Поэтический язык Марины Цветаевой - Людмила Владимировна Зубова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Е. А. Некрасова, исследующая свойства метафоры в художественном тексте, обратила внимание на стихотворение «Полюбил богатый – бедную…»:
Полюбил богатый – бедную,
Полюбил ученый – глупую,
Полюбил румяный – бледную,
Полюбил хороший – вредную:
Золотой – полушку медную
(I: 402).
Отмечая, что «в художественных текстах широко распространены случаи употребления слова (в том числе и прилагательного) одновременно в нескольких значениях», Е. А. Некрасова пишет: «В данном примере в пределах строки происходит субстантивация на основе относительного значения прилагательного золотой, а весь предыдущий контекст активизирует качественное значение прилагательного» (Некрасова 1975: 84). Это наблюдение представляется принципиально важным, потому что именно совмещение относительного значения прилагательных с качественным значением способствует и развитию окказиональной полисемии, накладывающейся на полисемию грамматическую.
Особого внимания заслуживают факты частичной субстантивации, когда слово в художественном тексте, сохраняя признаки и синтаксические функции прилагательного или другой несубстантивной части речи, приобретает и признаки существительного. Наиболее отчетливо такой сдвиг можно видеть на примере прилагательного в позиции поэтического переноса. Так, повышенная самостоятельность прилагательных на переносе в ряде контекстов приводит их к окказиональной субстантивации, несмотря на сохранение определяемого слова:
Как живется вам с простою
Женщиною? Без божеств?
Государыню с престола
Свергши (с оного сошед)
(II: 242).
Субстантивация в этом случае настойчиво утверждается целым комплексом выделительных средств – переносом, графикой, композиционным параллелизмом с субстантивированными прилагательными в первой и седьмой строфах и с существительным в девятой:
Как живется вам с другою, –
Проще ведь? –
Удар весла! –
‹…›
Как живется вам с чужою,
Здешнею? Ребром – люба?
‹…›
Как живется вам с товаром
Рыночным? Оброк – крутой?
(II: 242–243).
В других стихотворениях окказиональной субстантивации на переносе способствует повтор тождественных или однородных (во втором случае антонимических) прилагательных:
Маленькая сигарера!
Смех и танец всей Севильи!
Что тебе в том длинном, длинном
Чужестранце длинноногом?
(I: 473);
Мальчишескую боль высвистывай,
И сердце зажимай в горсти…
– Мой хладнокровный, мой неистовый
Вольноотпущенник – прости!
(I: 254).
В приведенных примерах эффект категориальной трансформации усиливается еще и благодаря тому, что указательное и притяжательное местоимения в том, мой, оторванные от своих существительных чужестранце, вольноотпущенник, теснее связаны с теми прилагательными, с которыми они стоят рядом, чем с теми, с которыми составляют словосочетание, т. е. между членами атрибутивного сочетания происходит переразложение: его компоненты оказываются отнесенными к разным стиховым единствам.
Стремится к субстантивации также прилагательное, отделенное от своего существительного помимо переноса другими словами:
Голубоглазый
Меня сглазил
Снеговой певец
(I: 289).
В стихотворениях Марины Цветаевой можно наблюдать и явление, обратное субстантивации, когда к субстантивированному в русском языке прилагательному присоединяется новое определение:
Сокровенную, подъязычную
Тайну жен от мужей, и вдов
От друзей тебе, подноготную
Тайну, зева от чрева, – вот:
Я не более, чем животное,
Кем-то раненное в живот
(П.: 201).
Пауза переноса здесь служит как бы амортизатором грамматического сдвига: она создает промежуточное звено от субстантивированной формы подноготную к десубстантивации прилагательного.
в) Синкретизм служебных и знаменательных частей речи
Позиция переноса вообще оказывается местом, где происходит морфологический сдвиг с повышением категориального (частеречного) статуса слова. Даже служебные части речи, как известно, не имеющие собственного лексического значения, интонационно выделяясь на переносе, такое значение получают, а может быть, возвращают утраченное значение. Ю. Тынянов отмечал, что «чем незначительнее, малозаметнее выдвинутое слово, тем выдвижение его более деформирует речь (а иногда и оживляет основной признак в этих словах)» (Тынянов 1965: 194–195). Рассмотрим несколько случаев окказионального превращения предлогов в наречия (адвербиализации). Так, значение наречия – обстоятельства места приобретает у Цветаевой предлог за, наречия – обстоятельства цели – предлог для, наречия – обстоятельства образа действия – предлог на:
Здесь – нельзя.
Увези меня за
Горизонт!..
(П.: 240);
Ад? – Да,
Но и сад – для
Баб и солдат,
Старых собак,
Малых ребят
(II: 188);
Бьет ресницами – на
Локоточек привстал.
Промеж бровками трет:
«Уж и долго я спал!..»
(П.: 37).
В таких случаях происходит как бы перераспределение семантической нагрузки между членами сочетания, состоящего из служебного и самостоятельного слова. Предлог перетягивает на себя, а иногда даже и вбирает в себя значение всего сочетания. Условием этого является препозиция предлога, тогда смещение заметно.
Актуализация разъединения предлога с существительным наблюдается при соллецизме – нарушении грамматической формы, определяемой управлением. Цитируемые ниже строки представляют собой пример такого соллецизма, который можно интерпретировать и как эллиптическую конструкцию с незамещенной позицией:
От высокоторжественных немот
До полного попрания души:
Всю лестницу божественную – от:
Дыхание мое – до: не дыши!
(II: 120).
Отделение предлога от на переносе, а также предлога до в следующей строке настойчиво утверждается еще и такими сильными средствами, как ненормативные знаки препинания: каждый из предлогов помещен между тире и двоеточием, мотивирующими (усиливающими) грамматический соллецизм, а следовательно, и трансформацию (адъективацию –?) предлогов.
Контекстуальное совмещение пространственного значения предлога до со значением его омонима – названия ноты – находим в поэме «Лестница»:
Гамма приступов
От подвала – до
Крыши – грохают!
‹…›
Гамма запахов
От подвала – до
Крыши – стряпают!
Ре-ми-фа-соль-си –
Гамма запахов!
Затыкай носы!
(П.: 279–280).
Емкая развернутая метафора построена на том, что физическое пространство, организуемое в помещении лестницей, интерпретируется как инструмент, издающий не только звуки, но и запахи, а сама лестница представлена как клавиатура или нотная запись гаммы. В цитированных строках функционально значима омонимия названий нот и продуктов (фасоль, соль). Ряд ре-ми-фа-соль-си начат предлогом до, но прерван строфическим переносом и промежуточной строкой – в результате перенос оказался двойным: завершающий первую строку предлог стал элементом сразу двух сочетаний: до крыши и до-ре-ми-фа-соль-си.
Омонимия производных предлогов и производящих частей речи определяется их разной
