Адмирал Ушаков - Леонтий Раковский

— Буду вам очень благодарен, Василий Степанович! — ответил Ушаков.

— Когда придется иметь дело с каким-либо пашой, не старайтесь обходиться с ним почтительно: турки сочтут это за слабость и перестанут уважать вас. Если бей или ага входит к вам, а вы из вежливости подыметесь с места, он сочтет это за уважение христианина к мусульманину. Вы же хоть сто раз входите к нему, он не встанет. Если вы входите в комнату к паше, а он сидит и не приглашает вас садиться, то не ждите приглашения, садитесь сами, как бы свирепо ни смотрели на вас его окружающие. В следующий раз он посадит вас рядом с собой. Знайте, что кофеем угощают всех. Только трубка считается признаком равенства. Если вас угощают одним кофеем, но не подают трубки, прикажите подать.

— А что мне делать с трубкой? Я не курю, — улыбнулся Ушаков.

— Делайте вид, что курите. Помните: на Востоке нет середины между равенством и рабством.

— Понимаю.

— Вот пока и все. Приготовьтесь к тому, что вас приедут поздравлять с благополучным прибытием, — предупредил Томара, прощаясь с адмиралом. — Для угощения турецких вельмож я сейчас же пришлю вам лучшего табаку — македонского или латакийского из Сирии.

Ушаков велел повару приготовить кофе и варенья и приказал поставить на бак часовых, чтобы следить, кто пожалует к нему.

Вскоре после отъезда Томары часовой на баке крикнул:

— Шлюпки с правого борту!

Вся очередная вахта, сидевшая на верхней палубе, и вахтенный мичман с удивлением смотрели вниз. К «Св. Павлу» двигался целый караван. Корма первой шлюпки утопала в цветах. Среди цветов, поджав ноги, сидел в красной чалме и огромной шубе чернобородый турок. За шлюпкой тянулись шесть фелюг, нагруженных свежими овощами, живыми баранами, клетками с птицей.

— Братцы, никак брандеры идут? — шутили на баке.

— Неужто все к нам?

— Много ли тут на столько тысяч человек!

— А цветы — ровно невесте!

— Молодец турка: понимает, что свежая баранинка лучше прошлогодней солонины!

— Ишь как салтан хочет задобрить нашего Ушак-пашу!

— Таких гостей почаще бы! Верно, Макарыч?

— Глянь: турок-то в шубе. Вот дурак! Жарина´, а он…

— Ничего не поделаешь — форма…

Метакса побежал доложить адмиралу о гостях.

Ушаков вышел и с интересом смотрел на эту картину. А когда передняя шлюпка начала приставать к «Св. Павлу», ушел в каюту, кивнув Метаксе и капитану Сарандинаки:

— Встречайте богатого гостя!

Оказалось, что это кехая, то есть придворный чиновник, приехавший от имени великого визиря поздравить адмирала Ушакова, прославленного Ушак-пашу, с благополучным прибытием.

Федор Федорович тотчас же принял его. За турком внесли корзины цветов и чудных лимонов и апельсинов. Адмиральская каюта сразу заблагоухала.

Цветами больше всех был очарован денщик Федор. Он не мог оторваться от них, стоял и смотрел, в умилении сложив руки на груди.

Кехая просил Ушакова принять в подарок цветы, овощи, фрукты и свежую провизию.

Адмирал поблагодарил великого визиря за подарки и пригласил кехаю сесть. Турок сел. Пот тек с него, он утирался рукавом, но шубы не снимал.

Федор Федорович велел принесть кофе и варенья.

— А трубки подавать? — спросил шепотом Федор.

— Приедет визирь — тогда, а этому лупоглазому много чести, — ответил вполголоса Ушаков.

— Федор Федорович, а может, подадим, а? Вы бы сами не курили, а он пусть сосет. Человек-то какой уважительный! — шептал Федор, которого кехая расположил своими роскошными цветами.

— Уважительный! Останься с ним на ночь, он те голову оттяпает! Вишь, насупился, как нагорелая свеча! — говорил на одной ноте Ушаков, приветливо глядя на гостя.

Принесли кофе и варенье.

Выпили кофе, поговорили о том, о сем, и кехая уехал. Фелюги давным-давно были пусты: припасы быстро перегрузили на русские суда.

— По пять барашков на корабль, на семьсот человек. Не очень-то разойдешься, ваше высокоблагородие, — докладывал капитану Сарандинаки вахтенный мичман.

— Даровому коню в зубы не глядят! — ответил Сарандинаки. — И за это спасибо!

— Овощей много — это хорошо! — заметил Метакса.

— Ну, кто еще сегодня к нам пожалует? — сказал Ушаков после отъезда кехаи и пошел снимать парадный мундир: жара адова!

Баковый часовой успел уже смениться. Заступила другая вахта. Матросы разомлели на баке. На берег смотреть уже не хотелось, — одно и то же. Разговор не клеился.

— Ребята, а ну, кто отгадает загадку? — спросил всегдашний весельчак матрос первой статьи Левкович.

— Ну, говори, — лениво согласился кто-то.

— Что это: поставь на ноги — бежит, поставь на голову — бежит, и на стену повесь — бежит, и пусти — бежит, и держи — бежит, а положи — лежит? Кто знает, не говори!

— Муха, — сказал молодой матрос.

— Почему муха? Разве ее поставишь на голову, и она бежит?

— А по потолку, скажешь, она не бежит?

— Хорошо. А положи — лежит? Что, муха будет лежать?

— Отдави ей голову, будет лежать, — засмеялись матросы.

— Это не дело. Да и сказано: на стену повесь — бежит…

— Не-ет, это не муха! — повертел головой молодой матрос.

Его, видимо, заинтересовала загадка.

— Ну так что?

— Погоди, погоди, кажется, догадался, — повеселел он. — Склянка, склянка!

— То-то же. Ну, а вот эту…

— Шлюпка по носу! — вдруг крикнул часовой.

Сразу возникла живая загадка: кого бог несет?

Все кинулись смотреть.

Шлюпка была красивее прежней, но одна. Издали видно: гребцы в красных фесках и синих кафтанах. На корме натянут голубой тент. Под тентом на софе сидит кто-то в чалме и пестрой одежде.

— Шестерка!

— Кто-то важный.

— Но уже без шубы…

— Смекнул все ж таки, что в шубе еще рановато…

Доложили адмиралу. Ушаков вышел не надевая мундира, в одной рубашке.

— Шестивесельный каик, — сразу разглядел Ушаков. — Он и не собирается приставать к нам.

— Федор Федорович, это султан! — зашептал Метакса.

— Отчего ты так думаешь?

— Вон у него на корме — алый флаг. И концы весел расписаны и украшены серебром.

— Пойдем-ка, Егорушка, на шкафут, там посмотрим. Тут неловко, — сказал Ушаков и пошел со шканцев.

Каик медленно шел вдоль русской эскадры. Турок, сидевший под тентом, внимательно осматривал каждое русское судно.

— Хочет убедиться, хороша ли помощь, — догадался Ушаков. — Смотри, брат, смотри!

— Вот бы в него теперь пальнуть холостым хоть из нашей двенадцатифунтовой, — подумал вслух артиллерийский мичман.

Ушаков улыбнулся:

— Он и так пуганый!

— Хочешь, чтоб у Томары родимчик приключился? — сказал Сарандинаки. — Чуть чего — и посадят раба божьего в Семибашенный замок блох кормить!

Била уже третья склянка, когда султанский каик обошел вдоль линии русских судов и вернулся обратно.

— Султан уже пошел домой! — доложил, входя в каюту к адмиралу, Метакса.

— Значит, теперь можем спокойно спать — больше никто не пожалует. Выше султана ведь у них кто?

— «И Магомет, пророк его…» — процитировал Метакса.

— Ну, Магомет до нас, грешных, не снизойдет! — улыбнулся Ушаков.

III

Наутро Томара прислал чиновника сказать, что вчера султан негласно осматривал русский флот и остался им очень доволен. Особенно ему понравился «Св. Павел». Удивился порядку и тишине на эскадре.

— У нас на одном каике больше шума, чем у русских на всех судах! — говорил султан.

Томара пригласил Ушакова на восемь часов вечера к себе, сказав, что у него будет великий драгоман76 Оттоманской Порты, князь Ипсиланти.

В назначенное время Ушаков поехал к Томаре.

Весь берег — с утра до ночи — был усеян толпами народа, который приходил и приезжал из окрестных деревень посмотреть на русского Ушак-пашу и его флот. Тут были все — от богато одетого, важного чифликчи77 до полуголых, в рваных грязных фесках гамалов78.

Когда Ушаков вышел из шлюпки в парадном зеленом мундире, шитом золотом, с орденами, в адмиральской шляпе, толпа почтительно расступилась перед ним.

Князь Ипсиланти поднес Ушакову от имени султана табакерку, усыпанную бриллиантами, — за быстрый переход с флотом. Великий драгоман скоро уехал, и Федор Федорович остался с Томарой.

Посланник передал Ушакову текст декларации, которую Россия и Турция подписали 19 августа, и сказал об условиях союзного договора. Турки обязались не пропускать в Черное море никого, кроме русских. Всем русским эскадрам — во время войны с французами — разрешалось свободно плавать из Черного моря в Средиземное и обратно. Начальники турецких портов и арсеналов должны были повиноваться Ушакову.

Томара сказал также, что Павел I определил границы действий Ушакова в Средиземном море: не далее Египта, Кандии, Морей и Венецианского залива. И предупредил, что 28-го начнутся совещания с турками по поводу совместных действий против французов. С русской стороны в них должны были принять участие Ушаков и Томара, с турецкой — великий визирь, министр иностранных дел, великий драгоман, генерал-интендант, а со стороны Англии — уполномоченный Спенсер Смит.