Самый кайф (сборник) - Владимир Рекшан

– Вот это кайф! Надо же – обменял «Кайф» на собаку. Был «Кайф полный» – стал кайф вечный!..

Странно, однако, устроен человеческий мозг. Вспоминаю совсем недавние события, а уже путаюсь. Книгу «Кайф» было продавать весело и выгодно. Книга «Кайф» – это художественная история рок-группы «Санкт-Петербург».

Летом мы классно и пьяно отыграли на фестивале Рок-клуба, который проходил на Зимнем стадионе. На этом стадионе я стал мастером спорта в шестьдесят восьмом, а теперь мастерски рвал на себе рубаху и размахивал гитарой. «Русское видео» сняло фильм и выпустило его под названием «И у камня бывает сердце». Так начинается одна из моих древних песен…

Моя жизнь в литературном искусстве была бедной и спокойной десять лет. Хотя и начали потихоньку печатать, но за десятилетие я нахлебался литературного говнища и все чаще стал оглядываться на рок-н-ролл, от которого сбежал в середине семидесятых, как мне казалось, к более чистому искусству. Жизнь была бедной… Я снимал с женой квартиру в Ораниенбауме, топил какую-то аптеку и сочинял «Кайф». Подбрасывал уголек и гулял с таким же сочинителем-кочегаром, Николаем Шадруновым. Мы выпивали и прогуливались, решая мировые проблемы громкими голосами. Однажды из сугроба вышел сержант и сказал:

– Это как это, что же, ну?

А я ответил глупостью:

– Извольте! Мы честные налогоплательщики.

Поскольку это оказалось правдой, то с нас и сняли дополнительный налог на поддержание местного правопорядка.

Весной же в журнале «Нева» решили печатать мою повесть.

– Но надо сократить, – попросил Борис Никольский, главный редактор.

– Без всяких сомнений я готов сократить свою жизнь, – заплакал я и пошел подписывать договор, пошел в кассу за авансом, полетел на такси в семью – по дороге таксист-гипнотизер заговорил зубы и украл деньги.

Время покатилось стремительно. Танцы-шманцы-обжиманцы!

Осенью я преобразовал семинар рок-поэзии в танцевально-вокальный коллектив недорослей и начал сходить с ума. Ковалев и Корзинин приходили на семинар в Рок-клуб и поглядывали с доверительным испугом, как семинар поет и пляшет под мою гитару. Поддавал гитарного жару и Андрей Мерчанский. Мы решили полуакустическим составом «Санкт-Петербурга» катануть программу в Выборге – подальше от столичной сцены.

Хору мальчиков ехать не велено, поскольку в нанятом автобусе для них нет места. Они приезжают потом сами – обиженные, совсем пьяные, за двадцать минут до выхода на сцену. Мы как раз распеваемся в артистической. Они же где-то стекла вышибали, руки порезали, бродят в крови.

Концерт вот-вот, а недоросли лезут на сцену петь и плясать.

Я умоляю мужскую часть хора.

Концерт начался с лирической песни – недоросли пугают девочек, твистуют на сцене, все увеличиваясь в количестве, – это к ним запрыгивают из первых рядов, поняв начавшееся как призыв к действию, а я пою свою лирику и думаю: «Когда это кончится? Это безобразие? Вся жизнь – какое-то безобразие и вечный кайф!»

На сцене как в тупой дискотеке. Концерт скоро заканчивается тем, что недоросли рвут все провода и падают в зал вместе с мониторами.

После я гоню пенделями недорослей из-за кулис, мы с испуганными девушками грузимся в автобус – в итоге местные газеты публикуют заметку, где врут, будто ансамбль «Санкт-Петербург» был пьян и т. д.

Тем временем в «Неве» появляются гранки «Кайфа» и выясняются отношения с цензурой: снимают названия наркотиков и слово «бля». С первым я согласен, со вторым – нет. «Бля» отстоять удалось.

Но все-таки лучший месяц моей жизни – март! Еще пахнет «Кайф» типографской краской, а я уже замер в ожидании неизвестно чего. Что-то ведь должно случиться. Ведь классная в основном штука – первая, по крайней мере, кайфовая литература.

…Какая разная осень в Санкт-Петербурге. Даже когда живешь на Малой Мещанской с женой и дитятком в девятиметровой комнате в коммунальной трущобе с видом на помойку, даже тогда бывает осенью счастливо и спокойно – ведь ты, кажется, обрел равновесие, отбил гривенник, пятачок, копейку территории в стране, что зовется Независимостью, и в той новой стране слышен твой голос…

«Кайф вечный» пишется с думой о следующем тысячелетии. А думать о нем можно лишь с бодрым напором, свойственным немолодым, но еще крепким мужчинам, пахнущим моторным маслом!

…Италию помню хорошо. В декабре восемьдесят девятого поехали мы всей нонконформистской толпой в город Бари. Перестройка цвела пышным цветом, и граждан свободолюбивой России принимали на Западе приветливо.

Принимать-то их принимали, но с билетами начались проблемы. Билеты на самолет стоили тогда дешево, деньги у населения имелись, но самих билетов не было. В итоге Курехин, Коля Михайлов из Рок-клуба, кто-то еще улетели самолетом, а основной массив поехал поездом. В Бари открывался фестиваль независимого питерского искусства и следовало приехать вовремя. За день до основной группы отвалил фотомастер «Вилли» – Андрей Усов, предполагая потратить лишнее время на подготовку выставки своих фоторабот.

По дороге с Вилли приключилась история. О ней – после, поскольку она и с нами всеми почти приключилась. А пока сели мы в поезд и поехали по нашей огромной родине в сторону Ужгорода, за которым начиналась граница с Венгрией. Ехали нервно и возбужденно. Я уже ездил на Запад, выступая во Франции под знаменами Советского Союза. Поскольку перед отъездом я отказался стричься, то более меня на Запад не брали, и на Юго-Запад, и на Северо-Запад не брали. Вот через двадцать один год прорвался…

Перед границей Старый Рокер, Анатолий Августович «Джордж» Гуницкий, достал из-под полосатого матраца бутылку портвейна и предложил:

– Давайте выпьем перед расставанием.

После долгого стояния состав переехал узкий мост, началась колючая проволока.

Мы чокнулись и сказали:

– Прощай, родная сторонка!

Портвейн пошел хорошо. Печали не наблюдалось. Через пару утренних часов мы уже въехали под своды вокзала города Будапешта. Авангардный контрабасист Волков достал из каких-то потаенных карманов доллары и купил себе «Кэмел». На нас набежали негры-спекулянты, и пришлось по грабительскому курсу обменять рубли на форинты. Джордж тоже что-то обменял. Мы не собирались тут задерживаться, но хотелось немедленно вкусить иностранной жизни. Пока нонконформисты занимались валютными операциями, поезд, отправлявшийся в Рим с соседнего перрона, в который следовало запрыгивать немедленно, уехал. Следующий отправлялся через сутки. Так мы всем коллективом застряли в Будапеште. Группу некрореалистов Юфит тут же увел с вокзала. Постепенно все разошлись. В Италию я с собой взял гитару, предполагая при случае поразить итальянцев своим простуженным северным басом. Теперь вот болтайся по Венгрии с гитарой!