Анатомия чувств - Гайя Колторти

Ты увидел парня, худющего блондина, который прошел мимо, чуть было не задев тебя, и встал между тобой и Сельваджей, временно исключив ее из твоего поля зрения. Он был одет, как интеллектуал, сорочка и мокасины, но, вероятно, компенсировал этой псевдоэлегантностью отсутствие артистизма и ума. Наверняка маменькин сынок из богатой Генуи, один из тех, что водят папин «мерседес», не признают вечеринки без кокаина и алкоголя и школ, где нет беззащитной жертвы, над которой можно поиздеваться, или красотки, которую можно купить, как девочку по вызову, имея деньжата.

«Нет, Сельваджа, — взмолился ты про себя, — только не это! Скажи, что это не ты та продажная красотка!»

Парень подошел к ней, и она ему улыбнулась. Он привлек ее к себе и поцеловал в губы, а ты чуть не умер. Лучше бы ты провалился сквозь землю, пока они стояли обнявшись и шептали друг другу слова, которые ты не слышал, но которые разрывали тебе сердце. Боже, это была не твоя Сельваджа, девушка, которую ты безумно любил и которая не могла бы поступить с тобой так жестоко!

Что тебе оставалось делать? Очень просто. Подойти к ним и забить его до смерти, этого идиота, который претендовал на чувства твоей сестры. Вот именно. Постой, но, в сущности, кто был настоящим преступником? Он, который даже не подозревал о твоем существовании? Или она, которая плевала на твою любовь и дарила свое общество и свои чувства другим? Она, которая могла располагать тобой всю жизнь, которая буквально приворожила тебя, а когда ты переставал быть ей нужен, без зазрения совести избавлялась от тебя? Кто же из них двоих был твоим настоящим мучителем?

На этой волне разоблачения ты убедил себя, что она, вероятно, никогда тебя и не любила. Очень может быть, что ты просто-напросто заменил парня, которого так страстно желал поколотить. В конце концов, разве можно было с уверенностью утверждать, что она его больше не любила? Господи, она могла это скрывать. Разве женщины не увертливы и не искусны в ударах ножом в спину?

Она отказывалась любить тебя не потому, что ты был ее братом, чему ты, в конце концов, поверил, а потому, что не любила тебя. Так просто. И так глупо. И это все объясняло. Значит, она никогда к тебе ничего серьезного не испытывала. А несколько дней назад, в Риме, когда она казалась такой искренней, борясь между любовью к тебе и запретом на нее… Нет, нет, нет, теперь это не имело никакого значения, и ты должен был просто уйти, жалкий наивный дурак!

«Надо уходить отсюда, — уговаривал ты сам себя, — прежде чем я помру!»

Ты был вне себя от ярости, ты был ранен, подавлен, мертв, мой дорогой Джованни, когда в одиночестве на яхте, взяв из холодильника пиво, решил запереться в каюте, в полной уверенности, что горько проплачешь все время, а сам тем временем в отчаянии смотрел и пересматривал до бесконечности римские фотографии!

Ближе к полудню ты услышал ее шаги, она вернулась на борт, и острая боль пронзила тебе грудь. Замкнувшись в себе, ты прошел по коридору и встал у входа на камбуз, наблюдая, как она, стоя к тебе спиной и потому не замечая тебя, пьет воду. Когда она обернулась и увидела тебя, то от неожиданности вздрогнула.

— Эй! Что за черт…

— Извини. Я не хотел напугать тебя.

— Спасибо.

— Ну, что? Как все прошло? Нашли платье на вечер?

Она кивнула и сказала:

— Я немного опоздала, прости. Сечас приготовлю что-нибудь, и поедим, хочешь?

— Конечно. Много магазинов обошли?

— Нет, не много, сказать по правде.

— Понимаю.

— Да. А теперь перестань допрашивать меня, любопытная Варвара.

Она нервно засмеялась, но вынуждена была отвести взгляд, чтобы не выдать себя.

— А, конечно. Но я и так знал, что все прошло хорошо, сестренка. Как же иначе, с таким псевдоинтеллектуальным олухом, одетым, как маменькин сынок! — Ты остановился в центре комнаты у стола, который отделял тебя от нее.

— О чем ты говоришь? — спросила она, как ни в чем не бывало.

— Ни о чем. Я тебя только об одном спрошу, как ты смеешь дурачить меня? Я твой брат. Ты не имеешь права морочить мне голову.

— Ты мой брат, — сказала она, — но прежде всего ты ненормальный.

— Кто это был?

— Кто был кто?

— Тип, который не Анезе. Вот кто.

— Ты что, следил за мной? Ты… как ты посмел? Я… ты не понимаешь…

— Нет, послушай, так не пойдет. Так не делается. Ты сейчас же скажешь мне, кто этот кретин. Иначе я разнесу к чертям собачьим весь этот театр!

— Это всего лишь Томмазо, Джонни. И он ничего больше для меня не значит, даже как старый знакомый. Это правда. Прошу тебя, не начинай сцен ревности без причины, это не только смешно, ты вынуждаешь меня говорить тебе неправду, чтобы избегать подобных сцен.

— Так значит, ты обманываешь меня ради благих целей?!

— Да. Ради моего блага. Чтобы не быть вынужденной давать тебе двести тысяч объяснений, почему хотела снова увидеть человека, которого знала в прошлой жизни. И с которым встречалась четыре года. В этом нет ничего предосудительного. И, честно говоря, не понимаю, в чем проблема!

— Проблема в том, что я из-за тебя чуть с ума не сошел! Господи, у тебя есть хоть капля совести? Ты обо мне подумала?

— Почему я должна думать о тебе? Разве ты думаешь обо мне? Ты думаешь только о себе! Ты всегда думаешь о том, как тебе плохо! Прекрати вести себя, как ребенок! Бесполезно делать вид, что ты не понимаешь, что происходит. Даже если ты близок мне больше, чем кто-либо другой, я не могу оставаться с тобой! Ты мой брат, и мне не позволительно любить тебя, ты же знаешь!

— Ты не можешь быть со мной и любить меня, но тогда почему тебе так хорошо, когда я в твоей постели! Как-то странно получается, нет?

— Мне очень жаль.

— Лгунья!

— Хорошо. Ты думаешь, мне приятно проводить время чисто из вежливости с человеком, которого я больше никогда не увижу, и при этом думать только о тебе? Тебе этого не достаточно?

— Да. Нет, не достаточно.

— В таком случае, весьма сожалею, это твоя проблема.

— Моя проблема — это ты! И твоя манера держать меня на коротком поводке и не давать мне спокойно жить! Я видел, как вы целовались. Откуда мне знать, что ты не прыгнула к нему в постель после этого? А? Ты же говорила, что ты либертинка, или я ошибаюсь?

— Твоя проблема в том, что ты лишен всякого чувства юмора. Как ты можешь принимать всерьез чепуху, сказанную просто так, ради забавы?

— Мое чувство юмора пропадает напрочь, когда я вижу, что моя сестра ведет себя, как шлюха! Это ты убиваешь его!

Тогда она не выдержала и заплакала. И она была права, ты почувствовал, что перешел границу, и не желал ничего другого, как спрятаться от стыда.