Адмирал Ушаков - Леонтий Раковский

Союзники впервые встретились лицом к лицу.

VI

Ушаков и Кадыр-бей считали, что начинать освобождение Ионических островов надо с острова Цериго (Цитеры), который лежал первым на их пути.

Цериго был у Бонапарта главной пристанью в Архипелаге.

Федор Федорович знал, как важно для духа войск, когда первое дело в кампании выполнено удачно. Начало должно быть успешным. И потому главную роль в занятии острова Цериго Ушаков отвел своим войскам, — на турок он не очень надеялся.

Операцию по овладению островом Цериго он поручил герою Измаила, капитану фрегата «Григории Великия Армении» Ивану Андреевичу Шостаку. Ушаков дал ему в помощь небольшой 32-пушечный фрегат «Счастливый» и роту десантных войск.

Кроме того, Федор Федорович отправил с Шостаком воззвание к населению островов, которое составил сам. Воззвание было напечатано в три столбца на русском, турецком и греческом языках и подписано Ушаковым и Кадыр-беем. В нем от имени соединенных русско-турецких сил все греки призывались к совместной борьбе с общим врагом — французами. В воззвании Ушакова, так же как и в манифесте константинопольского патриарха Григория, было дано обещание, что жители освобожденных островов учредят свое правление, которое изберут сами.

28 сентября эскадра подошла к Цериго.

Это был угрюмый остров. Он представлял собою дикое нагромождение громадных камней и скал красного и лазоревого цвета.

— Вот и Цитера. Здесь, по легенде, родилась богиня любви, — сказал кто-то из офицеров.

— Ну, знаете, веселенькое местечко она себе выбрала! — усмехнулся Веленбаков, вышедший на шканцы.

— Считается, что остров поднялся со дна моря, — прибавил Сарандинаки.

— С успехом мог бы не подыматься! — шутил Нерон Иванович.

— Евстафий Павлович, а знаете, крепостица-то в заливе пустяковая, — смотрел в трубу Ушаков. — А вот на горе крепость основательная. Стены высокие, крепкие. Как думаешь, Нерон Иванович, наши ядра не долетят?

— И думать нечего: далеко, — ответил Веленбаков. — А перепелок-то, перепелок сколько!

— Тут немало наших, русских. Они летят через Балаклаву, — невольно отвлекся Федор Федорович, вспомнив, сколько бывает перепелок осенью в балаклавских горах.

…Фрегаты Шостака стали бить по крепостице в заливе. Он дал только два залпа, как на стене взвился белый флаг.

Видно было, как часть гарнизона бросилась к главной крепости Капсали, которая лепилась на очень высокой и крутой горе.

— Что же, начало есть! — сказал довольный Ушаков. — Поедем на берег!

И он отправился с адъютантом Балабиным на остров. Капитан-лейтенант Шостак хлопотал на берегу: высаживался десант, выгружались орудия.

— Придется выкуривать французов из Капсали, — сказал он Ушакову.

— Ядра с кораблей не достанут!

— Втащим поближе к крепости легкие пушки и возьмем. Измаил брали, а это что! — уверенно говорил Шостак.

Впереди громоздились острые скалы. Пришлось тащить пушки на канатах через горы и овраги, нести на плечах припасы.

Десантные отряды русских и турок деятельно взялись за работу.

Через день были устроены две батареи, и 30 сентября на зорьке Шостак ударил по крепости.

Сначала французы отвечали очень живо, но уже к полудню в крепости оказались серьезные повреждения.

Соединенный русско-турецкий отряд готовился идти на штурм. Поняв это, французский гарнизон, боясь полного уничтожения, выбросил белый флаг.

Ушаков принял капитуляцию. Он отпустил французов на «честное слово» и обещал отправить пленных в Анкону или Марсель. Пока же их поместили в лагере на берегу.

Такое милостивое, мягкое отношение к сдавшимся в плен, конечно, стало известным на всех Ионических островах и значительно ослабило защиту гарнизонов других крепостей.

Над Капсали подняли русский и турецкий флаги.

А управление островом Ушаков доверил самим цериготам; они выбрали из своей среды трех человек.

Радости греков не было предела.

Появление в Архипелаге русско-турецкого флота привело население в неописуемый восторг и в то же время сильно обеспокоило французов.

Слух о приходе Ушакова в Архипелаг мгновенно долетел до Корфу.

Главный комиссар французской директории Дюбуа попытался бороться с этими правдивыми известиями: он выпустил на греческом языке прокламацию, в которой уверял, что никакой русской эскадры в Средиземном море нет, а что турки переодели часть своих солдат в русские мундиры.

Но в это время в Корфу появились манифест константинопольского патриарха Григория и воззвание адмиралов.

А самым убедительным был тот факт, что остров Цериго освобожден русско-турецкими войсками и что греки сами управляют своим островом. В один из дней, когда соединенная эскадра стояла еще у Цериго, к Ушакову приехал Кадыр-бей.

— Позвольте употребить военную хитрость, — попросил Кадыр-бей.

— Какую? — спросил Федор Федорович, не понимая, о чем будет речь.

— По вашему обещанию, французы надеются уехать домой и спокойно живут в лагере на берегу. Разрешите мне подойти к ним ночью и тихонько всех их вырезать!

Ушаков только развел от негодования и удивления руками:

— Ну и союзник!

И в тот же день постарался отправить пленных французов на родину.

VII

Ушаков задержался у острова Цериго до 6 октября, — выйти в море мешали ветра. Только 11 октября соединенная русско-турецкая эскадра увидала остров Занте.

Среди Ионических островов Занте считался вторым после Корфу по плодородию почвы и живописности места. Его называли «Золотой остров», или «Занте — цветок Леванта». Глазам моряков предстал весь зеленый, в виноградниках и садах, город. Он причудливо раскинулся по склону отлогого холма.

Легкий осенний ветерок донес с берега запахи померанца и лимона.

Когда горожане увидали подходившую эскадру, они догадались, что это идут их избавители, и толпами, с радостными криками, кинулись к берегу.

Еще суда были под парусами, а к «Св. Павлу» подошла лодка с именитыми зантиотами.

Ушаков радушно принял их.

Греки рассказали, что гарнизон крепости состоит из пятисот человек под командой полковника Люкаса и что у самой пристани французы построили батареи, чтобы помешать высадке десанта. Они со слезами передавали обо всех насилиях и грабежах, которые чинили захватчики.

Ушаков снова назначил капитана Шостака начальником экспедиции и приказал немедленно высадить десант, но не на пристани, а просто на берегу.

Русским отрядом командовал майор Иванов, а турецким — лейтенант Егор Метакса. Турки повиновались русским офицерам лучше, нежели своим.

Зантиоты, увидев, куда направляются шлюпки, толпами устремились туда.

Уже наступил вечер, становилось темно, но весь берег осветился десятками огоньков: догадливые островитяне принесли с собой фонари.

Шлюпки шли на приветливые огоньки с берега.

Начался отлив, берег был усеян камнями, и первые русские солдаты, спрыгнувшие на мокрый песок, медленно брели, спотыкаясь в полутьме.

Греки кинулись к ним и понесли русских солдат на руках.

Они переговаривались между собою, и их говор звучал как перебранка, потому что южане не умеют говорить тихо.

А лодки все прибывали.

И вдруг греки, которые так радостно встречали каждую шлюпку, с проклятиями бросились к берегу: это оказалась первая партия турок. Вместо русских зантиоты увидали коварных, ненавистных им басурман.

Метакса успел крикнуть им вдогонку:

— Останьтесь! Не бойтесь! Турки — наши союзники! Помогите поскорее добраться до берега!

Тогда греки вернулись назад и, волей-неволей, стали переносить и турецких солдат.

А Шостак в это время подошел с двумя фрегатами к пристани на картечный выстрел и, несмотря на упорное сопротивление французов, в полчаса заставил их батареи замолчать.

Как и на Цериго, французские артиллеристы кинулись спасаться наверх, в крепость. Греки бежали за ними и, ругаясь, забрасывали их камнями и грязью.

Десантные отряды подошли к крепости. Шостак послал мичмана к французскому коменданту, предлагая сдаться.

Сначала Люкас не соглашался. Но потом, увидав, как русские и турки несут лестницы, услыхав ликующие крики зантиотов, идущих вместе с войсками, он струсил и решился пойти на переговоры. Чтобы не быть узнанным греками, Люкас переоделся в штатское платье и пошел к Шостаку.

Было одиннадцать часов ночи.

Люкас принял все предложения союзников.

14 октября, в восемь часов утра, полковник Люкас, сорок шесть офицеров и свыше четырехсот солдат сложили оружие.

Шостак принял ключи от крепости и французский флаг. Чтобы толпа не растерзала пленных, их пришлось поставить в середину соединенных десантных отрядов. Пленных французов разместили на русских и турецких кораблях поровну.