Я, они и тьма - Анна Зимина
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
И боль исчезла вместе с жаром.
Я облегченно выдохнула, чтобы в следующий момент заорать, срывая голос и выгибаясь, разрывая обездвиживающую магию. Острый жар впился в голову — так, как я себе и представляла.
Не пощадил.
«Предатель… Предатель», — горько шепнула во мне тьма, сворачиваясь у сердца холодком. Ей было больно, обидно, горько.
Мне тоже. Потому что я снова была мертва.
***
Да сколько можно-то! Я опять, как и в тот момент, когда тьма впервые заползала в тело Йолы на моих глазах, стала призраком, духом, бог знает чем еще.
Я видела со стороны все: как падает тело на пол, как разливается по лицу бледность, стремительно синеют губы. Не мое тело! Это не я! Я — Вера! Я жива! Сознание раздваивалось, события наслаивались друг на друга, а потом паника внезапно ушла. Я смотрела на тело Йолы — оно было мертво несколько секунд, но для меня они растянулись, как старая резинка. Я видела, как Ват Йет растерянно смотрит на мертвое тело, как будто бы в замедленной съемке тянет руку к телу Йолы.
Не прикоснулся — не успел. Из груди несчастной девчонки, в чьем теле я обитала, в разные стороны рванулись черные жгуты. Они угрожающе качались в воздухе, как кобры, нацелившись на растерянного Дерека Ват Йета. Тот стоял, смотрел в замешательстве и явно не понимал, что происходит.
«Прочь! Иди прочь! Убийца! Ты все испортил, испортил», — горько зашептала тьма, не собираясь, однако, его жалить, атаковать, уничтожать.
И Дерек Ват Йет, замешкавшись, вдруг протянул ей руку. Как старой знакомой — доверительный внезапный жест — так протягивают руку злой забитой собаке, с опаской, но вместе с тем зная, что она может подставить лобастую голову под ласку. И щупальце съежилось, втянулось, отступило. Вот это да!
Кто же ты такой, Дерек Ват Йет? Полубог? Получерт? Что в тебе такого, что даже богиня испытывает к тебе почти любовь?
Тьма медленно вползала под кожу Йолы, а потом на полпути развернулось ко мне, будто что-то забыло. И я в сгустках тьмы я увидела лицо богини — почерневшее, с дырами глазниц, с мертвым оскалом. Я дрогнула и медленно отступила, осознав, что я носила в себе это. Мне стало страшно. Захотелось развернуться и убежать, куда угодно. И я знала, что я могу — меня тянуло куда-то, уволакивало. Может быть, на тот свет. Но тут черный оскал снова дрогнул в сгустке тьмы, и бирюзовые глаза богини на миг мелькнули в мертвых глазницах — живые, просящие, несчастные глаза. И такое в них было отчаяние…
Уйти? Оставить ее тут на сотни лет мук, заставить ее гнить дальше там, где она быть не должна? Или хотя бы попытаться помочь?
Наверное, я буду очень жалеть.
С этой не до конца оформившейся мыслью я сделала легкий шаг вперед, к тьме, чтобы добровольно вернуться в тело бывшей рабыни.
Тьма поприветствовала меня тепло. Уютно устроилась под сердцем, которое снова забилось, разгоняя по венам кровь.
А я открыла глаза. Примерно зная, что сейчас произойдет.
Дерек Ват Йет очень, очень пожалеет, что залез мне в голову и фактически убил меня. Очень.
***
Тьма восстановила меня полностью, только сердце ныло сильнее прежнего. Болело, кололось, но вроде для того, кто был мертв, я вроде бы была ничего. Чужие мозги есть не хочется, ну, если только фигурально. Кожа не синяя, нога болит немного, локоть поцарапала, когда падала. Живая.
А раз живая, пора открывать глазки.
Конечно, первым, что я увидела, было лицо Дерека Ват Йета, черти бы его побрали. Внимательное, даже немного сочувствующее лицо. Второе, что бросилось мне в глаза — тяжелая чернильница. Тут в основном писали карандашами, чуть более плотными и жирными, чем наши, а чернильницы были скорее так, предметом интерьера стола богатеньких полудурков, таких, например, как Ват Йет.
Я была быстрее молнии — вскочила на ноги, переживая быструю тошноту и легкое головокружение, схватила чернильницу и запулила ее прямо в голову Ват Йету. Он увернулся каким-то чудом, воистину. Так обычно уворачивается от хлопушки быстрая, полная сил летняя муха.
Чернильница раскололась, заливая дорогой (надеюсь, очень дорогой) ковер черной пакостью. Мы оба посмотрели на пятно.
А потом я превратилась в мегеру.
Дерек Ват Йет ничего не делал, только прикрывал голову, чтобы в нее не прилетело книгой, кружкой, кочергой или поленом. Я была в такой ярости, что мне кажется, даже магия бы меня не взяла. Это был почти боевой транс.
— Ты сволочь! — орала я, швыряя в Ват Йета что попало. — «Память прочитать» он собрался! …! … свою прочитай! Придурок! … и …! Мало тебе рассказала? Так теперь вообще ничего не узнаешь! Если еще раз залезешь ко мне в голову, я тебя …, … и …! И в … засуну!
Меня уже трясло.
— «Я холёсий мяг, я спясу и тебя, и себя и всехь», — ядовито исковеркала я его слова. — … свою спасай, спасатель хренов!
И снова предметы мебели, летящие в его голову. И странный звук от Дерека Ват Йета — то ли стон, то ли еще что…
Я недоуменно опустила книгу, которую собиралась кинуть прямо в его шевелюру. Присмотрелась к его лицу. Он закрывал лицо ладонями, и на них еще и свесились растрепавшиеся прядки каштановых волос. Ничего не видно.
Звук повторился. Его плечи дрогнули.
И только тогда я поняла, что Ват Йет банально ржет. Я была готова его убить, а он — стоит и ржет. Ну не дурак ли?
Книга, которую я держала в руках, выскользнула из моих пальцев. Порыв ярости испарился. Я устало села на пол и посмотрела на вздрагивающие плечи Ват Йета.
Чтоб его! Мазохист проклятый! Ржет тогда, когда его матом кроют. Недоумок. Хотя… Ну хоть что-то человеческое я в нем увидела.
Недоумок же тем временем успокоился, убрал руки от лица и посмотрел на меня. В его звездных, теплых, как прогретая июньская трава, таяли смешинки. У глаз собрались морщинки-лучики, приподнялась правая бровь, придавая его лицу такое живое выражение…
— Мне теперь всегда тебя крыть последними словами, чтобы ты стал на человека похож? Я без проблем, обращайся, — пробормотала я, отводя взгляд. Мне стало неловко, как будто я увидела то, что для меня не предназначалось.
— Ты очень смешно меня передразнила. Я не удержался. Больше так не делай. И прости меня. Я был неправ. Не стоило лезть тебе в голову.
Мужик, который умеет признавать свои ошибки… Потрясающе. Если бы
