Цветы на чердаке - Вирджиния Эндрюс

Мои глаза расширились еще больше. Каким образом мы ее предали? Ее поведение шокировало меня. Мне казалось, что это она предает нас.

— Мама, мы не сделали ничего плохого. Мы очень тихо сидели под столом. Люди приходили и уходили, но никто не знал, что мы там. Мы вели себя тихо. И как ты можешь говорить, что не выпустишь нас отсюда? Рано или поздно ты должна это сделать. Не можешь же ты вечно держать нас взаперти.

Она уставилась на меня со странным, забитым и преследуемым выражением на лице, ничего не ответив. Я думала, что она может ударить меня, но она отпустила мои плечи и развернулась, чтобы выйти из комнаты. Складки ее юбки затрепетали, как крылья, разнося по всей комнате цветочный запах духов, плохо сочетающийся с ее поведением.

Как раз когда она собиралась выйти, по всей видимости, чтобы самой поймать Криса, дверь открылась, и мой брат на цыпочках вошел в комнату. Он открыл дверь, повернулся и взглянул в моем направлении. Его губы уже было задвигались, чтобы что-то произнести. И тут он увидел мать, и его лицо преобразилось.

Почему-то его глаза не загорелись радостью, как это обычно бывало при виде ее.

Быстро и целеустремленно мама подошла к нему и с размаху влепила звонкую пощечину! Затем, до того как он успел оправиться от шока, ее левая рука нанесла удар по другой щеке со всей силой, на которую она была способна в гневе.

Теперь на побледневшем лице Криса с обеих сторон горели большие красные пятна.

— Если ты еще раз сделаешь что-нибудь подобное, Кристофер Фоксворт, я сама выпорю не только тебя, но и Кэти.

Если лицо Криса и сохраняло какой-то цвет, то теперь утратило и его, став неестественно бледным, а красные пятна горели на его щеках, как размазанная кровь.

Я почувствовала, что у меня самой кровь отливает от лица, и душа уходит в пятки. В ушах стоял непонятный звон. Я уставилась на эту женщину, которая теперь показалась чужой, незнакомой, с которой я не испытывала никакого желания познакомиться. Неужели это была наша мама, в голосе которой всегда звучала доброта и любовь? Неужели это была она, так сочувствовавшая нам в нашем вынужденном заключении? Может быть, этот дом начал влиять на нее? И тут меня осенило. Да, теперь мало-помалу накапливавшиеся в ней изменения дали о себе знать. Количество перешло в качество. Она уже не приходила к нам так часто, как раньше, не каждый день и уж подавно не два раза в день, как вначале. И, Боже, как я была напугана, так бывает, когда почва уходит у тебя из-под ног, и тебя предает кто-то любимый и пользующийся доверием.

Она, видимо, обратила внимание на состояние Криса, и ее гнев улетучился. Она привлекла его к себе и покрыла быстрыми поцелуями его лицо, на котором уже пробивалась первая юношеская поросль, пытаясь загладить свою грубость. Целуя его, перебирая пальцами его волосы, она прижимала его лицом к своей полной груди, что должно было повергнуть в смущение мальчика даже в его нежном возрасте.

— Извини, мой любимый, — со слезами в глазах и в голосе шептала она,

— прости меня, пожалуйста, прости. Не пугайся. Как ты можешь меня бояться? Я не так выразилась… я не это имела в виду насчет того, что высеку вас. Ведь я вас так люблю. И вы должны это знать. Я никогда бы не сделала этого ни с тобой, ни с Кэти. Разве я когда-нибудь позволяла себе такое? Сейчас я немного не в себе, потому что все идет по плану, как я хотела, как все мы хотели. Я испугалась, что все может рухнуть, и поэтому ударила тебя.

Она взяла его лицо в руки и поцеловала в губы, которые немного выпячивались, от того что она сжала в ладонях его щеки. Изумруды и бриллианты все вспыхивали и вспыхивали. Сигнальные огоньки, значения которых я была не в силах расшифровать. Я не знала, что именно чувствовала в этот момент, здесь было и смущение, и изумление. Но главное, я ощущала себя очень, очень молодой. А мирок вокруг меня был непередаваемо старым и мудрым.

Конечно, он простил ее, как впрочем и я. И, конечно, мы хотели узнать, что шло так, как она и все мы хотели.

— Пожалуйста, мама, расскажи нам, пожалуйста!

— В следующий раз, — сказала она, торопясь вернуться на вечеринку, пока никто не заметил ее отсутствия. Она еще раз расцеловала всех нас. И тогда я подумала, что еще никогда не касалась щекой ее груди.

— В другой раз, может быть завтра, я вам расскажу все, — говорила она, снова и снова успокаивая нас, пытаясь снять наше раздражение. Она наклонилась и поцеловала Кэрри, а затем — Кори.

— Ты простил меня, Кристофер?

— Да, мама, я понимаю, мама. Нам следовало оставаться в этой комнате. Эти исследования были дурацкой затеей.

Она улыбнулась, проговорив:

— Счастливого Рождества, скоро увидимся, — и исчезла за дверью, а мы слышали, как она закрывает ее с другой стороны на замок.

Наше первое Рождество взаперти кончилось. Часы в коридоре пробили час. Наша комната была наполнена подарками, среди которых выделялись телевизор, шахматы, о которых мы отдельно просили, красный и синий трехколесные велосипеды, новая одежда — теплая и красивая и множество сладостей. Кроме того мы с Крисом побывали на великолепном торжестве. В то же время что-то новое вошло в нашу жизнь. Нам с новой, неожиданной стороны открылась наша мама. Такой мы ее еще никогда не видели. На какой-то миг она стала точной копией бабушки.

Мы лежали на кровати: я посередине, Крис и Кэрри по сторонам от меня. Его запах отличался от моего. Моя голова лежала на его мальчишеской груди. Он сильно потерял в весе и похудел. Я слышала, как его сердце бьется в ритме с музыкой, все еще доносящейся до наших ушей. Его рука перебирала мои волосы, накручивая на пальцы отдельные локоны и попеременно отпуская их.

— Крис, быть взрослым ужасно трудно, правда?

— Надо полагать…

— Я всегда думала, что взрослые знают, как себя вести в любой ситуации. Мне казалось, что они никогда не сомневаются, знают выход из любого положения. Я не думала, что они приходят в такое замешательство, точно так же, как и мы.

— Если ты имеешь в виду маму, то она не имела в виду того, что у нее вырвалось. Я считаю, хотя и не уверен в этом до конца, что когда ты становишься взрослым и начинаешь жить в доме своих родителей, по непонятной причине ты как бы снова становишься ребенком и чувствуешь свою зависимость. Мы тянем ее в одну сторону, а родители — в другую. А теперь еще этот ее усатый кавалер.

— Я надеюсь, что она больше не выйдет замуж! Она нужна нам гораздо больше, чем этому мужчине. Крис ничего не ответил.

— А этот телевизор, который она нам принесла. Она ждала, пока отец подарит его ей, когда могла сама купить его еще давно вместо приобретения этих бесконечных гардеробов. А украшения! На ней все время новые кольца, браслеты, серьги.

Крис задумался, но тут же изобрел оправдание:

— Давай посмотрим на это с другой стороны, Кэти. Если бы она подарила нам этот телевизор в первые же дни, мы бы все время сидели, уставившись в него. Тогда мы не создали бы сад для близнецов на чердаке. Нам не пришлось бы ничего делать, только сидеть и смотреть. А посмотри, как много мы узнали за все это время: научились делать цветы и животных. Теперь я рисую гораздо лучше, чем когда я приехал сюда. Я уже не говорю о книгах, которые мы смогли прочесть! И ты, Кэти, ты очень изменилась.

— Как? Как я изменилась? Скажи. Он беспомощно помотал головой на подушке из стороны в сторону.

— Хорошо. Можешь не говорить мне комплиментов. Но пока ты не перешел на свою кровать, расскажи мне все, что ты узнал в подробностях. Не упускай ничего, даже то, что ты при этом думал. Я хочу представить все, как если бы я была там с тобой, чувствуя и делая то же самое.

Он повернул голову, и наши глаза встретились. Странным, изменившимся голосом он произнес:

— Ты действительно была там рядом со мной. Я чувствовал, как ты держала меня за руки, шептала мне на ухо, и я старался рассмотреть каждую мелочь.

Гигантский дом, которым управлял старый, больной людоед, оказал на него подавляющее влияние. Я почувствовала это по его голосу.

— Это ужасно большой дом, Кэти. Как отель. Я проходил по бесконечным комнатам, обставленным дорогой мебелью и прочими вещами, которые, уверен, никогда не использовались. На одном только нашем этаже я насчитал четырнадцать комнат и думаю, что пропустил несколько маленьких.

— Крис! — воскликнула я разочарованно. — Не надо рассказывать мне обо всем в таком повествовательном духе. Сделай так, чтобы я ощущала себя там, с тобой. Начни сначала, с той секунды, когда ты исчез за дверью!

— Ну что ж! — нехотя, со вздохом, сказал он, — я крался по темному коридору в сторону центральной ротонды, где мы прятались в этой тумбочке на балконе. Я не хотел тратить время на изучение комнат в этом, северном крыле. Как только я приблизился к цели, я стал вдвойне осторожен, потому что теперь люди могли заметить меня. Вечеринка приближалась к кульминации. Шум голосов стал намного громче, И, как мне показалось, все уже изрядно набрались. Какой-то мужской голос запел дурашливую песенку о том, что ему не хватает двух передних зубов. Мне стало так смешно, что ' я подкрался к балюстраде и посмотрел вниз. Они выглядели какими-то странными, укороченными, и я еще подумал, что мне следует это запомнить, когда я буду рисовать фигуры людей в таком ракурсе, чтобы они выглядели естественными. Перспектива для живописи — самое важное.