Венец всевластия - Нина Соротокина

Свидание с Ксенией произошло только осенью. Глагол какой-то корявый, будничный — произошло. Это свидание так долго готовилась, столько всего с Ариной было переговорено — и все урывками, на надрыве, что говорить о случившемся следует высоким, значительным слогом, как о государственном перевороте или землетрясении. Арина хорошо почистила тощий кошелек Паоло, но записочки носила исправно. Ответ о Ксении он получал на словах. Встреча с Паоло перевернула тихий мир девушки с ног на голову, а сам флорентиец находился в такой любовной тряске, что если мы позволили преувеличение, то незначительное.

В середине сентября наметилась поездка дьяка Стромилова в Вологду. Он ехал туда по казенным делам и должен был отсутствовать неделю. На этот срок и было назначено великое событие.

Для начала Паоло, как и было в мечте, предложил для встречи домашнюю божницу, но Арина категорически отвергла эту идею. Тайное свидание в ночи есть грех, а уж если боярышне вздумалось греховодничать, а ей, Аринке, в этом пособлять, то делать это надо отнюдь не в святом месте.

Ну что ж, резонно. Осмелев, Паоло предложил, чтобы служанка провела его на женскую половину: в какой-нибудь сенник или камору. Если вдруг случится переполох, девица без затруднения вернется в свою спаленку. Что будет делать он сам во время облавы и общего смятения, Паоло не думал. Вывернется как-нибудь.

Этот план Арине тоже не понравился. Женская половина дома — заповедное место. Если хочешь погреться, то не надо совать голову в костер. И лучше нам, барич, самим ничего не придумывать. Боярышня Ксения, хоть и скромница великая, умом остра и рассуждать умеет лучше, чем мы с вами, барич, вместе взятые. Она сама все и придумает.

Предложенный Ксенией план был до чрезвычайности прост. Свидание должно было состояться в двенадцать часов ночи в саду, там, где лавочка. Кусты сирени и шиповника оборонят их от посторонних взглядов, но позволят увидеть условный знак — зажженную в малой оконнице свечу.

Но это все только на первый взгляд выглядело просто. На самом деле Ксении пришлось перебрать множество вариантов и продумать подробности. Привести Паоло в дом, а тем более уйти от него подальше, Ксении помешала стыдливость. Можно, скажем, назначить свидание рядом со стряпущей, но повариха намедни сытила мед и никуда теперь из избы не выйдет, а вероятнее всего, пользуясь отсутствием хозяина, позовет конюха, и они в полной темноте будут снимать пробу с пьяного напитка. Можно встретиться у сенницы, там сеном пахнет, но на сене могут спать дворовые, хоть это им строжайше запрещено. Около мыленки красиво и липы рыжие стоят, но там тоже нельзя, потому что сука Верная ощенилась, перетаскала щенят в бурьян и теперь лает от каждого шороха. У амбара некрасиво и голо, скотный двор и конюшня были исключены сразу ввиду зловония, голубятня тоже не подходила — там сторожка рядом. Где же тогда? В саду у любимых качалей на лавочке, хоть на первый взгляд это место кажется совершенно неприемлемым и опасным.

Время свидания тоже было тщательно продумано. До полуночи нельзя было выйти из дому — нянька Фрося мучилась болями в пояснице и засыпала необычайно трудно, в час ночи Василиса Ивановна, воспитательница и мамка Ксении, ходила по нужде, а потом осматривала все женские покои, в два часа ночи сторож обходил весь двор, сад и службы. Так что романтическое время двенадцать было подсказано самой судьбой. После свидания Арина должна была вывести Паоло за первую ограду к летней баньке на берегу Яузы. Там он мог встретить рассвет, а после, когда отопрут городские ворота, безбоязненно добраться до своих хором.

План был соблюден точно. Арина привела хозяйку к ожидавшему ее Паоло и исчезла в ночи. Ксения стояла рядом молча и неподвижно, и опять в голове Паоло возник образ одинокой церковной свечки. Он тоже молчал и только теребил пуговицы на кафтане, словно боялся, что сердце выпрыгнет из груди, разорвав застежки. Ксения первой подала голос:

— Вот… пришла, — и сделала крохотный шажок к нему навстречу.

Он обнял ее нерешительно и сразу стал шептать первое, что приходило в голову:

— Лепесток мой, розочка, заря, росинка, мотылек ласковый, плод граната, в котором зерна сияют, как рубины, кожа твоя — бархат, шелк нежнейший, — русские слова иссякли вдруг, и он перешел на итальянский, — ты — лилия долин, и порока нет в тебе.

Лица ее не было видно, но он знал, что оно прекрасно. Ксения ему тоже что-то отвечала, то горячо, то тихо и нежно, она не сопротивлялась его поцелуям, а потом вдруг откидывалась назад, вглядывалась в его лицо и шептала:

— Как ты прекрасен, королевич мой…

От этих слов Паоло буквально шалел, внутри зажигался факел, язык отказывался повиноваться. Потом, лежа на своей постели, он будет вспоминать звук ее голоса и осмысливать сказанное. У Ксении хватило ума и такта не говорить, что любовь их бессмысленна, тупикова, что никогда не встанут они вместе под венец. Она только робко сожалела, что сама не родилась во фряжеской стране, где они непременно были бы счастливы и прошли бы рядом длинную, раю подобную жизнь.

Паоло был более опрометчив. Он даже произнес слово «побег» и воскликнул в упоении: «Я украду тебя!» Ксения никак не отреагировала на эти слова.

— Когда мы еще увидимся?

— Бог даст и увидимся. Обязательно.

Вся душа Паоло умещалась в ее прекрасных глазах, и он был уверен, что и Ксения растворилась в нем. Ан нет, оказывается, она украдкой не забывала посматривать в сторону черной громады дома. Неожиданно она легко оттолкнула от себя Паоло и пошептала в ухо:

— Все. Мне пора, — дыхание ее было теплым и душистым.

— Как — пора? — он повернул голову, в просвете между яблоневых веток (и это учли!) слабо сияла розовым узкая оконница.

Ксения дотронулась губами его щеки, выскользнула змейкой из рук и исчезла. И тут же на месте Ксении возникла Арина, схватила его за руку и, высоко подхватив юбку, побежала через сад.

Отягощенные яблоками ветки били по лицу, сука Верная коротко взлаяла и бросилась под ноги, норовя укусить за пятку, в темноте Паоло не увидел ручей и замочил сапоги. Вот и все неудобства этой ночи.

А во всем прочем… Он вспомнил, как ходил вместе с синьором в домовую капеллу во дворце Медичи. Дивная фреска работы Гоццоли украшала стены капеллы. В одном из нарисованных пажей, что сопровождали нарисованного герцога, синьор вдруг узнал Паоло. Святая Мадонна, как похож! Сейчас, после встречи с возлюбленной, Паоло ощущал себя не мальчишкой из свиты, а самим Лоренцо Великолепным. Он ехал на прекрасном сером жеребце, на голове его сияла драгоценными камнями шляпа, роскошный желтый камзол сиял, как солнце, а вела его к счастью сама восьмиконечная Вифлеемская звезда.