Свояченица - Татьяна Эльдарова

Прямо по курсу перед Анной находилась приоткрытая дверь хорошо знакомого ей парадного зала. Туда она и направилась. За ней еле поспевали опекун детей и капитан Луканенкова.

В зале не горело ни одной лампочки, но были открыты прежде задернутые портьеры. Света уличных фонарей оказалось достаточно, чтобы Анна увидела лёгкое колыхание одной из них.

- Вот ты где, крыса! - Она налегла на портьеру всем телом, но любитель стерильности вывернулся и на сей раз.

Он забегал по залу, как белая лабораторная мышь, случайно вырвавшись из клетки. Не сумев прошмыгнуть в дверь мимо Марьи Павловны, широко расставившей в проходе босые ноги, он не нашел ничего лучше, чем открыть один из морозильников и юркнуть туда, прихлопнув за собой мышеловку...

Анна помчалась вниз.

Чтобы вытащить морозонеустойчивое животное, Алексей стал искать какую-нибудь ручку или кнопку, но так и не обнаружил ни одной. Они не смогли его извлечь из ловушки, в которую сам себя загнал...

- Жадность фраера сгубила! Покушать плотно захотелось: накушается теперь, - злорадно отметила Марья Павловна.

Анна перепрыгнула через охранника, пробежала по коридору, снова приникла к двери, скрывавшей от неё мальчиков.

- Говорю тебе, - услышала она разговор, - это была мама, - с солидностью уверял подростковый "петушиный" говорок, в котором она различила интонации Пашки.

- Откуда ей тут быть? - грустно возражал ему совсем ещё детский голос Петрушки. - Её, небось, тоже из больницы не выпускают, как и нас. И что это за болезнь такая дурацкая, когда чувствуешь себя хорошо, а никого видеть нельзя?!.

- Петя, Павлик! Это я, мама! - заорала Анна не своим голосом. - Вы слышите меня?.. Я здесь!

- Ну, что я тебе говорил? - радостным басом завопил Пашка. - Мам, тут же закукорекал он, - вытащи нас отсюда!

- Сейчас, сейчас, мои золотые, - билась о металл мать, - мальчики мои, подождите, сейчас!..

Марья Павловна отодвинула её и плечом попыталась высадить дверь.

- Невозможно! Давай всё-таки попробуем ключами.

Опекун подошел к двери, позвал:

- Паша!

- Дядя Лёша, это вы? - мальчишка ещё больше обрадовался, услыхав опекуна. Анна ревниво прислушивалась к их разговору.

- Павел, скажи мне, у вас там есть хоть какое-нибудь окно?

Выяснилось, что окно есть, только высоко. Им до него не дотянуться, а подставить нечего: вся мебель привинчена к полу.

- Всё ясно, там ремонт уже был, значит, снаружи их вряд ли достанешь, - рассуждал вслух Алексей. - Тогда будем пытаться открыть отсюда. Теперь, уж точно, придётся немного пошуметь. Марья Пална! - обратился он к Луканенковой по-свойски. - Принеси пушку оступившегося, она ему уже не нужна. Будет лучше, если найдешь где-нибудь запасную пару перчаток, или хотя бы одну.

Капитан передала Анне журналы медучета, мигом слетала в противоположный конец коридора, одолжила там перчатки у караулившего их тела Пышки, выдернула салфетку из-под шприца, заодно прихватила свои валявшиеся на полу босоножки, сбегала проведать охранника и вернулась.

Алексей тем временем объяснил ребятам, где им лучше встать, чтобы было безопасно.

- Что ты хочешь делать? - тормошила его Анна. - А вдруг, не дай Бог, зацепишь...

- Не лезь под руку, - цыкнул на свояченицу афганец, - лучше уши заткни.

Анна поняла это в переносном смысле: засунув отданные ей капитаном документы под пояс брюк (которые стали значительно свободней за последние дни), она вытащила "жучок", зажала его в потном кулаке.

Алексей натянул перчатку, вытянул руку, ещё раз спросил, укрылись ли парни, и стрельнул в злополучный не пускавший их кружочек замка...

Не дожидаясь, пока стихнет громовое эхо, Анна снова бросилась на дверь.

- Погоди, дай-ка я, - зять, сосредоточившись, ударил ногой прямо по замку.

Мальчишки выскочили, повисли на взрослых, поочерёдно меняясь местами, причем, к неосознанной обиде Анны, наиболее горячая часть объятий досталась опекуну...

- Ну, хватит, сопливые вы мои, - резко сказала Марья Павловна, вытирая неизвестно откуда взявшиеся слёзы. - Надо делать ноги.

Через главный вход не удалось, оказалось, там уже стояли две легковые машины. Видимо, мальчиков сегодня ночью действительно собирались перевезти в иное место. А может, Кофр решил, что оставлять их под присмотром маньяка-любителя будет небезопасно.

Все впятером они кинулись обратно в подвал - ночные рубашки так и замелькали впереди. Петька по дороге потерял тапок, вернулся за ним, дотронулся до матери, словно проверяя, живая она или снится ему, помчался за братом.

- Выводи детей! - приказала Анна опекуну, задержавшись возле Луканенковой. - Машка, давай помогу!

Они вдвоём заблокировали изнутри дверь дубинкой охранника и помчались за Алексеем к единственному спасительному окошку. По дороге, не заводя в кабинет детей, опять "одолжились" у Пышки, теперь уже - мебелью: металлической этажеркой на колесиках, состоящей из трёх секций.

- Марья Пална! Тут стекло, обуйся, - предупредил афганец, услышав хруст на цементном полу.

- Полезай, сама разберусь!

Тратить время на застегивание тесных ремешков капитан не собиралась. Но тут же пожалела: порезалась при первом же шаге. Кое-как вынув осколок, чертыхаясь на чём свет стоит, всё-таки влезла в треклятые босоножки, беспечно болтавшиеся на плече.

Забравшись по медицинской мебели, как по лестнице, опекун быстро оказался на асфальте, помог вылезти детям и Луканенковой. Анна, не надеясь пролезть в узкий проём, протянула наверх документы и сиротливо стояла на этажерке, как неуклюжий памятник. Уже слышался топот бегущих по подвалу двух пар ног, уже забликовали фонарные лучи на стенах, а она даже не пыталась выбраться...

- Мама, мама! - потянулись к ней детские руки. - Что же ты стоишь, лезь давай!

- Мы без тебя не уйдём, сонная тетеря! - Алексей встряхнул её словесно: - Детей подставляешь!

Сработало безотказно: в мгновение ока Анна подпрыгнула, повисла на руках, подтянулась, легко и безболезненно вынырнула наружу.

Пригибаясь, как в военных фильмах при артобстреле или бомбежке, впятером они набились в заскучавшую без них "ниву" Рустама, которая притаилась в переулке среди машин.

Алексей, к счастью, успел предупредить детей о необходимости сохранять полное молчание. Да этого и не требовалось: они были слишком напуганы этим обратным похищением. Но нюни распускать мальчишки не собирались. Тем более при чужой тётке, обозвавшей их "сопливыми"!

Зато уж Анька рассопливилась вовсю!..

"Даже самые обычные люди радуются, если счастье улыбается их детям, но какая великая радость выпала на долю императрицы-матери... Одна мысль об этом вызывает благоговейный трепет."

* * *

Минуя почтамт, и посигналив старому "москвичу", так и отдыхавшему на обочине, как подгулявший пьяница, машина долго петляла по городу, пока Алексей не убедился, что на крючок их поймать не успели.

Мальчики прижались к матери с двух сторон. Не скрывая удовольствия, они принимали её тепло и нежность, которые она изливала на них нерастраченным за долгие годы потоком. Даже Павел слегка подзабыл, что он уже почти взрослый...

Анне хотелось только одного: побыстрее привезти их к Трегубову, спрятать подальше. Опасность продолжала следовать за ними по пятам.

Разглаживая жесткие Пашкины кудри, она вспоминала, какими глазами смотрел он ей вслед, стоя рядом с Катей, когда она помчалась на звонок Алёны: "Не хочешь забрать своего единственного обратно? Мне он больше - ни к чему!".

Петрушке тогда было... сколько?.. четыре с половиной. Он и Манечка были в садике, Юрка - на продлёнке. Старшие должны были забирать младших, а мать ждала их всех дома с ужином... Кто их тогда накормил? Как им объяснили в тот вечер её отсутствие?..

Потом. Она узнает это - потом, когда всё закончится.

В ней зрела надежда... Но точно так же не покидала уверенность, что в покое семью вряд ли оставят, если она не найдёт документы...

Где Борис мог спрятать свои бумаги? Что за ценности он доставал для этой своры извращенцев и садистов? Почему он вообще связался с ними? Неужели знал всё, что они вытворяют, и продолжал с ними общаться? За какой его грех платят теперь дети? Когда это произошло? Что было известно Лёшке?..

Потом её взгляд задержался на всклокоченном затылке Алексея. В тёмных волосах застрял какой-то мусор. Это мешало Анне думать и она машинально навела порядок в шевелюре зятя.

- Сама, думаешь, лучше? - тут же отреагировал он.

"Он никогда не сможет забыть. Пусть он и нежен сейчас со мной. Но этого хочет тело... а в душе, - она вернулась к своим сомнениям, - он никогда не простит... Он помогал расти ребятам, меня там не оставил... Не задумываясь, пожертвовал своими картинами, под ноги кинул... Кому? Неблагодарной твари!.. В одну секунду всё забыла! Разве он не сказал мне ещё там, у бабы Веры, что нуждается в моей помощи? А я?.. На что ему такая злыдня?.. - Она украдкой взглянула на зятя. - Сама во всём виновата!.. С Борисом так же было: когда поняла, что могу остаться одна, это показалось страшным. (Не понимала, дура, что по сути, одна-то я была почти со второго года нашего брака)... Сначала тупая безответность на его выходки, которую про себя гордо называла "терпением", а потом, пошли мои истерики и "концерты". Так вот и рухнула жизнь с Борькой... И его потеряла - навсегда, и дети выросли без меня. Вдруг, будь я внимательнее к Борису, смогла бы уберечь если не от ухода, то хотя бы от ошибок... - Анна грустно усмехнулась, глядя на сопевшего Петьку. - Но кто я была для него? Разве могла хоть как-то повлиять на мужа? Зато теперь, когда его нет, вынуждена заниматься его делами со всем усердием, на какое только способна. Теперь это вопрос жизни и смерти. - Сердце опять стиснуло холодное безжалостное кольцо. Она уговаривала себя: - Радуйся тому, что имеешь, вспомни, с чего начала: одна в полном дерьме... А теперь рядом - Алексей... - Её снова одновременно с печалью охватила радость: четверо - уже с ней! Если бы ещё Маруська! Радость стушевалась, уступив место тревоге... Нет, нельзя!.. Нельзя бояться... - Господи, прости меня за всё, помоги!.. Хоть бы Лёшка не бросил... Ну хотя бы, пока Манечку не найдём... Потом я справлюсь, я смогу одна, если не буду ему нужна... Надо верить. Разве можно не верить, если за четыре дня Бог послал таких людей, как Лёшка, Саша Трегубов, Марья Павловна?.. Рустам с его женой? Они разве не помогают?.. А мать Варвара?.."