в бешенстве, – прошептала Мэдди.
– Вам плохо? – Билл искренне за нее переживал, но, поняв ситуацию, воздержался от дальнейших вопросов.
– Все в порядке, – бросила она и поспешно отвернулась. Не успел отойти Билл, как рядом с ней снова вырос Джек, почуявший неладное. Тоном, вызвавшим у нее ужас, он процедил сквозь зубы:
– Одевайся. Мы уходим.
Мэдди радушно простилась с хозяйкой дома, и уже через несколько минут Хантеры откланялись. Они были первыми ушедшими, но ужин уже завершился, поэтому комментариев не последовало. Джек объяснил, что их обоих утром ждут важные встречи. Один Билл встревожился: он не смог позвонить и узнать, все ли в порядке.
Уже в машине Джек так напустился на Мэдди, что впору было выскочить из машины и пойти пешком. Главным поводом для злости стал Билл.
– Ты принимаешь меня за недоумка? Сказано тебе с ним не разговаривать? Я видел, как ты на него смотрела… Чего там, лучше задрала бы юбку и сняла трусы!
– Прошу тебя, Джек! Мы друзья, и только. Я же говорила, он в трауре по жене. Я замужем за тобой. Мы состоим в одной комиссии, вот и все. – Мэдди пыталась говорить спокойно, чтобы не разозлить его еще больше, но с ним невозможно было сладить. Он был в бешенстве.
– Не ври мне, стерва! Ты отлично знаешь, что у вас с ним, и я тоже. Как, наверное, и весь долбаный Вашингтон. Решили выставить меня болваном? Я не слепой, Мэдди. Как ты смеешь так со мной поступать? Прямо не верится!
По пути домой она не сказала больше ни слова. Джек от злости оглушительно хлопал всеми дверями дома, но жену не тронул. Она всю ночь протряслась от страха, что он набросится на нее с кулаками, но бог миловал. Наутро, когда Мэдди наливала Джеку кофе, он был холоден как лед.
– Если ты еще раз с ним заговоришь, я вышвырну тебя на улицу, где тебе самое место, – предостерег он ее. – Понятно? – Она молча кивнула, представляя свою участь и борясь со слезами. – Хватит с меня твоего вранья! Вчера ты меня унизила: не сводила с него глаз, как сучка с кобеля.
Мэдди поборола возмущение и не стала защищаться, а просто кивнула. Они молча доехали до студии. Ей оставалось одно: позвонить Биллу и объяснить, что теперь они не могут не только видеться, но и разговаривать. Она знала, что другого выхода нет. Но он был единственной спасительной соломинкой, за которую она хваталась, единственной надеждой, что она не провалится в пропасть. Мэдди не могла понять ни это ощущение, ни откуда оно возникло, но чувствовала неразрывную связь с Биллом. Невзирая на все угрозы Джека, она не могла разорвать с ним связь, какой бы ни была цена, каким бы ни был риск. Она сознавала, что ей грозит опасность, но, сколько ни твердила себе об этом, знала, что обратного пути уже нет.
Глава семнадцатая
Мэдди была по-прежнему в ссоре с Джеком, тем не менее, соблюдая осторожность, каждый день звонила Биллу из своего кабинета. Однажды, когда они разговаривали, из новостной студии донеслись крики. Прислушавшись, Мэдди поняла – что-то случилось.
– Я перезвоню.
И, бросив трубку, поспешила на шум. Все столпились вокруг одного монитора. Сначала она не разобрала, что привлекло всеобщее внимание. Но кто-то отбежал, освободилось местечко, и Мэдди расслышала сообщение, прервавшее передачи на всех каналах. Президент Армстронг стал жертвой покушения с применением огнестрельного оружия и доставлен вертолетом в Военно-морской госпиталь в Бетесде (пригород Вашингтона) в критическом состоянии.
– Господи, господи… – прошептала Мэдди. Она сразу подумала о первой леди.
– Одевайся! – крикнул ей продюсер. – Тебя ждет вертолет!
Рядом уже стоял оператор, кто-то протягивал ей сумочку и плащ. Она ринулась в лифт, не успев ни с кем и словом перекинуться. В том же сообщении говорилось, что с президентом была первая леди. Прыгнув в машину, которая должна была доставить съемочную группу в аэропорт, Мэдди перезвонила по сотовому телефону на студию, продюсеру.
– Как это произошло? – быстро спросила она.
– Пока что неизвестно. Кто-то вышел из толпы и выстрелил. Ранен сотрудник Секретной службы. Убитых пока нет. – Ключевым словом было это «пока».
– Он выживет? – спросила Мэдди, затаив дыхание.
– Еще ничего не известно. Ситуация сложная. То место, которое сейчас показывают, все в крови. Дают замедленную съемку. Президент пожимал руки людям вроде совершенно безобидным, как вдруг какой-то тип, с виду добропорядочный отец семейства, открыл пальбу. Его схватили. Имя стрелявшего не называют.
– Черт!
– Будь на связи. Говори со всеми, с кем получится: с врачами, медсестрами, агентами Секретной службы. С первой леди, если тебя к ней подпустят.
О дружбе Мэдди с первой леди было известно. Но ее профессия не предполагала деликатность и такт, когда речь шла о добыче информации. Мэдди знала, что не должна упускать ни одной возможности.
– Бригада на случай, если тебя придется сменить, готова. Но нам нужна ты.
– Знаю, знаю…
– Будь все время на связи.
– Хорошо.
Мэдди включила в машине радио, но следующие пять минут слушала то, что ей уже было известно. Немного поколебавшись, позвонила Биллу, чтобы сообщить ему, куда направляется.
– Я быстро, – затараторила она. – Линия должна оставаться свободной. Вы слышали?
– Только что, по радио. Боже, я сначала не поверил…
Повторялась история с Кеннеди, только в ухудшенном варианте: Мэдди знала, что это не только политика, это уже история.
– Я мчусь с Бетесду. Перезвоню.
– Осторожнее там… – Ей самой опасность не грозила, но Билл все равно беспокоился. Положив трубку, он долго смотрел в окно на свой сад, думая о Мэдди.
Следующие пять часов в ее жизни оказались полным безумием. В госпитале отгородили канатами квадрат для прессы, развернули киоски с кофе. Каждые полчаса к журналистам обращался пресс-секретарь президента. Репортеры караулили медицинский персонал. Тем не менее пока что новостей не было.
С полудня президент находился в операционной. К семи вечера операция еще не завершилась. Пуля пробила легкое, задела почки и селезенку. Хирургические бригады сменяли одна другую. Каким-то чудом не было задето сердце, но произошло сильное внутреннее кровоизлияние. К первой леди никого не допускали: она наблюдала за ходом операции по внутреннему монитору. Больше сообщать было не о чем, все ждали заключения врачей. По их предположениям, операция затянется до полуночи. Мэдди запаслась терпением.
В вестибюль госпиталя набилось не меньше сотни журналистов и фотографов: они заняли диваны, кресла и стулья, сидели на своих сумках, некоторые улеглись по углам. Повсюду белели пластмассовые стаканчики, мелькали пакеты с фастфудом, курильщики дымили за дверями. Все выглядело, как прифронтовая зона.
Мэдди и ее оператор устроились в уголке и тихо переговаривались со знакомыми репортерами телеканалов и крупных газет.
Она записала перед госпиталем репортаж для пятичасовых новостей и еще один, для семичасового выпуска – в больничном вестибюле. Элиот Нобл остался в студии один и регулярно с ней переговаривался. Мэдди снова вышла в эфир в одиннадцать вечера, хотя сообщать было почти не о чем, не считая повторения сказанного раньше. Врачи, спасавшие президенту жизнь, высказывали осторожный оптимизм.