Белый шаман - Николай Шундик

Гости зашумели, возбуждённо переговариваясь, заторопились к оленям. Пойгин улыбнулся Выльпе, шутливо сказал:

– Ну а что же ты, главный человек тундры, не спешишь к своим оленям?

Выльпа скупо улыбнулся в ответ. Это был уже немолодой мужчина с длинным сумрачным лицом, с затравленными, звероватыми глазами. Выльпу преследовали вечный голод, унижения и несчастья: сначала умерла его жена, потом два сына, а дочь родилась с больным сердцем.

– Какие там олени, – простуженно прохрипел он. – Мыши в моём очаге водятся, это верно. Я приехал сюда на собаках. Весть тревожную передали мне… Русские шаманы хотят резать мою дочь…

– Как резать?! – потрясённо спросил Пойгин.

– Грудь хотят разрезать, до сердца добраться, чтобы выгнать немочь. Но разве выживет Рагтына, если ей разрежут грудь?

Пойгин поискал взглядом Рыжебородого. Тот стоял возле главной палатки.

– Иди со мной. Спросим у русского…

Медведев вошёл в палатку, присел на фанерный ящик, покрытый шкурой оленя. Что ж, праздник начался как надо, главное, кажется, найден верный подход к чукчам. Жаль, что до сих пор не приехали нарты с товарами фактории. Заведующий культбазовским магазином заболел, а Чугунов так и не появляется. Конечно, ехать за двести с лишним километров непросто, но если дал слово – сдержи. А какой праздник без торговли? Хотел приехать и главный врач культбазы, но его слишком тревожит больная девочка Рагтына. Не даёт покоя тревога и Медведеву. Он даже подумал, не перенести ли праздник. Но люди обширного района тундры и побережья были уже оповещены, и менять сроки – значило бы сорвать праздник.

В палатку вошли Пойгин и Выльпа.

– О, вы пришли! – приветствовал гостей Медведев и задержал взгляд на Пойгине. – Ты, кажется, чем-то встревожен?

– Верно ли, что Рагтыну будут резать русские шаманы? – спросил Пойгин и показал на Выльпу. – Это её отец. Он хочет знать правду…

Медведев поправил оленьи шкуры, устилавшие палатку.

– Садитесь. Согреемся чаем. Я рад, что ты всё-таки приехал. Не забыл, как мы выбирали место для праздника?

– Ты не ответил на мой вопрос. Верно ли, что Рагтыну будут резать?

– Весть лживая, – ответил Артём Петрович, выдерживая взгляд Пойгина. – Я клянусь тебе в этом. Врачи пытаются изгнать немочь из сердца Рагтыны другим способом.

– Каким? – спросил Пойгин, присаживаясь на шкуры. Кивнул Выльпе, приглашая сесть рядом. Раскурив трубку, повторил вопрос: – Каким?

– Ты лечишь людей травами?

– Да, я знаю травы. Изгоняют боль из головы, из живота, изгоняют кашель…

– Вот и наши врачи знают такие травы.

– Поможет ли это моей дочери? – спросил Выльпа. – Если умрёт… у меня больше никого не останется.

Хриплый голос Выльпы как-то натужно вырывался из его простуженного горла, бесцветные губы дрожали от напряжения.

Медведев поставил на фанерную дощечку чашки, открыл термос.

– Вот видите, какое вместилище для горячего чая придумали умные люди. Налил я его ещё дома, а до сих пор не остыл…

Пойгин проследил, как Рыжебородый наполнил чашки горячим чаем, с невольным любопытством потянулся к термосу, покрутил его в руках, заглянул в горлышко, бережно передал хозяину и снова заговорил о своём:

– Выльпа хочет ехать к дочери. Пустят ли его к ней твои шаманы?

И опять задумался Артём Петрович. Как ответить на этот вопрос? Врачи действительно могут и не пустить отца к больной. А может, наоборот, ему надо спешить, чтобы увидеть её в последний раз?

– Не поехать ли нам после праздника вместе? – осторожно спросил Медведев.

Пойгин и Выльпа переглянулись, как бы спрашивая друг друга, что ответить Рыжебородому.

– Если резать дочь твои шаманы не будут… поедем вместе, – страдальчески поморщившись, наконец ответил Выльпа.

– Не будут! – клятвенно ответил Артём Петрович.

– Тогда и я с вами поеду, – с глубоким вздохом облегчения сказал Пойгин.

За палаткой слышалось многоголосье гостей. Перекликались женщины, суетившиеся у котлов над кострами, шутили, пересмеивались мужчины, готовясь к состязаниям в оленьих гонках.

– Будете ли вы участвовать в гонках? – спросил Медведев, озабоченно поглядывая на ручные часы.

– Выльпа приехал на собаках. У него нет своих оленей. У меня тоже нет. На чужих не поеду, – угрюмо нахохлившись, ответил Пойгин.

– Ты почему так изменился? Болел, что ли? – спросил Артём Петрович участливо, разглядывая лицо Пойгина.

– Болел, – скупо ответил Пойгин. – Так что ни бегать, ни прыгать, ни бороться я сегодня не буду.

– Меня это очень печалит. Я привёз твой карабин, подаренный тебе на культбазе при восхождении красного флага. Могу отдать сейчас…

– Карабин не возьму…

В палатку ввалился в заиндевелых меховых одеждах Чугунов, и сразу стало тесно от его огромной фигуры.

– Докладываю, товарищ начальник культбазы: раз-возторг фактории стойбища Лисий хвост прибыл, хотя, понимаешь ли, с некоторым вынужденным опозданием…

Русские крепко обнялись, похлопывая друг друга по спинам.

– Знал бы ты, как меня обрадовал, дорогой Степан Степанович. Попей чаю, подкрепись и разворачивай ярмарку. Какой праздник без ярмарки?..

– Постараюсь. От товаров нарты трещат. Потому и запоздали. Упряжки и каюры выбились из сил.

Чувствуя на себе напряжённый взгляд Пойгина, Чугунов наклонился, разглядывая его лицо, обрамлённое густой опушкой малахая.

– О! Кого я вижу! Это же ты, ты, дорогой мой человек! – повернулся к Медведеву. – Это же Пойгин.

– Да, это он.

– Эх, как я призадумался, когда изгнали тебя из стойбища. Главное, кажется, я, я виноват! Переведи ему, Артём Петрович…

Пойгин выслушал Медведева с бесстрастным видом, порой кидая непроницаемый взгляд на Чугунова.

– Ты зря так испугался этого моего дурацкого чёртика. – Степан Степанович с виноватой улыбкой сорвал с себя малахай, швырнул в угол палатки, запустил пятерню в слежавшиеся волосы. – Это же были просто железки, банка консервная…

Медведев знал уже, как провалился Чугунов со своими фокусами: тот покаялся ему во всём в первый же приезд на культбазу.

– Переведи ему, Артём, помири нас, ради бога. Хорошо, если бы он вернулся в своё стойбище.

Приняв от Медведева кружку горячего чая, Чугунов сделал один глоток, второй, блаженно щуря усталые глаза. Долго слушал разговор между Медведевым и Пойгином. Время от времени кивал головой, прикладывал руку к сердцу, надеясь, что Пойгин наконец поймёт его и всё простит.

– Оказывается, ты мне, Степан Степанович, в тот раз не сказал самого главного, – с некоторым отчуждением промолвил Медведев. – Как же это тебя угораздило сунуть огнивную доску в костёр? Ведь это же… это священный предмет, самый главный хранитель очага… Надо же думать, батенька мой, надо считаться…

– Так я… я хотел добра, – не дал досказать Чугунов. – Я хотел отвести от него всякие сплетни о его шаманстве. Если бы знал язык… посоветовал бы сложить всех этих идолов в кучу и поджечь посреди стойбища! Мол, вот, отрекаюсь к чёртовой матери, и не говорите, что я шаман!

Артём Петрович задумчиво теребил бороду, словно старался упрятать в ней невольную ядовитую усмешку.

– Добра хотеть мало, его надо уметь делать.

– Да я уж понял, что больше зла натворил. Подыграл, понимаешь ли, этому куркулю Ятчолю.

Услышав имя своего неприятеля, Пойгин сказал, обращаясь к Медведеву:

– Объясни торговому человеку, я очень обрадовался, когда узнал, что он всё-таки выследил хитрую лису, понял, кто такой Ятчоль.

– Да я… я его… я из него чуть душу не вытряс, когда раскрылась для меня его куркульская душонка. Спекулянт! Чуть ли не полфактории, понимаешь ли, через подставных лиц перетащил в свою нору. А поначалу-то принял мерзавца вот так, с распростёртыми объятиями. – Чугунов широко развёл руки. – Заставил, понимаешь ли, куркуля кое-что вернуть в факторию, освободил охотников от его долговой кабалы… И странно, думал, в горы, в глушь уйдёт, а он под боком у культбазы оказался.

– Видишь ли, Ятчоль из тех, кто усвоил роль пособника пришельцев. Его не смущало, что был он при американцах, по сути, холуём. Он видел в тем выгоду. Искал ту же выгоду при новых «пришельцах». На тебе обжёгся. Попробовал прижиться на культбазе – не прижился. Иные сейчас пришельцы, не желают иметь холуёв, не желают подкармливать марионеток… И хорошо, что это чувствует Пойгин и такие, как он… Ну, как твои успехи в языке? Пригодился ли мой словарь?

– Да кое-что, с пятого на десятое, уже кумекаю. Но трудно, не даётся язык. Завидую тебе…

– У меня, брат, другое дело. Призвание. Я ведь кандидат наук, лингвист, на этом собаку съел. Вот пишу сразу два учебника для чукотских школ. – Медведев глянул на часы. – Ну, ты тут подкрепляйся, а мне пора. Начинаются оленьи гонки.

Умчались оленьи упряжки, вздымая над снежной долиной мглистое облако. «Ги! Ги! Ги!» – неслись издали возгласы наездников, погонявших оленей. У костров свежевали убитых оленей женщины, с нетерпением поглядывая в ту сторону, где разбивал свою торговую палатку Чугунов. Радовались празднику детишки, боролись, метали арканы.