Зорге, которого мы не знали - Ганс Гельмут Кирст

— Это производит впечатление, — вымолвил наконец японец. Он знал правила игры и слегка их презирал, так как не любил пользоваться человеческими слабостями, предпочитая добиваться цели с помощью своего умственного превосходства. Он считал Зорге авантюристом, гениальным, но нахрапистым и аморальным. В его понимании идейным коммунистом Рихард Зорге не был, но лучшего разведчика, чем этот немец, Одзаки не мог себе представить.

Зорге рассматривал нагромождение обросших мхом камней, между которыми пробивалась трава. Капельки воды проложили в них ходы, и каменные глыбы начали трескаться. Через несколько поколений эти камни превратятся в пыль.

— Удивительный народ японцы, — задумчиво произнес Зорге.

— Так можно сказать и о немцах, — кивнул Одзаки. — Видимо, не случайно нас называют пруссаками Востока. Мышление наших людей довольно примитивно, но они — отличные солдаты.

— Вы правы, господин Одзаки. Нечто схожее между немцами и японцами действительно есть.

— Наверно, это обусловлено похожим климатом и в чем-то сходной историей. Но главное, мы, японцы, как и немцы, народ без жизненного пространства. Отсюда — стремление к экспансии.

— Вы — коммунист, но я заметил, что любите Японию, — сказал Зорге.

Одзаки выдержал испытующий взгляд своего собеседника и подтвердил:

— Да, я коммунист и люблю Японию: одно не исключает другого. Я люблю свою Японию так же, как вы любите Германию.

— Я не люблю Германию, — тотчас же возразил Рихард. — Я ее ненавижу.

— Любовь и ненависть, — дружески сказал Одзаки, — могут тесно переплетаться, являясь как бы полюсами единого магнитного поля. Да и что поделаешь: никто не может спокойно жить без родины. В принципе все равно, любите вы или ненавидите — лишь бы не были равнодушным.

— Мы оба — предатели, — жестко констатировал Зорге. — Предатели родины, шпионы.

— Кого же мы предаем, дорогой друг Зорге? Народ или режим? Явление, которое не может длиться долго и изменится, так как должно обязательно измениться. И мы стараемся это ускорить. Вот все, что мы делаем. И кто нас осудит или превознесет? Время или история! Нередко вчерашние предатели становятся героями сегодняшними, а люди, подвергавшиеся преследованию и поруганию, — спасителями отечества. Здесь, в этой груди, — и Одзаки ударил себя кулаком в грудь, — все ясно и чисто.

Зорге, до крайности удивленный, уставился на него. В его мозгу роились мысли, кружась и сталкиваясь. Он сжал кулаки, чтобы остановить росшее в нем беспокойство, но это ему не удалось.

Рихард не понимал Одзаки, удивлялся его смирению и тому, как оно уживается с упорством, хладнокровием и невозмутимостью. Сам Зорге был и охотником, и дичью одновременно, пребывавшим в постоянном напряжении. Пока он бодрствовал, его одолевали сомнения и недоверие. И во сне нервы его были напряжены. Среди ночи Рихард вскакивал и кусал свои пальцы, чтобы не закричать. Одзаки же был абсолютно спокойным.

— Я вас не понимаю, — как-то растерянно сказал Зорге.

— Когда-нибудь вы меня поймете, — тихо ответил Одзаки.

Зорге уставился перед собой в одну точку, Одзаки же смотрел вдаль, за холмы на горизонте. Их окружал безлюдный парк, беззвучно прислушиваясь и запасясь терпением.

Оба они не пытались продолжить разговор. «Нам следовало бы ограничиться делом, — подумал Зорге, — все остальное не имеет смысла». «Нам нужно было бы говорить только о работе, — мелькнуло в голове у Одзаки. — Все остальное нервирует Зорге. Он как паровой котел, достигший критической точки, а потом грозит взорваться в любую минуту».

— Как вы оцениваете нынешнюю обстановку в мире? — спросил Зорге.

Одзаки не сразу ответил. Он понимал, что сказанное им может подействовать на Зорге как запал на взрывчатку, и попытался перевести разговор на другую тему. Но ничего не получилось.

— Крушение Франции, — между тем продолжил Зорге, — окажет, вне всякого сомнения, большое влияние на внешнюю политику Японии. Вопрос заключается только в том, как далеко пойдут японцы.

— А что прогнозируете вы, господин Зорге? — сохраняя выжидательную позицию, поспешил задать вопрос Одзаки.

— Думаю, что японцы проявят определенную хитрость. Победа Германии над Францией еще не явится решающим событием в этой войне. Японское правительство показало...

— Нынешнее правительство может смениться, — осторожно перебил Одзаки, но, взглянув на Зорге, тут же решительно добавил: — Оно сменится.

— Вы полагаете? — насторожился Зорге.

— Я это знаю, — просто ответил Одзаки. — Нынешнее правительство — это стая старых лис. Это — правительство выжидания и упущенных возможностей. Вы же знаете, что японские промышленники хотят зарабатывать больше, а армия настаивает на экспансии. Коренное изменение международного положения автоматически повлечет за собой возникновение новой ситуации на Дальнем Востоке. Выход из игры французов и привлечение главного внимания англичан и американцев к театру войны в Европе неминуемо приведут к созданию здесь вакуума, который будет на руку нашей военной клике. Стало быть, лисы уйдут, а их место займут львы.

— А кто станет следующим премьер-министром?

— Принц Коноэ, — сказал Одзаки. Это имя он произнес с большим уважением.

Зорге сразу же оценил огромное значение полученной информации. Ведь Одзаки в течение долгих лет был советником принца, его правой рукой.

— Но Коноэ, — стал размышлять вслух Зорге, — еще не означает военную диктатуру.

Одзаки в знак согласия кивнул и пояснил:

— Поэтому правительство принца Коноэ станет переходным, и переход не займет много времени, можете быть в этом уверены, господин Зорге. Даже принц не сможет плыть против течения, возникшего в результате этой войны.

— Невозможно, — с недоверием сказал Зорге.

— Вы имеете в виду, что это не вписывается в вашу концепцию?

Поселок Сабунчи близ Баку. В этом доме 4 октября 1895 года родился Рихард Зорге

Рихарду (его ласкательно звали Ика) — восемь месяцев. Справа от него — мать (русская по национальности) Нина Семеновна, в девичестве Кобелева.