Зорге, которого мы не знали - Ганс Гельмут Кирст

Не прошло и часа, как хозяин «Летучей мыши» позвонил и, едва отдышавшись, не без гордости сообщил, что все в наилучшем порядке. Ему пришлось силой снять Кэйко с парохода, перевозившего пассажиров на остров. Она попыталась царапаться и кусаться. Тогда ему пришлось пустить в ход все свое искусство убеждения, которое, однако, сработало не сразу, что подтвердило серьезность ее намерения. Когда же он пообещал ей увеличить жалованье на двадцать иен в месяц, она позволила увести себя на пристань. Если глубокоуважаемый доктор не сдержит своего обещания, эти дополнительные расходы его просто разорят.

— Ну вот видите! — ответил Зорге и повесил трубку.

Он ощутил, что голова его пылала жаром, а сердце громко стучало. Видно, температура снова поднялась.

Самоубийство, да еще из-за любви. Будто бы! Оказалось, что вопрос можно урегулировать, повысив жалованье. Что не имело цены в этом мире, опустошенном, отравленном и истерзанном мире диктаторов, полубогов и идиотов?

Презрительно усмехнувшись, он поторопился домой и бросился в постель.

РЕЗИДЕНТ ДОБЫВАЕТ НОВУЮ ИНФОРМАЦИЮ

Было пять часов утра, когда Зорге вошел на территорию германского посольства. Ему встретилось всего несколько человек — охранники и сотрудники, работавшие в ночную смену. Некоторые из них, узнавая журналиста, приветствовали его, и никто не был удивлен, видя его в столь ранний час.

Зорге долго приучал сотрудников диппредставительства к своим причудам. Но рано вставал и посол. Так что появление Рихарда спозаранку не вызывало подозрений у охраны и сотрудников отдела безопасности посольства. К нему привыкли и воспринимали его появление как обычное дело.

Зорге приходил нерегулярно, но почти всегда первым начинал рабочий день посольства, когда все еще спали. Его прекрасно скроенный фланелевый костюм был помят, однотонная рубашка — не первой свежести, а на подбородке виднелась щетина. Но он не производил впечатление опустившегося человека. Наоборот, его принимали за лихого ночного гуляку, рьяного поклонника Бахуса и Венеры.

Рихард проходил в здание, где находилась канцелярия, поднимался на второй этаж и открывал дверь своего кабинета. Сев за письменный стол, он начинал читать поступившие телеграммы, которые специально отбирали для него. Отложив нужные, Зорге бросал остальные бумаги в мусорную корзину.

Прежде чем приступить к подготовке выпускаемого им информационного бюллетеня, Зорге доставал из нагрудного кармана лежавшие там записки и быстро просматривал их. Это были обычно сведения, полученные от Мияги, о производстве синтетического бензина в Японии, изготовлении торпед, об изменениях в дислокации японских войск и тому подобное. По установленному им для себя порядку он сначала подбирал данные, а уж затем систематизировал их, анализировал и оценивал.

Достав из ящика письменного стола большой конверт, Рихард написал на нем свои имя и фамилию, вложил в него записки и тщательно заклеил. Он потом сдаст конверт на хранение в стальной сейф посольства, где под надежной охраной хранились секретные документы посольства.

Положив конверт в карман пиджака, Зорге направился в отдел информации. Там всегда лежали сообщения, запросы, распоряжения и указания из Берлина. Дежурный сотрудник вежливо поздоровался с ним, нисколько не удивившись его появлению. Когда Зорге приходил в посольство, он всегда заглядывал сюда.

— Что новенького? — спросил Рихард.

— Обычная рутина.

— Что говорится о германо-русском сотрудничестве?

— Никаких осложнений.

Зорге перелистал пачку сообщений, отложенных в сторону, в которых речь шла исключительно о советско-германских отношениях.

— Вы это подготовили для посла?

Дипломат кивнул и пододвинул Зорге чашку и термос с кофе. Рихард протянул ему пачку сигарет. Оба закурили и стали пить кофе. Это не мешало хозяину кабинета просматривать поступающие сообщения, запросы и распоряжения.

— Это, между прочим, — нарушил он молчание, — произойдет, видимо, на днях.

— Франция?

— Да, все идет к этому. Позавчера войска из районов сосредоточения двинулись в направлении «западного вала». Последняя информация пришла из Касселя. Об этом же говорится и в передаче какого-то французского агентства.

— Рано или поздно этого следовало ожидать, — равнодушно сказал Зорге.

Он встал и вышел из помещения. Проходя мимо кабинета военно-морского атташе, Рихард задержался, но адмирала там не было. На двери кабинета полицейского атташе табличка с фамилией Бранца была снята.

Зорге посмотрел на часы. У него еще было время, целых полчаса. Он возвратился в свой кабинет, небольшой и почти без мебели: там стояли лишь стол да стул. Не особенно задумываясь, Рихард начал работу над материалами для информационного бюллетеня, который распространялся в немецкой колонии. Дело продвигалось быстро. Страницы служебного издания заполнялись короткими сообщениями о политике великогерманского рейха, действиях немецких вооруженных сил в Европе, германо-японском сотрудничестве, жизни немецкой колонии в Японии.

Без пяти минут семь Зорге поднялся и не спеша пошел к дому посла. Эльга радушно поздоровалась с ним. Стол был уже накрыт на три персоны. Почти сразу же появился и посол, чисто выбритый, надушенный и в хорошем настроении.

Старый солдат любил раннее утро, запах мыла, остатки ночной прохлады, аромат горячего кофе и дружеский разговор за столом. Эльга следила за тем, чтобы мужчины не забывали о еде.

— Я научился ценить плотный завтрак, — произнес посол. — У нас дома, в Швабии, так оно, собственно, и было. Но в особенности я оценил хорошую утреннюю еду, будучи офицером в Восточной Пруссии, а затем и в Померании. Прусские помещики, например, в мое время жили по-военному. Они вставали в пять часов, осматривали конюшни и совершали прогулку верхом, а во время сева или жатвы выезжали в поле. Затем в семь часов они завтракали — яйца, ветчина, колбаса и пара рюмок водки...

Когда завтрак закончился и официанты бесшумно удалились, началась процедура весьма полезная для пищеварения — полчаса обмена новостями. Говорил почти всегда один Зорге.

— Я вчера повстречался со своим другом Зибертом, — стал рассказывать Рихард, — на одном докладе, глупом и скучном...

— С каких это пор вы стали интересоваться докладами? — перебила его Эльга.

— На такие я нахожу время. Какой-то офицер японской полиции выступал перед гейшами. Конечно, он не