Венец всевластия - Нина Соротокина

Далее посылки в Стромиловский дом пошли косяком. Недели не проходило, чтобы Паоло не спешил к дьяку с поручениями. Слуга уже не задавал никаких вопросов и тут же вел гонца к хозяину. Иные поручения выглядели совсем нелепо. Царица, явно забыв, что обвинила Паоло в скудоумии, заставляла запоминать ее поручение слово в слово и далеко не всегда призывала дьяка за объяснениями. «Передай Стромилову, что шандалы медные стоячие хороши, а железные стенные — грубые и плохой работы» или «Скажи на словах, что нужна чарка серебряная, да Кутафья при ней». Что за бред? Башню, что ли, привести? Но, с другой стороны, Кутафья башня только прозвище, а в обиходе кутафьей называют толстую, нерасторопную бабу. И вообще может быть, что все эти слова — шифр, и за странными фразами кроется совсем другой смысл. Тем более что Стромилов с серьезным лицом сказал:

— Передай, мол, завтра.

— Что завтра? Башня, что ли, придет?

— Не твоего ума дела, не умничай. Одно слово — завтра.

Да плевать он хотел на их тайны, достойному не к лицу пустое любопытство. На выходе из дома он опять столкнулся с знакомой уже рыжей девкой. На этот раз она несла в руках охапку укропа. Воду, снедь, овощи и траву носили в дом через черный ход, и Паоло предположил, что девка выбрала красные двери из желания встретиться с ним.

— Ты Ксении служишь?

— Нет, — девка засмеялась, показав великолепные зубы. — Кухонная я…

На улице Паоло задержался, окинул взглядом женскую половину. Показалось ли ему, или узкое смотровое окошко, закрытое внутренней ставенькой, вдруг ожило. Ставенька приоткрылась вначале в щелку, потом пошире… Он готов поклясться, отдать голову на отрубление, что там мелькнул, а потом исчез чей-то глаз. Паоло приосанился, оперся с видом безразличия на стойку, к которой привязывают лошадей. Стоял, словно ждал кого-то, и изредка косился в сторону женской половины. Ставенька так и не захлопнулась.

После этой неожиданной встречи… Вам кажется странным назвать быстрый перегляд свиданием? Не свидание это было, а сведение двух душ. Это был невидимый и безмолвный приказ: ты видишь, я в тереме живу и не могу выйти к тебе навстречу. Так придумай сам что-нибудь!

Вечером в своей каморе Паоло перечитал изящную канцону. От долгого пребывания в потайном кармане сложенный вчетверо листок поизносился, обмахрился на сгибах. Да и стихи как-то разом потеряли изначальный смысл. Он прочитал раз, другой, вслушиваясь в собственную речь, пробуя ее на вкус, затем оторвал от листка четвертушку и задумался. Канцона его рассыпалась на слова, потом на буквы. Он собрал кириллицу в горсть и написал короткую фразу: «Я люблю тебя».

3

Теперь только ждать, когда опять появится у царицы надобность в Стромилове. А у деспины Софии вдруг словно изменился характер. Она, кажется, забыла, что есть на свете означенный дьяк, без которого она раньше прямо-таки жить не могла.

Паоло уже овладела безумная мысль. Она сам пойдет в стромиловский дом. Во время частых посещений он хорошо изучил его топографию. Он знает, где живет хозяин, где челядь размещается, где баня и конюшни. Он изучил до половицы не только красное крыльцо, но приметил в сенях дверь о двух полотнах в домашнюю божницу. Черный ход в доме до ночи не закрывается. Значит, он должен будет пробраться сюда в сумерки. Собаки его знают. Он уже приметил часть забора, которая опускается в низинку, там рядом растет очень сподручное дерево.

Что с ним будет, если его поймают ночью на стромиловском дворе, он старался не думать. В мыслях он тешил себя только последней сценой. Он уже отсидел всю ночь в домашней божнице. И вот Ксения входит туда… одна. Или с мамками-няньками… Но их он не будет бояться. Ксению они любят, как не любить эту голубицу чистую, а значит, не захотят осрамить ее криками и воплями. Да и что ему надо-то? Только заглянуть еще раз в любимые глаза, только чтоб перекочевала из его дрожащих пальцев, прижавшись к нежной девичей ладони, свернутая в жгутик записочка с заветными словами. Он передаст и уйдет в тень, уйдет, как привидение. А на свободу его кто-нибудь выведет через сад. И так все хорошо придумалось, что он уже и день, вернее, ночь назначил, когда предпримет опасный вояж. Назначил категорически, но вдруг и отодвинул срок. Он боялся сознаться себе, что просто трусит. Мечты мечтами, но ведь надо понимать правду жизни. Он ведь не Геркулес. В наше время геркулесов вообще не бывает. Вот если бы он вовремя тренировал мышцы! Про великого Альберти, архитектора и ученого человека, рассказывали, что он занимался всеми видами физических упражнений. Горожане шутили, что он может подкинуть яблоко выше флорентийского собора. А куда докинет яблоко Паоло? Да он им в воробья не попадет. Если слуги стромиловские его поймают, то просто переломят дрокольем пополам, как гнилой сук.

Дело решил случай. Недаром говорят, что святой Валентин присматривает за влюбленными: если видит, что чувство истинное, беспохотливое, то и перекинет мост. На торгу Паоло вдруг повстречал рыжую девку из Стромиловского дома. Увидев Паоло, она встала как вкопанная.

— Ты меня помнишь?

— Пожалуй.

— Как звать тебя?

— Арина.

— Исполни мою просьбу.

— …?

— Снеси боярышне Ксении грамотку.

— Нет.

— Почему?

— Узнают — прибьют.

— Так она маленькая — писулька-то, — Паоло раскрыл ладонь, показывая туго свернутый листок. — За щекой можно пронести, — и улыбнулся, показывая, что шутит, а то ведь и впрямь, дурища, сунет письмо в рот.

— А грех?

— Я отмолю. И еще заплачу. Что хочешь? Бусы, сережки, изюма в меду. Так снесешь?

— Нет.

Паоло стал уговаривать еще настойчивее. Девка сама не знает, почему упирается. И ведь не глупа, все с полуслова понимает. Но, как говорится, меж бабьим «да» и «нет» иголки не проденешь. Уговорил-таки. Правда, при этом он совсем не был уверен, что Арина передаст записочку по назначению. Иногда она нарочито делала такое глупое лицо и так насмешливо косила глазом, что Паоло казалось, что девка его просто дурит.

Он ошибался. Девичья хитрость здесь роли не играла. Просто обладательница рыжей косы и дерзких глаз сама воздыхала по красивому посыльному и мечтала получить вознаграждение не за сомнительное поручение, а за любовные утехи. На торгу Арина поняла, что этот ломоть уже отрезанный. Терять ей было нечего, и она потребовала за услугу сполна. Записочку Ксении передала в тот же день, а уже вечером по настоятельной просьбе молодой хозяйки ее перевели из кухни на женскую половину, и вскоре она стала наперсницей прекрасной тюремной затворницы.