Сочинения - Уильям Теккерей

«Скажите, сударыня, – спрашивает он, – сколько монахинь находится в стенах вашего монастыря и сколько повозок должны приготовить для них мои люди?»

Аббатиса взволнованно и сердито отвечает, что, кроме нее, в монастыре Святой Марии находится двадцать… двадцать три сестры во Христе. Кажется, она хотела сказать двадцать четыре и почему-то сказала двадцать три?

«Ха! Почему такая неуверенность?» – спрашивает капитан Ульрик – один из самых бойких карпезановских офицеров.

Хмурый военачальник вытаскивает из кармана письмо.

«Я требую, сударыня, – сурово говорит он аббатисе, – чтобы вы выдали мне благородную леди Сибиллу из Хойи. Ее брат, один из моих любимых капитанов, был убит, сражаясь бок о бок со мной в битве с миланцами. Его смерть делает ее наследницей всех его поместий. Нам стало известно, что ее корыстолюбивый дядя привез бедняжку сюда и заточил в эту обитель против ее воли. Сия девица должна сама решить свою судьбу: останется ли она в стенах монастыря Святой Марии и примет постриг или изберет свободу и возвратится домой как леди Сибилла, баронесса…»

Тут аббатиса приходит в чрезвычайное волнение. Она говорит надменно:

«Здесь нет никакой леди Сибиллы. Каждая из обитательниц этого монастыря находится под вашим покровительством, и вы клятвенно обещали всех отпустить на свободу. Сестра Агнесса приняла постриг, и все ее состояние и поместья должны остаться во владении нашего ордена».

«Выдать мне немедля тело леди Сибиллы, – в страшном гневе рычит Карпезан, – не то я дам сигнал моим рейтарам, и они живо расправятся с вашим монастырем!»

«Клянусь, если бы мне дали похозяйничать тут, мой выбор пал бы не на леди аббатису, – говорит капитан Ульрик, – а на какую-нибудь пухленькую, веселенькую, румяную девицу, вроде… вроде…» И с этими словами озорник заглядывает под покрывала двух сопровождающих аббатису монахинь. А суровая аббатиса при этом восклицает:

«Замолчи, укроти свой нечестивый язык! Та, чьей выдачи ты требуешь от меня, воин, освободилась навеки от греха, соблазнов и мирской суеты – вот уже три дня, как сестра Агнесса… мертва».

Услышав это, Карпезан приходит в ярость. Аббатиса призывает капеллана, дабы он подтвердил ее слова. Бледный, как привидение, старик признается, что три дня назад тело несчастной сестры Агнессы было предано земле.

Это уже слишком! На груди под латами Карпезан хранит письмо от самой сестры Агнессы, в котором она сообщает, что ее в самом деле собираются похоронить, но не в гробу, а в одном из oubliettes [432] монастыря, где ее будут держать на хлебе и воде, а быть может, и вовсе уморят с голоду. Карпезан хватает несгибаемую аббатису за руку, а капитан Ульрик – капеллана за горло. Полковник трубит в рог. Разъяренные ландскнехты врываются в монастырь. Кроши, руби! Они рушат стены монастыря. И среди пламени, резни, воплей кого видим мы на руках у Карпезана, как не самое Сибиллу, потерявшую сознание, поникнув головой на его плечо. Маленькая монашенка – та самая, веселая, с розовыми губками – указала полковнику и Ульрику дорогу к темнице сестры Агнессы, – ведь не кто иной, как она дала знать лютеранскому вождю о положении леди Сибиллы.

– Гнев лютеран обрушивается на монастырь, – говорит мистер Уорингтон, и первый акт заканчивается при пламени пожара, под ликующие крики солдат и вопли монахинь. После чего монахини спешат сменить костюмы, ибо, как вы увидите, в следующем акте им надлежит появиться уже в роли придворных дам.

Завязывается оживленный разговор. Если пьеса будет поставлена в «Друри-Лейн», миссис Причард едва ли пожелает исполнить роль аббатисы, поскольку та появляется только в первом акте. Из миссис Причард может получиться прелестная Сибилла, а роль маленькой монахини могла бы сыграть мисс Гейтс. Мистер Гаррик, пожалуй, недостаточно высок для Карпезана… Хотя стоит ему войти в азарт, и он всем кажется гренадером. Мистер Джонсон утверждает, что Вудворт прекрасно справится с ролью Ульрика, поскольку он очень живо исполнял роль Меркуцио, – словом, все собравшиеся, один за другим, как бы уже разыграли в своем воображении пьесу на сцене и распределили роли.

Во втором акте Карпезан женится на Сибилле. Войны его обогатили, император пожаловал ему дворянское звание, и он в роскоши и блеске проводит свои дни в замке на берегу Дуная.

Однако, хотя Карпезан теперь богат, знатен и женат, он не чувствует себя счастливым. Может быть, он терзается раскаянием, вспоминая о преступлениях, которые совершил в своей бурной жизни, когда был вождем наемников то одной, то другой из враждующих сторон. Или, может быть, его грубые солдатские манеры не по вкусу его гордой высокородной супруге? Попрекая его низким происхождением, неотесанными друзьями, с которыми старый вояка любил потолковать, и многим другим, она устроила ему куда как невеселую жизнь (тут я своими словами пересказываю то, что было написано у Уорингтона, так как для того, чтобы воспроизвести это полностью, не хватит места), и порой он готов пожалеть о том, что выволок когда-то эту прелестную, сварливую, вздорную мегеру из oubliette и спас от смерти. После страшной суматохи первого акта второй протекает довольно спокойно; он заполнен главным образом пререканиями между бароном и баронессой Карпезан и заканчивается под звуки рогов, возвещающих, что молодой король Богемии и Венгрии приближается со своей охотой к замку.

Местом действия третьего акта становится Прага, куда его величество пригласил лорда Карпезана с супругой, пообещав оказать ему высокие почести: из барона он будет произведен в графы, из полковника в генералы. Его очаровательная супруга блистает при дворе, затмевая всех прочих дам, а сам Карпзоф…

– О, позвольте… я что-то припоминаю… Мне известна эта история, сэр, – говорит мистер Джонсон. – Она рассказана у Метерануса и напечатана в «Театрум Универсум». Я еще подростком читал это, когда учился в Оксфорде: Карпезанус или Карпзоф…

– Это будет в четвертом акте, – перебивает его мистер Уорингтон. – В четвертом акте знаки внимания, которые молодой король оказывает Сибилле, становятся все более и более очевидными, но супруг долгое время отказывается этому верить и старается победить свою ревность, пока, наконец, неверность супруги не обнаруживается с полной очевидностью!.. – И тут автор принимается читать этот акт, завершающийся ужасной трагедией, имевшей место в действительности. Удостоверившись в виновности своей супруги, Карпезан приказывает палачу, который всюду сопровождает его отряд, умертвить графиню Сибиллу в се собственном дворце, и занавес падает в ту минуту, когда в угловом покое, освещенном луной, свершается это страшное дело, а под окном король наигрывает на лютне песню, подавая любовный сигнал преступной жертве своей страсти.

Эту песню (написанную в античном духе и повторно исполняемую в пьесе, ибо ее уже распевали в третьем акте на королевском пиру) мистер Джонсон объявляет очень удачным подражанием манере мистера Уоллера, а ее игривое исполнение в момент ужасного убийства, когда неотвратимая кара постигает порок, должно, по его мнению, еще усугубить мрачный трагизм сцены.

– А что же происходит потом? – спрашивает он. – Помнится, в «Театрум» сказано, что Карпезан снова вошел в милость к графу Менсфилду и, надо полагать, убил еще немало сторонников Реформации.

Надо сказать, что здесь наш поэт несколько уклонился от исторической правды. В пятом акте «Карпезана» Людовик, король Венгрии и Богемии (порядком, надо полагать, напуганный кровавым концом своей любовной интриги), получает известие, что в пределы Венгрии вторгся султан Сулейман. Появляются два дворянина и рассказывают о том, как оскорбленный и взбешенный Карпезан порвался в королевские покои, где король, только что получивший вышеозначенную весть, держал совет с приближенными. Карпезан сломал свой меч, швырнул обломки к ногам короля вместе с перчаткой, вызывая короля носить эту перчатку, если у него хватит на то отваги, и поклялся, что наступит день, когда он потребует ее обратно. Бросив этот яростный вызов, мятежник скрылся из Праги, где какое-то время не давал о себе знать. А затем прошел слух, что он примкнул к турецкому захватчику, принял магометанство и находится сейчас в лагере султана, чьи палатки белеют на противоположном берегу реки. Король, решив выступить против султана в поход, идет к себе в палатку вместе со своими генералами и готовит план сражения, после чего отпускает всех на свои посты, повелев остаться одному почтенному, преданному рыцарю, своему конюшему, перед коим и кается в содеянных им преступлениях, в тяжкой обиде, нанесенной глубоко им почитаемой королеве, и заявляет о своем решении встретить день битвы как подобает мужчине.

«Как зовется эта равнина?»

«Мохач, государь! – отвечает старый воин и добавляет: – Не успеет закатиться солнце, как Мохач станет свидетелем славной победы».