Королевство Гаргалот - Гай Орловский

Фицрой проговорил шепотом:

– Чего-чего?

– Травоядный, – объяснил я, – что понятно сразу по его крохотной голове и громадному брюху.

Рундельштотт буркнул:

– Я знавал вельмож с птичьими мозгами и громадными животами, что питались только мясом… Уверен, что эта тварь не опасна?

– Абсолютно, – ответил я тоже негромко, – куда ни сунься, одни разочарования. И здесь эти динозавры… Ну когда же что-то новое… Неужели обязательно на другой планете?.. Нет, мне и на диване хорошо. Не пойду на другие планеты.

Фицрой посмотрел вслед чудовищу, за которым еще долго тащился длинный толстый хвост, перевел взгляд на меня.

– Ты таких уже видел?

– Полно, – ответил я. У нас их видимо-невидимо… по хвощам и плаунам бродили целые стада. Ты не туда смотришь…

– А-а… куда?

Я указал пальцем в землю.

– Видишь, муравей прет муху?.. В смысле, тащит, а то еще что подумаешь… Она же раз в двадцать тяжелее, а он не просто тащит, а – смотри-смотри!.. Взвалил на спину и бежит вприпрыжку!.. Вот это чудо. А динозавры… они еле-еле свои жопы носят. Потому и сохранились здесь разве что в воде… там легче… гм…

Он посмотрел на муравья, на меня.

– Так он же на суше!..

– Только ихтиозавры не вылезали наружу, – сказал я, как знаток по этим чудовищам, – а бронтозавры, стегозавры и всякие там плезиозавры частенько вылезали на берег, хотя только в воде им хорошо.

Он покачал головой.

– Но ты чего-то испугался. Признавайся!

– Да подумал, – ответил я нехотя. – Как могло такое место здесь сохраниться?

Понсоменер напомнил:

– Не сохранилось, а появилось. Недавно.

– Совсем недавно, – подтвердил я уже без иронии. – Но… динозавры? Наверняка эти движения планет и сложные траектории трех солнц… гм… иногда как-то искривляют пространство-время… При каких-то неизвестных условиях?

Они молча смотрели на меня в ожидании, вот щас все разложу по полочкам, потом соберем здесь все ценное и отправимся по своему маршруту.

– Ты о чем-то догадываешься? – спросил Рундельштотт.

– Нет, – ответил я честно. – Но, думаю, нам стоит идти мимо и дальше. Иначе не исполним своей великой миссии. Конечно, уши на макушке, но хвост можно крючком.

– Кверху или книзу? – придирчиво уточнил Рундельштотт.

– Узнаю мыслителя, – ответил я. – Вон Фицрой не сомневается, что только кверху.

– Фицрой вообще ни в чем не сомневается, – проворчал Рундельштотт. – Самый несчастный человек на свете…

– Самый счастливый, – возразил Фицрой обидчиво. – Но не зря больше никто через это место не ездит?..

– Люди страшатся нового, – объяснил я. – Здесь так красиво, но красота – страшная сила, а страшное и есть страшное.

– А если здесь что-то пострашнее твоего травоядного? – спросил Рундельштотт.

– Люди всегда находят выход, – ответил я. – Если не могут справиться с чудовищем, то придумывают какие-нибудь отпугиватели… Понс, а ты высматривай по дороге пещеру посолиднее, чтобы все поместились. И чтобы горные породы задержали излучение.

Фицрой спросил:

– Че-че?

– Колдовской свет, – пояснил я. – Колдовской он такой, невидимый, что характерно. Вдруг опять не так небесные светила сойдутся.

– Подлый, – буркнул Фицрой. – Все колдовское подлое. Недаром колдунов…

Он бросил на меня опасливый взгляд, дескать, ты не колдун, никто тебя таким не считает только потому, что дали попользоваться колдовским арбалетом.

Понсоменер вытянул вперед руку.

– Вон там за этими странными… деревьями какие-то горы. Невысокие, со срезанными вершинками. Проедем мимо. Если что, там наверняка пещеры.

Я всмотрелся – за хвощами и плаунами мелькнули оранжевые стены, еще через несколько минут выехали на простор, за поляной сплошная стена из камня высотой в пару сот метров, похожа на гигантский куб, вырубленный неведомыми гигантами и зачем-то оставленный здесь среди хвощей и плаунов.

Мы двигались где рысью, где шагом, солнце светит нам в спину, стена освещена в мельчайших подробностях, нет необходимости подъезжать ближе, удается разглядеть любую мелкую трещину, огромных стрекоз, выглядывающих из норок то ли рогатых червей, то ли жуков.

Понсоменер крикнул громко:

– Смотрите!.. Там что-то странное.

Прямо в стене вырезаны исполинские лица, даже не барельефы, а настолько умело, что выдвигаются вперед, нависая над заросшей, но все еще заметной тропкой.

– Что за морды, – сказал Фицрой с чувством, – что за морды… Хотя вон та еще ничего.

Я проследил за его пальцем, вкусы Фицроя себя выдают во всем блеске, по лицу вообще-то можно определить, какое у человека тело, а по этой толстой женской морде можно увидеть, какие у нее вторичные половые…

– Как только и вытесывали, – пробормотал Рундельштотт.

– Возможно, – сказал Фицрой, – вытесывателей спускали сверху на веревках? Это проще, чем строить лестницы.

– Хорошо мыслишь, – одобрил я. – С размахом.

– Чего-чего?

– Не топчешься на месте с «как?», – пояснил я, – а сразу предлагаешь варианты. Быть тебе вожаком.

Он просиял, приосанился, а то как же, это и понятно, что ему на роду написано свершить нечто великое, только еще не понял, что именно, где и как.

Рундельштотт поглядывает на меня изучающе, хотя вряд ли заметил несоответствие, все-таки между динозаврами и людьми дистанция в сотни миллионов лет, но явно видит, что меня тревожит нечто особенное.

Огибая этот исполинский странный куб из цельного камня, я вслед за Понсоменером обратил внимание на каменные статуи в нишах, все гиганты по три-четыре моих роста, вытесаны настолько натурально, что даже по моему хребту прокатилась предостерегающая дрожь.

Фицрой тоже увидел, сказал быстро:

– Смотри, смотри!.. Как почетная охрана у входа.

Я покачал головой.

– Нет, едем мимо. Нас, вольных альбатросов, ждет море. Не приближаться!.. Не приближаться, я же предупреждал!

Фицрой буркнул:

– Ты предупреждал, чтобы не слишком уж с женщинами по дороге… в ночевках, чтоб не задерживали, но это не совсем женщины, хотя вот та и вон левая справа, что посредине, тоже как бы… Вон там даже дыра между ними, да не просто дыра, а дверной проход, малость обвалилось…

– Не нравятся мне эти гиганты, – сказал я твердо. – Хоть и декор, но сторожа. И достаточно опасные.

Он повернулся, посмотрел на меня в недоумении.

– Ты чего? Они же каменные!

– Вот-вот, – сказал я. – И огромные. Представляешь, какие камни смогут швырять?

Он посмотрел на меня, снова на гигантов.

– Но как… они не живые!

– Кремнийорганическая жизнь, – ответил я, – вполне, вполне… Один брошенный камень может разнести корабль в щепки. Такое где-то было, не помню… А что с того, что сейчас их перенесло на сушу?.. Дураки не меняются… Всем держаться подальше!

На меня посматривали в недоумении, но спорить не решились, а Понсоменер уже и вовсе почти забыл о каменных гигантах, как только отъехал от них на безопасное расстояние.

Я старался не смотреть в их сторону, хотя практически ощутил, как двое из гигантов шевельнулись, медленно шагнули в нашу сторону. Один остановился, взял в лапы камень, второй поднял с усилием целую скалу…

Не выдержав, я в испуге оглянулся. Спертое в груди дыхание вырвалось на свободу с натужным всхлипом. Каменные статуи на местах в нишах, ни одна даже не повернула голову в нашу сторону.

На меня посматривают с беспокойством, Фицрой наконец вздохнул глубоко-глубоко, словно не дышал все это время, сказал дрожащим голосом:

– В прошлый раз, значит, ты к таким подплывал сдуру на корабле, а они промахнулись, да?

Я огрызнулся:

– При чем тут я? Это я в старых книгах читал!.. Я вообще-то грамотный и начитанный!

Он сказал понимающе:

– Ну да, конечно. Это ты сидел и читал, ага. Так я и поверил.

Я покосился на глядящих в нашу стороны с подозрением Рундельштотта и даже Понсоменера. На их лицах крупными буквами написано то, что сказал Фицрой: «Рассказывай-рассказывай, что это не ты плавал, не ускользал под градом скал, что бросают такие вот гиганты…»

– Да что вы все, – сказал я недовольно. – Не возлагайте на меня слишком уж надежд!.. Я не ослик, все не повезу!.. Даже если смог бы. Я еще и ленивый, это прерогатива человека интеллигентного и мыслящего. Чем человек интеллигентнее, тем он больший бездельник и больше требует от власти и правительства!.. Так что вперед и мимо!.. Думаю, этот мирок скоро исчезнет.

Все промолчали, только Рундельштотт поинтересовался:

– Почему?

– Задавят, – пояснил я коротко. – Здесь все примитивное, а покрытосеменные намного живучее. И млекопитающие, как и птицы… просто сюда еще не слишком вторгаются. Хвощи и плауны, как и гигантские папоротники – это не еда даже для оленей, а то бы уже сожрали, а динозавры передохли бы с голоду.