Форпост - Болеслав Прус

Между тем занялась уже вся крыша, и сквозь щели на потолке в горницу проникли дым и огонь. Тогда только Слимак вышел на освещенный двор, волоча за собой лавку. Перетащив ее в сарай, он хотел еще раз вернуться - за столом. Но взглянул на ригу - и обомлел. Изнутри вырывались языки пламени, лизавшие снег на крыше. Перед ригой стояла Зоська и, грозя кулаками, кричала во все горло:

- Вот вам, Слимак, спасибо за дочку!.. Теперь и вы пропадете, как она!..

Зоська бегом бросилась к оврагам, взобралась на холм и в зареве пожара принялась приплясывать, хлопая в ладоши.

- Горит!.. - выкрикивала она. - Горит!.. Горит!..

Слимак закружился на месте, как подстреленный зверь. Потом отяжелевшим шагом прошел в сарай, сел на колоду и закрыл руками лицо. Он и не думал спасаться от огня, видя в нем кару господню за смерть Овчажа и сиротки.

- Все мы тут пропадем! - бормотал он.

Оба строения уже пылали, как огненные столбы; несмотря на мороз, в сарае становилось жарко и во дворе уже начал подтаивать снег, когда из колонии Хаммера донеслись крики и конский топот. Это немцы спешили на помощь.

Через минуту во дворе засуетились батраки, бабы и дети с ведрами и баграми; прикатили даже ручной насос и, построившись в две шеренги, принялись под командой Фрица Хаммера разбирать стены и заливать пожар. Они шли в огонь, словно в пляс, смеясь и обгоняя друг друга; мужчины - кто посмелей - полезли с топорами на ригу, местами еще не охваченную пламенем; бабы и дети носили воду с реки.

На холме снова показалась Зоська.

- Все равно пропадете, хоть и помогут вам немцы!.. - кричала она Слимаку, грозя кулаком.

- Кто это?.. Что такое?.. Держи ее!.. - загудели колонисты.

Двое из них взбежали на холм, но Зоська уже скрылась в оврагах.

Фриц Хаммер подошел к Слимаку.

- Подожгли у вас? - спросил он.

- Подожгли, - ответил мужик.

- Эта вот? - И Фриц показал рукой на холм.

- Она самая.

- Ну, не лучше ли было продать нам землю?.. - помолчав, сказал Фриц.

Мужик понурил голову, но ничего не ответил.

Несмотря на принятые меры, рига сгорела; часть хаты все же удалось отстоять. Одни колонисты еще заливали водой пожарище, другие окружили Слимака и его больную жену.

- Куда же вы теперь денетесь? - снова заговорил Фриц.

- Будем жить в конюшне, - ответил мужик.

Немки зашептались между собой о том, чтобы взять их на ферму, но колонисты качали головами и говорили, что болезнь Слимаковой может оказаться заразной. Фриц поспешил присоединиться к их мнению и приказал перенести больную в конюшню.

- Мы вам пришлем, - сказал Фриц, - все, что нужно, а там видно будет...

- Спаси вас господь, - ответил Слимак, кланяясь ему в ноги.

Колонисты начали расходиться. Одну из баб Фриц оставил подле больной, велел кому-то из батраков привезти соломы для погорельцев, а Герману шепнул, чтобы он немедленно ехал в Волю, к мельнику Кнапу.

- Сегодня, видно, заключим с ним сделку, - сказал он Герману. - Давно пора!..

- Если б не это, - Герман мотнул головой, показывая на пепелище, - нам бы не продержаться до весны.

Фриц выругался. Однако со Слимаком он простился дружелюбно и, заметив, что жена его плоха, посоветовал вызвать фельдшера. Наклонившись над больной, он сказал:

- Она совсем без памяти...

Вдруг Слимакова, не открывая глаз, неожиданно твердо проговорила:

- Ага... без памяти... без памяти!..

Фриц отшатнулся, видимо смутившись, но тотчас шепнул:

- Бредит!.. У нее жар...

Пожав руку Слимаку, он отправился вслед за остальными в колонию.

Был уже день, когда из колонии привезли солому, каравай хлеба и бутылку молока, а Слимак все еще расхаживал по двору, где стлался едкий дым пожарища. Бессильно повисшие руки его сплелись в отчаянии, а он все ходил, смотрел, упиваясь горечью страдания. Вот под навесом валяются табуретка и лавка. Сколько им лет!.. Он сиживал на них еще ребенком и не раз ножиком вырезал на них какие-то метки и крестики... Да, эти самые... А вот сундук... ключ еще торчит в замке. Мужик отомкнул его, достал маленький мешочек с серебром, потом мешочек побольше с бумажными деньгами и спрятал их в углу конюшни, под сухим навозом. Покончив с этим делом, он снова впал в апатию и снова стал бродить по двору. Вот в куче пепла дымятся почерневшие бревна. Тут была рига, урожай целого года! Рядом лежит Бурек; его уже начали клевать вороны, и из-под желтой шерсти вылезли ребра. А вот его хата - без окон, без дверей, без крыши; одна лишь труба торчит среди закопченных стен.

"Низкая какая хата, а труба высокая!.." - удивлялся Слимак.

Он отвернулся и поднялся на холм: ему казалось, что в эту минуту о нем говорят в деревне, может быть даже спешат ему на помощь. Но из деревни никто не шел; на безбрежной белой пелене не было ни души, лишь кое-где между деревьями светились огни в хатах.

- Завтрак готовят, - пробормотал про себя мужик.

Минутами в его усталом мозгу воскресали знакомые образы; он грезил наяву. Вот снова весна, Слимак боронует овес. Впереди, обмахиваясь хвостами, идут его гнедые, над ним чирикают воробьи, где-то рядом Стасек смотрится в реку, а вдали баринов шурин скачет верхом на лошади, с которой не может сладить. Из-под моста, где жена стирает белье, доносится стук валька, в огороде горланит Ендрек, а Магда из хаты кричит ему что-то в ответ...

В эту минуту до Слимака донесся запах гари, и вдруг все ему тут опротивело: и замерзшая река, в которую уже никогда не будет смотреться Стасек, и холмы, покрытые снегом, и маленькая пустая хата без крыши, с безобразно торчащей трубой. Все тут стало ему мерзко, и впервые в жизни захотелось бежать отсюда куда-нибудь далеко-далеко, совсем в другие края, где ничто не напоминало бы ему ни о Стасеке, ни об Овчаже, ни о лошадях, ни об этом проклятом хуторе.

- Чего я тут не видал!.. - повторял он, размахивая кулаками. - Что, я уйти, что ли, отсюда не волен?.. Денег малость у меня есть, получу у немцев еще и куплю себе землю в другом месте. Чего мне здесь строиться, - чтобы опять спалили? Хозяйствовать - и опять ничего не продавать? Сидеть здесь, чтобы другие отбивали у меня заработок?.. Лучше уж не быть крестьянином, а жить, как немцы: покупать земельку подешевле, продавать подороже да копить денежки про черный день...

Спустившись с холма, он пошел в конюшню и, улегшись на соломе поодаль от стонавшей в бреду жены, сразу уснул.

В полдень в дверях конюшни показался старик Хаммер; рядом стояла какая-то немка с двумя горшками горячего варева. Видя, что хозяин спит, Хаммер ткнул его несколько раз тростью.

- Эй, эй, вставайте! - окликнул он мужика.

Слимак очнулся, сел и протер удивленные глаза. Заметив бабу, стоявшую над ним с горшками, он вдруг ощутил голод, молча взял у нее обе посудины и ложку и жадно принялся есть.

Старик Хаммер уселся на пороге, поглядел на мужика, покачал головой, затем достал из кармана фарфоровую трубку с гнущимся чубуком и, раскурив ее, начал рассказывать:

- Ходил я сейчас в вашу деревню. Был у Гжиба, у Ожеховского, еще у нескольких мужиков побогаче - насчет того, чтобы они вам чем-нибудь помогли. Это же долг каждого христианина...

Он не спеша пустил клуб дыма, словно ожидая, что мужик станет благодарить. Но Слимак был занят едой и даже не взглянул на него.

- Я сказал им, - продолжал старик, - чтобы кто-нибудь пустил вас к себе на квартиру или хоть послал лошадей за фельдшером для вашей жены. Но они ни в какую. Только качают головой и говорят, что это вас бог наказал за смерть батрака и сиротки, а в такие дела они не хотят вмешиваться. У них не христианское сердце.

Слимак уже доел, но по-прежнему молчал. Хаммер опять затянулся и наконец спросил:

- Ну, а что вы теперь будете делать на этом пустыре?

Мужик вытер рот и ответил:

- Продам.

Хаммер потыкал пальцем в трубку, прижимая табак.

- Есть у вас покупатель?

- А я вам продам.

Хаммер задумался и снова поковырял в трубке. Наконец сказал:

- Пфф! Купить - я куплю, раз вы оказались в такой нужде, но я могу дать только семьдесят рублей за морг.

- Недавно еще вы давали сто.

- Чего ж вы не брали?

- Это правильно, - признал мужик. - Всякий, как может, пользуется.

- А вы никогда не пользовались?.. - спросил Хаммер.

- И я пользовался.

- Кроме того, хата и рига сгорели.

- Вы построите себе другие, получше.

Хаммер снова задумался.

- Ну как, отдаете? - спросил он Слимака.

- Чего ж не отдать?

- И завтра поедем к нотариусу?

- Поедем.

- А сегодня вечером договоримся у меня?

- И то можно.

- Ну, если так, - помолчав, продолжал Хаммер, - я вам вот что скажу: я заплачу по семьдесят пять рублей за морг и не дам вам пропасть. Мы отвезем вашу жену в колонию и устроим ее в школе. Там тепло. Вы оба перезимуете у нас, а за работу я вам буду платить, как нашим батракам.

При слове "батрак" Слимака передернуло, но он промолчал.

- От ваших мужиков, - сказал Хаммер, поднимаясь с порога, - вы не дождетесь помощи. У них не христианское сердце. Это скоты... Будьте здоровы.