Операция "Бешеные лошади" - Анатоль Нат

А эти бондари, видите ли, никак не могли с медведями объясниться.

У них почему-то это не получалось. Что приводило Сидора в состояние ежедневного, не проходящего нервного стресса. Проще говоря, он постоянно бесился, наблюдая за безнадёжными потугами людей с медведями элементарно друг друга понять.

Кончилось это безобразие тем, что теперь он сам каждый день, безвылазно торчал на осточертевшей ему до озверения вырубке и переводил, переводил, переводил всем и каждому что они хотят друг от друга. И переводил не стихи о любви и дружбе, а мат в обе стороны, пополам с нелестными эпитетами, которыми эти трудовые соратнички в запале награждали друг друга. И, главное, совершенно не мог смягчить формулировки или куда улизнуть, поскольку обе стороны требовали детального и чёткого перевода чего они говорят, с полным идиоматическим подтекстом сказанного. И буквально за пару дней Сидор стал о-очень большим знатоком местных идиоматических выражений, подлинный смысл которых до того дня был для него во многом неясен.

С трудом выдержав постоянные скандалы первые несколько дней, Сидор запсиховал и попытался увильнуть, подставив вместо себя Машку. Но потерпел на сем поприще сокрушительное поражение. Мужские особи, что одни, что другие, Машку не слушали, игнорируя напрочь. Что естественным образом привело к обидам с её стороны.

И Маша сделала бо-ольшую ошибку. Она пожаловалась Катеньке, а та накрутила хвоста медведицам, подругам тех мохнатых, что были заняты на корчёвке пней.

И мишки, получившие от своих подруг по шее, причём не в фигуральном, а в самом прямом, физическом смысле, обиделись всерьёз. Что привело к тому, что теперь все Машины распоряжения мишками просто игнорировались. А сама она немедленно подверглась полной и безоговорочной обструкции с обеих сторон. Бондари, видите ли, тоже проявили мужскую солидарность.

И несчастный Сидор, снова привлечённый на корчёвку, вынужден был её заменить.

Теперь, забросив уже абсолютно все иные дела, не имея ни малейшей возможности отвечься ни на что иное, хоть у него были сотни буквально горящих дел, Сидор ежедневно торчал на осточертевшей вырубке, обречённо и безропотно переводя ругань с обеих сторон. В результате, он вынуждено даже переселился на стройку, заняв один ещё не до конца отделанный сруб из комплекса лесопилки, быстро приспособленный плотниками ему под временное жильё.

Впрочем, довольно скоро ему это надоело. Сидор буквально физически чувствовал что уходит время, что песчинки в песочных часах с катастрофической неизбежностью падают вниз. Отведенное ему на все его прожекты время неумолимо сокращалось. А он…

А он сидел на этой долбанной поляне посреди тайги и переводил ругань и тех и других козлов, безсмысленно прожигая собственную жизнь и тратя на них время. Но что самое чудовищное, обоим сторонам такая жизнь нравилась. Они приспособились, активно пользуясь услугами Сидора. И тот, окончательно хватив озверинчику, материться принялся уже сам.

Что больше всего его потрясло, работа пошла.

— "Вот же сподобился", — всю следующую неделю уныло думал Сидор. — "Две недели с матом".

Перечислив по матери всех дальних и близких родственников какого-нибудь накосячившего неумехи, он зачастую потом впадал в уныние. "Морской язык общения" не вызывал в его душе ни малейшего энтузиазма, ничего кроме глухой тоски.

— "Прям как в истории с "матушкой императрицей" из известной морской байки, где без мата какой-то вонючий парусник не мог сдвинуться с места".

— "В речники теперь что ли пойти? К Паше? — иногда уныло думал он. — А что? Морскую терминологию и профессиональный язык знаю теперь на ять!"

— "Не выйдет, — уныло думал он. — Даже Паша такого профессионализма не выдержит, даст по шее".

— "Нет! Надо срочно отсюда линять! — сердито обрывал он сам себя, снова и снова возвращаясь мыслями к постоянно его в последнее время терзающей проблеме. — Ещё пара, тройка таких дней, и я окончательно забуду нормальный русский язык. Говорить буду одним только матом".

На его счастье время обоюдного недопонимания как-то само сабой незаметно кончилось. Люди с медведями помирились и уже не бросались друг на друга с матом по малейшему поводу. Работа постепенно наладилась и такой срочной, обязательной надобности в непременном присутствии на стройке у Сидора больше не было. Работа вошла в нормальный трудовой ритм.

Глядя на то как теперь хорошо и дружно трудятся бондари вместе с медведями, Сидор думал уже о другом. Мысли его были как бы теперь привлечь и тех и других к разработке участков на территориях возле стекольного и железодельного заводов. Больно уж хорошо у них тут всё получалось.

Глядя какое ровное выходит после их работы поле, Сидор чуть ли не вслух матерился, сожалея что не додумался до подобного ранее, ругая себя за недомыслие и дурную экономию.

И было за что. Поле после совместной работы медведей с бывшими бондарями было просто идеально. Ровное, гладкое, буквально вылизанное до миллиметра. И мысленно вспоминая что у них вышло после зимних работ под Берлогом, после работы на нём всех кто ни попадя, или даже в Райской Долине, где они лично с Димоном вкалывали не разгибая спины, Сидору порой хотелось откровенно и не сдерживаясь выругаться. Очень хотелось в этом случае применить на практике благоприобретённые умения в матершине. Следовало так покрыть матом и всеми новыми идиоматическими формулировками самого себя, чтоб больше не тянуло на откровенный брак и халтуру.

— "Кретин!" — самое мягкое, что вертелось у него голове при мыслях о своей собственной работе прошедшей зимой.

В который уже раз он убеждался что безплатная или плохо оплачиваемая работа хорошей не бывает, а использование рабского, или, в данном случае "курсантского" труда, до добра не доводило.

К тому же надо было срочно навёрстывать упущенное время. Весна вокруг вовсю уже буйствовала, грозя сорвать все планы на этот сезон. Возникшие у него идеи с кузней братьев Трошиных также требовали незамедлительного обсуждения со сталеварами. Время катастрофически уходило. Срок, назначенный братьям Трошиным для выплаты всех долгов, неумолимо приближался. Времени до дня, когда на имущество братьев будет наложен арест, оставалось не более пары недель, а у него ещё не было всё согласовано со всеми заинтересованными лицами. Даже с Братьями кузнецами он ещё не переговорил.

Так что вполне могло выйти так, что все его планы и расчёты, если он ещё хоть чуть чуть протянет, пойдут прахом.

Поэтому как-то вечером, не заезжая даже домой, он с возвращающимися вечером в город бондарями отослал профессору записку, где ничего не объясняя, предупреждал его где будет, и что его теперь долго не следует ждать. Заскочив затем в Совет переговорить с городским геодезистом и получив у того добро на ещё кое-какие для себя работы, Сидор прямиком отправился на свой железодельный завод.

Давно возникшая у него мысль использовать под пашню образовавшиеся там к весне огромные площади лесных вырубок, оставшихся после заготовки древесного угля, радикально тем самым решив свои проблемы с землёй возле города, требовала немедленной детализации.

На эту землю, вследствии её удалённости заводов от города и их фактического пограничного статуса, не распространялись никакие налоговые платежи и этим надо было срочно воспользоваться, пока городские власти каким-либо образом не попытались наложить на его вырубки свою лапу.

Тщательный анализ весьма поверхностного чертёжа тех земель, присланный ему сталеварами ещё в начале весны, ясно показал, что его идея с переводом всех лесных вырубок под пашню вполне жизненна. По крайней мере, если просто судить по площадям уже существующих на данный момент вырубок, перспективы были довольно заманчивые.

Правда, получить ещё какое-либо представление об этих землях, помимо площади, было совершенно невозможно, настолько чертёж был безобразно расплывчат. И никакой конкретики на данный момент вытащить из него было невозможно. Ну не понимали сталевары что он от них хочет. И на все его требования указать хотя бы где и какие почвы, отвечали откровенными отписками: песок, глина, чёрная земля. А что они под чёрной землёй подразумевали, чернозём или торф, не указывали. Для них это было всё едино.

Теперь же, после предварительной договорённости с Ванечкой Очередько на выполнение по тем землям геодезических работ и составления подробных поземельных планов, ситуация резко менялась. И, главное, получено было его согласие не передавать никуда на сторону, даже в Городской Совет, выполненных по просьбе Сидора и оплаченных им планов.

Теперь можно было не думать о том, что кто-либо посторонний без его согласия воспользуется оплаченными им материалами. Раз данное слово геодезист держал крепко.