Девять месяцев по контракту (СИ) - Джокер Ольга

Тимур говорит, что я делаю это зря. Мама без сознания и не оценит этого, но я все равно продолжаю их приносить.

В обед я читаю книгу. В голос зачитываю фразы, которые кажутся мне особенно интересными и философскими. Я не знаю, какая мать Тимура в жизни, потому что мы не успели как следует с ней познакомиться, но мне кажется, что она очень умная и образованная женщина.

Захлопываю книгу, откладываю её в сторону и поправляю теплое одеяло. Я читала, что у человека, который долгое время лежит без сознания, нарушена терморегуляция. И правда, ладони у Эльмиры Рустамовны холодные и даже очень.

Не успеваю я отойти, как её глаза приоткрываются. Она смотрит на меня нечётко, словно не видит. Датчики, к которым она подключена, начинают громко пищать, я жму кнопку вызова персонала и чувствую, как клокочет моё сердце. Беру в руки телефон, набираю номер Тимура.

— Твоя мама пришла в сознание!

Багримов приезжает через полчаса. Просит меня поехать домой к детям, в то время, как он останется здесь и станет держать меня на связи. Я слушаюсь его, целую на прощание и понимаю, что в последнюю неделю мы и правда слишком редко видимся. Но теперь я знаю, что это ненадолго. Эльмира Рустамовна пришла в себя, а значит, что скоро пойдет на поправку и всё будет, как и прежде.

Тимур нанимает сиделку, которая работает в этой же клинике. Она обещает, что станет читать Эльмире Рустамовне книги и будет менять воду в вазе, чтобы цветы не так быстро вяли.

Так проходит ещё одна неделя. Мать Тимура пришла в себя, но она не разговаривает. Только смотрит. Я вновь покупаю для неё астры, беру с собой книгу Пауло Коэльо и приезжаю в больницу. Старые цветы завяли, поэтому они тут же отправляются в урну. Я сажусь в кресло, открываю книгу и начинаю читать. Эльмира Рустамовна смотрит в потолок и не шевелится. Муж сказал, что на следующей неделе, если состояние её будет стабильным, можно будет говорить о переводе в Израиль.

— … посреди ли пустыни или в большом городе — всегда один человек ждёт и ищет другого. И когда пути этих людей сходятся, когда глаза их встречаются, и прошлое и будущее теряет всякое значение, а существует лишь одна минута и невероятная уверенность в том, что все на свете написано одной и той же рукой, рука эта пробуждает в душе любовь и отыскивает душу-близнеца…

— Яна…

Я вздрагиваю и прерываюсь. Поднимаю глаза на Эльмиру Рустамовну, но она по-прежнему не шевелится. Наверное, показалось.

Когда она лежала без сознания, мне очень и очень хотелось, чтобы мать Тимура поправилась. Чтобы мой муж больше не выглядел таким грустным. И тогда я сидела в палате и визуализировала действительность. Представляла, как в один прекрасный день она сначала сядет, а затем встанет и пойдёт.

— Яна…

Я понимаю, что мне не послышалось. Поднимаюсь с удобного кресла, подхожу ближе. Глаза Эльмиры Рустамовны открыты, и это она меня звала. Мне не показалось.

— Воды? Позвать врача? Вам холодно?

Я беру одеяло, пододвигаю его ближе и ощущаю, как её морщинистая ладонь накрывает мою руку.

— Яна… прости меня, Яна…

Из её глаз стекают дорожки слез. Это хорошо, значит рефлексы работают. Не сразу понимаю, что именно она произнесла, а когда осознаю, она закрывает глаза и вновь засыпает.

Я прихожу на следующий день. И через день тоже. Приношу ромашки, выбрасываю астры. Берусь за книгу и вновь начинаю читать. Врачи сказали, что с тех пор Эльмира Рустамовна ни разу не заговорила. Удивительно и похоже на моё личное сумасшествие.

В моих руках вновь Коэльо. Только теперь «Вероника решает умереть». Я купила её в том же переходе, где и цветы, и текст в ней читается значительно легче, чем в «Алхимике».

— Яна…

Я прерываюсь, поднимаюсь с места. Мать Тимура смотрит чётко на меня. В этот раз мне не кажется.

— Яна… я понимаю, что не заслужила, но я хотела бы увидеть Лизу…

Её речь спутанная и не совсем разборчивая, но я почему-то хорошо её понимаю. Киваю, опускаю ладонь на её руку и слегка сжимаю. Всё поняла, я приведу Лизу. Она это знает. Без слов понимает.

Тимур не перечит мне, когда на следующий день я прошу его отвезти всех нас к матери. Мы проходим в палату, и я прошу Лизу вести себя тише, чтобы не мешать бабушке. Дочь понимает меня с полуслова. Забирается в кресло, что-то шепчет Тимуру на ухо. Знаю, что картина обездвиженного пожилого человека возможно пугает её, но Лиза понятливая девочка. Надо значит надо.

Во время нашей встречи Тимур заговаривает с матерью. Она отвечает коротко, сбито и немногословно, но это уже прогресс, что она пришла в себя, шевелит конечностями и разговаривает. Ей всего пятьдесят семь, и у неё вся жизнь впереди. Встанет на ноги, подлечится в Израиле и, возможно, когда-нибудь на своих двоих ногах придёт к нам в гости.

— Яна…

Эльмира Рустамовна подзывает меня к себе, когда Тимур вместе с детьми выходит из палаты. Встреча получилась короткой, но в следующий раз обязательно будет дольше.

— Она сильно похожа на Тимура… — шепчет пересохшими губами.

Я пою её из трубочки и молча киваю.

— Я знаю.

— Простишь меня, Яна?

— Я никогда на вас обижалась.

С каждым днём мать Тимура все больше оживает. Я чаще привожу к ней Лизу. Дочь рассказывает стихи и даже поёт. Эльмира Рустамовна начинает медленно ходить, и следующий этап её лечения будет проходить уже в Израиле. Родная дочь согласилась сопровождать её.

В последний день перед выпиской из клиники мы приходим в палату всей толпой. Мой муж расцвел и выдохнул, после того как его мать пошла на поправку. И это невероятно радует меня.

— Если вы не против, после Израиля мы с Каримом приедем к вам в гости.

— Не против, мам, — отвечает Тимур. — Будем рады.

Мы выходим из палаты и бредем по коридору. Я веду за руку Артюшку, который только учится ходить, а Тимур идёт рядом с Лизой.

— Со всеми больничными заботами забыла тебе сказать, — произношу негромко и делаю остановку. — Мы ждём малыша.

Тимур останавливается, переводит на меня свой взгляд и пристально смотрит. Он рад? Шокирован? Удивлен?

Улыбается, обнажая свои белоснежные зубы, и впервые за долгое время, пока мама болеет, делает это так открыто и радостно. В следующую секунду Багримов подходит ко мне вплотную, обнимает за талию и несдержанно целует. Посреди больничного коридора, на глазах у детей и медперсонала.

— Я никогда не устану благодарить тебя за второй шанс, Ян, — произносит, касаясь пальцами моих скул. — В этот раз я пройду с тобой всю дорогу от начала и до самого конца.