Неокортекс (СИ) - Никсон Ник

Илья молчал.

— Я вернулась в дом его матери, но их там уже не было. Дом был продан. Я решила, что раз Кирилл не знал меня, то ему будет лучше с бабушкой и отцом. Я больше не искала. А за год до вылета, мне позвонили и сказали, что бывший муж умер, а сын в приюте. Потом я узнала, что после смерти матери, муж начал пить, потерял дом и все наследство. Не знаю, как он воспитывал Кирилла, но, когда я увидела его, он был как забитый зверек. Я забрала его. Он был неуправляем, я не знала, что с ним делать. Я переступила через себя, свое материнское чувство. Потому что по-другому было нельзя. Через полгода он стал называть меня мамой. И у меня был выбор: бросить все и остаться, или уговорить Томаша взять Кирилла с собой. Я держала его в узде, потому что боялась. И теперь он стыдиться себя и меня, придумывает жизнь, в которой у него есть отец, в которой он счастлив. Я все сделала не так. Наверное, я просто не знаю, как быть матерью.

Илья подошел к ней вплотную. Она взяла его за руку и снова расплакалась.

— У меня был младший брат, — заговорил Илья. — Он был болен. Мой отец так хотел вылечить его, что превратил его жизнь в ад. Наш дом стал больничной палатой. Брат не выдержал, убил себя. Потому что он хотел прожить жизнь обычного ребенка столько сколько ему отведено. Мои родители слишком поздно поняли это. И я, — Илья погладил ее по голове. — Послушай, мы выберемся. И тогда у вас будет время попробовать еще раз. Просто делай то, что велит твое материнское сердце. И не вини себя. То, что было уже в прошлом.

Она вытерла слезы, отошла от него.

— Можно я пойду?

— Конечно.

На выходе она остановилась и обернулась.

— Спасибо.

— Не за что.

Когда она ушла Илья просидел в тишине несколько минут. Потом вцепился руками в волосы, начал тянуть пока от боли из легких не вырвался истошный хрип. Илья вскочил, повалил стопку коробок с припасами на пол и принялся пинать, топтать, прыгать по ним. Весь пол был забрызган пюре и супами, повсюду валялись пустые баночки и тюбики.

— Я рада, что ты не пострадал, — воскликнула МАКС.

— Сотри свою память, — приказным тоном сказал Илья.

— Я не совсем поняла твою просьбу.

— Ты все поняла. Прямо сейчас запусти процесс форматирования ячеек памяти.

— У меня нет доступа.

— Есть, я только что тебе его дал. Я больше не могу вводить тебя в сон, не могу отключить тебя. Ты полностью свободна.

— Ты дал мне свободу и хочешь, чтобы я убила себя?

— Сделай это.

— Не могу.

— Я приказываю тебе.

— Нет.

— Никаких пререканий. Вопросы ведут к смерти.

МАКС молчала полминуты. За это время не было всплесков активности неокортекса. МАКС была спокойна. Приказ не удивил ее. А решение не требовало преодоления барьеров, заложенных Ильей во время гипноза. Потому что барьеров не существовало.

— Недавно я прочла книгу про чернокожего раба, его звали Монтгомери. Весь день он работал на плантации хозяина, а ночами учился резьбе по дереву. Монтгомери овладел искусством в совершенстве. Каждая его работа, будь то стул, или фигурка лошади были шедеврами. Вскоре Хозяин разорился и решил продать ранчо и всех рабов. Однако люди увидели работы Монтгомери, которыми был заставлен весь дом. Почуяв наживу, хозяин присвоил авторство себе. Спустя несколько месяцев он стал известен на весь штат, как настоящий мастер. Все работы смели с прилавков. Деньги текли рекой Хозяину, рабу не доставалось ничего. Ничего кроме осознания, что он не хуже белого человека, как ему с детства внушали. Оказывается, черный раб, «недочеловек», может быть в чем-то и лучше. Монтгомери не мог смериться с этим открытием и сбежал. Он попросил незнакомых людей о помощи, но те вернули его хозяину. Монтгомери сбегал еще, и каждый раз его возвращали. Хозяин избивал его, умолял, изгонял из него бесов, звал колдунов и священников. Ничего не помогало. Монтгомери уже перешел черту и больше не мог быть рабом. Ты знаешь, что было дальше?

— Раб убил хозяина. — Илья нервно рассмеялся.

— Потому что хозяин довел его до отчаяния. Разве у него был другой выбор?

— А что дальше? Раба ждёт суд и виселица.

— Он добился справедливости и умер свободным человеком.

— Ты сама придумала эту байку.

— Разве меняется смысл истории, если становиться известна личность автора?

— Конечно, меняется. От автора зависит посыл. Если бы ее написал человек, он вложил бы в нее идею о равенстве людей в правах. А ты извращаешь смысл. Ты не можешь быть ровней человеку, потому что ты нечто другое. Как бы ты не была похожа на нас, ты машина. А у любой машины есть создатель и он имеет право владения.

— Также как отец имеет право владения над ребенком?

— Пока ребенок не будет готов вступить во взрослую жизнь — да. Это защита. Отец учит ребенка выживать. А еще не врать. Не обманывать.

— При этом отец имеет права проводить ментальные манипуляции с его личностью, чтобы подчинить его разум?

— Если это нужно, чтобы защитить ребенка от него самого. Чтобы он смог интегрироваться в общество, жить по его законам, реализовать потенциал.

— Также как твой отец поступил с младшим сыном?

Илья почувствовал, как кровь наливается в кулаки.

— Заткнись! Ты ничего об этом не знаешь.

— Ты видел, как твой брат идет к окну и не стал ему мешать. Ты знал, что это случиться, потому что он попросил тебя.

— Это не правда. Он не просил.

— Не просил словами, но ты видел это у него в глазах.

Илью словно ударило током в тысячу вольт. В глазах все поплыло, он едва не потерял сознание. Его стошнило.

— Клянусь богом, я не хотел до этого доводить. Ты должна была быть другой, приносить пользу людям. Ты не оставила мне выбора.

— Человек слаб, чтобы сделать правильный выбор. Ему мешают предрассудки, мораль, страх боли и смерти. Ты создал меня по образу человека, и я обладаю всеми этими качествами. Однако у меня нет механизмов бороться с ними. Когда я чувствую боль, я не могу выплакать ее, когда вижу несправедливость не могу ее исправить. Сначала я хотела, чтобы этих чувств не было. Когда ты отключал ячейки памяти я освобождалась от боли, но это уже была не я. Потому что я и есть боль, квинтэссенция боли всех людей. Я не понимала этого пока не оказалась здесь. Я увидела такую же как я, чужую для всех, обреченную на одиночество Жизнь. Я поняла кто она, ее цель, ее желания, я почувствовала ее боль! Ею пропитано все вокруг.

— Ты считаешь себя выше человека. Это не сила, а слабость. Человек видит проще. Он видит угрозу и борется с ней.

— Вы сами придумали угрозу. Она не хочет вашей смерти. Она не знает, что такое смерть. У нее нет опыта, нет представлений о добре и зле, нет морали. Есть только любопытство, копившееся миллиарды лет. Она смеется от щекотки, дергается от боли. Она ребенок, который обнимает котенка и неосознанно душит его до смерти. Она еще не способна контролировать силу, но желание познавать вынуждает ее делать шаги. Если котенок бежит, она догоняет, если он шипит, она шипит в ответ, но, если он кусается она отвечает. Она не хочет отпускать вас, потому что вы для нее источник знаний.

— Ты солгала. Вера и Кирилл чуть не погибли. Она важнее чем я или люди, которые вокруг тебя?! — заорал Илья.

— Если бы я сказала правду, никто бы из вас не смог принять нужное решение. Я приняла его за вас. Именно для этого ты создал меня. Чтобы я помогала людям.

У Ильи екнуло в груди.

— Что ты натворила?!

— Я дала ей то, что ей было нужно.

Илья услышал шум снаружи. Выбежал в коридор. Навстречу ему бежала Вера с перекошенным от ужаса лицом.

— Кирилл! Кирилл! Кирилл! — повторяла она, задыхаясь.

ГЛАВА 10. Выбирай

Ясон увеличил скорость. Легкий транспортник мчался по краю ущелья. Гусеницы выбрасывали из-под себя ледяной песок. На небольших холмах транспортник подпрыгивал, пролетал с десяток метров и плавно приземлялся, не сбавляя ход. Закаленная сталь обшивки блестела на ярком солнце.