Только ты - Наталия Костина

И последнее: возможно, когда-нибудь вы поймаете меня, мои тупоголовые коллеги. Но вы получите свое маленькое удовлетворение всего один раз – а вот я получаю его каждый день. Когда я не выхожу из дома, я рассматриваю снимки своих белокурых девочек – о, у меня, как у каждого уважающего себя свободного художника, уже образовалась целая галерея этих порочных созданий. И каждый новый портрет добавляет свой штрих в общее полотно. Картина мира, нарисованная этими красками, становится все совершеннее и совершеннее. Возможно, когда она покажется мне законченной, я прекращу свой тяжелый труд. Но не советую вам сегодня на это надеяться. Засим остаюсь, ваш покорный (или непокорный, нужное подчеркнуть) слуга.

P. S. Я не прощаюсь.

– Человек в своем уме не станет писать такие письма, – Лысенко отодвинул от себя листок с таким видом, будто тот был пропитан ядом.

– Думаешь, мы не показывали этот бред психиатру? – мрачно спросила Сорокина. – И Зозулю возили на освидетельствование. Его признали полностью вменяемым, если ты помнишь.

– Нельзя было его отпускать! – Нахапетов покачал головой и бросил осуждающий взгляд в сторону Сорокиной. – Это было огромной ошибкой! Не понимаю, Маргарита Павловна, почему я с вами согласился и пошел, так сказать, у вас на поводу. Просто затмение какое-то нашло! Вы умеете настоять на своем! И каков теперь результат? Я лично ожидал чего-то такого… Но вы! Вы с пеной у рта настаивали на невиновности этого типа – и получили свое! Однако теперь я, так сказать, умываю руки. И пишу рапорт наверх. Так что расхлебывать эту кашу придется именно вам!

Маргарите Сорокиной не понравилось, что ответственность сейчас перекладывали на нее одну. Как не понравилось и то, что на злосчастного Зозулю, который на роль маньяка подходил так же, как и на амплуа прима-балерины, попытались повесить разом всех собак – как подходящих, так и вовсе не имеющих к душителю никакого отношения. Словом, система снова показывала себя во всей красе.

– Мы не могли ему ничего вменить, кроме служебного несоответствия, – отрезала она. – Зозуля – не убийца. Отпечатки не совпадают, сперма не совпадает, на половину случаев убийств у него вообще железное алиби! И что в результате у нас против этого Зозули осталось? Только то, что микрочастицы с трупа идентичны наложениям с брезента, да букет, который я нашла. И ничего больше. Ни-че-го! Да, история с трупом, который они с этим идиотом, как его… Костюченко, перевезли в другой район, разумеется, вопиющая. Но это еще не доказывает, что именно Зозуля тот, кого мы ищем. Костюченко же подтвердил его показания?

– Неизвестно, чем он припугнул этого Костюченко! Кроме того, Зозуля вполне мог убить Лапченко, а через какое-то время остановить машину и пойти посмотреть. Серийников часто тянет вернуться на место преступления, – Нахапетов вздохнул.

Вздорная баба, с которой ему пришлось здесь работать, изрядно действовала ему на нервы. И вот что получилось из-за ее необдуманных действий: история, которая вроде бы завершилась успешной поимкой преступника, разворачивалась снова. Однако неизвестно, что их ждет теперь, когда преступник вооружен опытом. Еще поганее, что, кроме всего прочего, он оказался одним из своих! А это не просто плохо – это очень плохо. Значит, у него имеются знания о системе. Более того: доступ к базам данных, оружию, аппаратуре… Мало ли к чему еще он имеет допуск – этот прикидывающийся простачком опасный извращенец, убийца! Да, непонятно, что вообще может быть хуже… А он теперь еще и разгуливает на свободе, упиваясь чувством собственной безнаказанности!

– Где этот Зозуля сейчас? – спросил он, хотя ответ был известен ему заранее.

– Дома нет, с работы уволился, – нехотя доложила Сорокина.

– Вот-вот, – заметил Нахапетов. – Не успел выйти, как ударился в бега. И это только доказывает его вину, и никак не наоборот! Теперь нужно объявлять его в розыск.

– Уже делается, – быстро сказал Банников.

Как руководитель группы, он хорошо понимал, что Ритка в вопросе с Зозулей, конечно же, была права. Нельзя держать в камере человека, который совершил некрасивое, но всего лишь должностное преступление. Тем более, если верить проведенным ими многочисленным экспертизам, Зозуля никого не убивал. А бросать в тюрьму людей только потому, что они оказались не в том месте и не в то время, – никаких камер не хватит. Кроме того, всем им, сидящим в этой комнате, прекрасно известно: история серийных преступлений полна страшных следовательских ошибок.

– Зозуля в армии служил в десанте, был на хорошем счету, – зачем-то сказала Сорокина.

– То, что он служил в десанте, как раз и объясняет, почему все жертвы задушены столь профессионально, – заметил Нахапетов.

– Конечно! С этим я согласна. Но как вы объясните эти самые письма, вернее, то, что их сочинил Зозуля? По всем изъятым у него документам видно, что он двух слов связать не может! А рапорты, которые он писал по службе? Хоть в «нарочно не придумаешь» помещай! Мы имели составленный специалистом четкий психологический портрет преступника. А что получили в лице Зозули? Прямо противоположное! Это же просто смешно! Анекдот! Ничего не совпадает! Возраст! Образование! Общая культура, наконец! Ничего!

– У вас, Маргарита Павловна, на все готовы объяснения и ответы… – недовольно сказал столичный гость.

– Эти письма… – вдруг сказала практикантка Марина, тихонько сидевшая в уголке во все время препирательства между двумя асами следственного дела. – Эти письма… они такие страшные… жуткие… Слишком жуткие… Нечеловеческие! От них просто мороз идет по коже!

– Ну, что я вам говорил, Маргарита Павловна? Находки весьма впечатляющие. И что, после этого у вас все еще остаются сомнения?

– Остаются. И довольно весомые сомнения. Группа спермы и отпечатки пальцев.

– А у вас есть доказательства того, что этот найденный вами презерватив принадлежал разыскиваемому преступнику? Или же это просто случайная находка? Второе объяснение как-то логичнее, правда? Может быть, пора перестать упираться и признать, что вы ошибались?

– А письма что, тоже он сочинял? – скептически спросила Сорокина, которая по мере давления на ее профессиональное реноме становилась все более раздраженной и неуступчивой. – Этот Зозуля в одном слове по две ошибки делает. Да и стиль изложения просто замечательный… по своей примитивности! Я сама тоже, конечно, не Пушкин, но даже меня проняло. Вот, ознакомьтесь, если хотите. Я сняла копии с его опусов! «И они ниправомерно завлодели ево автомобилем без цели хишчения»! Или вот, еще интереснее: «глаза мужского тела гр. Авдеева смотрят высако, а ноги вытинуты вдоль тела»… и тут же про этот же самый труп – «госпетолезирован»! То есть попросту отправлен в морг на труповозке. Он что, специально так писал, только для того, чтобы замаскировать подлинную гнилую интеллигентскую сущность? Как вы считаете?

– А что вы об этом думаете, Маргарита Павловна? – спросил Нахапетов, указывая на стопку найденных при обыске в квартире пропавшего безвестно сержанта вещдоков: гору порнографических журналов, наручники, милицейскую дубинку, три пары кружевных трусиков, диски с фильмами весьма специфического содержания: то ли жесткое порно, то ли вообще неизвестно что…

– Практически в любой квартире молодого неженатого мужчины можно найти то же самое, – ответствовала следователь.

– Ну, это как сказать…

– Понятно, что и дубинку, и наручники он утащил с работы. Ну так посадите его за «хишчения», если хотите! А остальное можно найти где угодно, – у Риты Сорокиной было собственное мнение, и сдаваться без боя она не привыкла.

– Предъявите эти вещи родственникам потерпевших, – присланный из столицы начальник следственной группы кивнул на ажурное белье.

– Я не стану им ничего предъявлять, потому как у убитых этого не пропадало! – упрямо возразила следователь.

– Маргарита Павловна, если честно, я устал от нашего противостояния. – Нахапетов тяжело уселся на диван в комнате пропавшего сержанта. – Может быть, прекратим эти бесполезные прения и будем действовать, а не доказывать друг другу, кто из нас прав и кто старше по званию? Кстати, я не вызывался работать по этому делу, меня просто назначили… если вам от этого будет легче.

Рита Сорокина отвернулась и сделала вид, что ищет в сумочке сигареты. Да, дело непростое… сложное дело, если честно. И первый серийный убийца в ее практике. Она несколько раз щелкнула зажигалкой и затянулась. Курить не хотелось, тем более в наглухо закупоренной квартире, но… Да, она и сама устала препираться по каждому поводу и оспаривать любую мелочь. Но она хороший следователь. И ей не нужен надзирающий… да еще такой, который повсюду сует свой нос и дает ненужные советы! Если у убитых женщин ничего не пропало, кроме кошельков и мобильных, – так это картина, можно сказать, обычная: мародерства у трупов они никогда не видели, что ли? И какой смысл предъявлять родным погибших неизвестно чье нижнее белье, когда и ежу понятно – сексуально озабоченный сержант хранил его как сувениры на память.