Мир, где меня ждут. - Марина Дементьева

— Если бы не твой внук и Трей, эту ночь не пережил никто. Теперь мы все перед ними в неоплатном долгу.

Радек только молча кивнул. От черной громады Антариеса отделились две темные фигуры и пошли к ним навстречу. Глядя на приближающихся волшебников, старик подумал, что Лесная нечисть еще долго не решится напасть на полуразрушенную деревню после этой беспощадной жатвы, которую устроили Демиан и Трей в память о Валенте. Молодые люди подошли поближе и остановились. Зелна крепко обняла Трея, как своего сына, молча заглянула в его потемневшие холодные глаза. За одну ночь вчерашние беспечные мальчишки превратились во взрослых мужчин, увидевших смерть и научившихся убивать.

— Где она? — тихо спросил Трей. Зелна невольно вздрогнула и понурила голову. Потом повернулась и медленно побрела прочь, Трей двинулся следом за ней. Женщина неспешно двигалась между разрушенными, осиротевшими домами, мимо потерянно блуждающих людей. Остановилась перед лежащим на земле телом, очертания которого смутно прорисовывались под некогда белой, а сейчас будто разрисованной красно-бурыми цветами простыней. Из-под покрывала выглядывала тонкая женская рука со сжатыми в кулак пальцами. Зелна остановилась на расстоянии нескольких шагов, обняв Ниери за плечи. Девочка со страхом в наполненных слезами глазах, не отрываясь, смотрела на Трея, как зачарованная. Молодой маг подошел к неподвижному телу, эти несколько шагов были для него страшнее дороги к эшафоту. Встал на колени и ледяными пальцами откинул с тела покрывало. Скользнул взглядом по изодранной когтями нарлага, напитанной кровью одежде, прикрывающей кошмарные раны на груди и животе. Он знал, что испытывала Валента, знал четко и не понаслышке, потому что на себе испробовал эту невыносимо-жгучую боль, и едва сдержал рвущийся наружу стон ненависти и муки. Голова девушки была повернута набок, бескровные губы приоткрыты. Что они произносили перед тем, как жизнь навсегда покинула это тело? Просто повторяли снова и снова отчаянные, бессмысленные вопли существа, терзаемого страшной болью и угадывающего свой скорый конец? Или, может быть, его, боевого мага Трея, она звала в эти страшные минуты? Звала, захлебываясь криком боли и отчаяния, умоляла прийти, помочь, спасти… И он услышал ее, чуткое сердце узнало дорогой голос, уловило на огромном расстоянии, почуяло беду, но — слишком поздно. Он не успел. И не знает теперь, как жить с этим страшным пониманием своей вины. И не знает, может ли жить вообще…

Глаза Валенты были открыты, и взгляд их, совершенно осмысленный и живой, был безошибочно направлен прямо на него, словно девушка знала, на кого смотрит. И Трей не мог опустить глаз, а душа его стремительно, как подбитая метким стрелком птица, камнем рушится вниз, в страшную непроглядную бездну, из которой ему уже никогда не выбраться. «Милый, милый, — звучал в голове тихий и немного печальный голос Валенты, а ее глаза, совсем не похожие на те, что были у нее при жизни, мудро и проницательно заглядывали прямо в его суть, излучая спасительное тепло и не позволяя сорваться в разверзшуюся под его ногами жадную пропасть. — Ты ни в чем не виноват, помни это. Я люблю тебя…» Трей ладонью закрыл ей глаза, больше не в состоянии выдерживать этот живой взгляд. Наклонился и поцеловал холодные губы невесты, которая так и не стала его женой. Взял ее на руки. Поднялся с колен и пошел прочь, не видя дороги, не замечая людей, расступавшихся перед ним. Из всего этого мрака и пустоты он запомнил почему-то лишь лицо белокурой хорошенькой девочки, которая смотрела на него со страхом и еще каким-то неоформленным, непонятным даже для нее самой чувством.

— Что же теперь с вами будет? — в двадцать третий раз горестно вопросил дед Радек, ни к кому конкретно не обращаясь. Демиан, мрачный как грозовая туча, сидел прямо на выжженной траве, скрестив ноги, и швырял первый попавшийся под руку мусор в разворошенную гору золы, оставшуюся после вчерашних упражнений напарника в высшей боевой магии, причем делал это с такой ненавистью, будто пепелище было лично виновато в случившейся трагедии. Время от времени парень бросал быстрые взгляды в сторону Трея, как будто тот мог испариться из Кри в любой момент или отмочить чего-нибудь еще того хлеще. На самом деле, опасения молодого мага не были беспочвенны — не далее чем полчаса назад он силой вырывал кинжал из рук друга, причем никаких сомнений, относительно цели применения сего оружия, у Демиана быть просто не могло. Увесистая оплеуха, способная запросто свалить с ног горного тролля средних размеров, которой волшебник сгоряча наградил своего товарища взамен традиционных в подобных ситуациях утешений, не оставила никого из присутствующих равнодушным. Но, как это ни странно, сомнительная первая помощь «бессердечного» Демиана оказала на Трея отрезвляющее воздействие. Никак не отреагировав на тумак, отвешенный выведенным из себя другом, парень только молча потер ушибленную скулу и смирно опустился на землю, где и сидел до сих пор, не выказывая больше никаких попыток свести счеты с жизнью. Впрочем, эти гипотетические попытки, как справедливо решил про себя дед Радек, были заведомо обречены на провал. Старик был абсолютно убежден в том, что доведенный до состояния сжатой пружины и готовый взорваться в любую минуту, Демиан подобного безобразия не допустит и будет использовать для предотвращения очередной глупости со стороны приятеля любые доступные ему средства, благо выбирать было из чего. Отомстить проклятым тварям и надавать им так, чтоб еще пару десятков лет неповадно было высовываться в Кри из своего гадюшника, — это Демиан понять мог и полностью разделял сие достойное стремление. Но накладывать на себя руки и прыгать в могилу вслед за погибшей невестой — всё это было где-то за границей понимания далекого от тонких душевных переживаний любимого внука. «Что ж, может оно и к лучшему», — печально подумал дед молодого мага. То, что Демиан сам едва сдерживается от какой-нибудь безумной выходки, было видно невооруженным глазом, да молодой человек и не старался ни от кого это скрыть. Радек все-таки решился нарушить гробовое молчание и в очередной раз попытался пробиться сквозь глухую оборону внука — соваться со своим назойливым любопытством к еще не пришедшему в себя Трею старику попросту не позволяла совесть.

— Деми, — осторожно спросил Радек, присаживаясь на какое-то бревно рядом с магом, — вас за это накажут? — Парень поднял лицо, и в его невеселых глазах мелькнула ироническая усмешка. Старик не к месту подумал, что ласковое детское прозвище уже совсем не вяжется с этим волевым и умным молодым человеком.