Библиотека современной фантастики Том 13 - Буль Пьер

Священник продолжал развивать эту тему, которая, он знал, способна заинтересовать людей определенного склада ума, в особенности его друга, доктора Фэвра, не спускавшего с него глаз. Он закончил эту первую часть своей проповеди, напомнив о тайне жизни и призвав верующих подумать о ее характере неизменного чуда.

— Как не верить в чудо, братья мои, когда мы имеем перед собой живые существа, это яркое проявление божественного всемогущества! Любая из их клеточек представляет удивительное чудо, величественное сооружение, каждый камень которого цементирован одним из этих необычайных отклонений от законов материи и случайности…

Затем он построил речь так, чтобы она была понятна простому народу, напомнил несколько самых прославленных чудес и закончил проповедь, превознося добродетели избранников, отмеченных богом для свершения чудес.

— Преклонимся, братья мои, пред его мудростью и высочайшим беспристрастием: Он. не придает значения мирским различиям. Самое высокое качество души, в его глазах, — это вера. В молитве он ценит лишь ее искренность. Она может тронуть его, будь то молитва ученого апостола или смиренной крестьянки.

Счастливы те, чья вера не может стать сильнее от доказательств, так как бог даровал им способность интуитивного познания! Счастливы просто верующие! Они знают, еще до того как поняли, что господь все может, так как он бог. И часто одного из них он наделяет частицей своей власти для свершения чуда. Да будет так.

Аббат Монтуар сошел с кафедры, сопровождаемый шепотом покоренной аудитории. После службы доктор Фэвр пришел к нему в ризницу и поздравил с проповедью.

— Я убедил тебя? — спросил священник.

— Я думаю, тебе это удалось бы, если бы меня можно было убедить словами. Увы! Я никогда еще не видел чуда.

Несколько дней спустя в церкви, после полудня, священник слушал исповеди многочисленных кающихся, жаждавших получить отпущение грехов. Он кончил поздно, произнес короткую молитву и после того, как ушли последние верующие, направился в ризницу.

— Господин аббат!

Он остановился и увидел возле прохода в ризницу женщину, на вид простого звания. Все это время она ожидала его, не в силах победить свою робость, пока не увидела, что он уходит.

— Господин аббат! Умоляю вас!

Тронутый этим патетическим тоном, он подошел к ней. Женщина дрожащей рукой протянула ему письмо и едва слышно произнесла:

— Это вам, господин аббат, от доктора Фэвра.

— От доктора Фэвра?

Она была так взволнована, что не могла ответить ни слова. Опустив глаза, она нервно перебирала концы своей шали. Аббат Монтуар заговорил с ней голосом, полным доброты:

— Я не могу читать здесь. В церкви слишком темно. Пройдемте со мной.

Он хотел пропустить ее вперед. Она запротестовала и сделала какой-то жест. Тогда он заметил, что она была не одна. В полутьме вырисовывался чей-то силуэт.

— Это мой сын, — тихо сказала она.

— Пройдите вдвоем, — сказал заинтересовавшийся священник.

Она направилась к сыну, который стоял неподвижно, словно врос в стену. Он не сделал ни одного движения, пока она не взяла его за руку. Аббат Монтуар увидел, что тот ходит на ощупь, с палкой. Он помог им войти в ризницу и, ни о чем не спрашивая, подошел к свету, чтобы прочитать письмо.

“Мой дорогой друг!

Не думай, что в моей просьбе есть хоть малейшее желание бросить тебе вызов. Ты меня знаешь достаточно, чтобы быть уверенным, что я серьезно отношусь к серьезным вещам, и одному лишь богу известно, серьезно ли то, о чем я хочу тебе сказать! Я сделал все возможное, чтобы отговорить тетушку Курталь пойти к тебе. Кончилось тем, что я, наконец, уступил ее просьбам и дал ей это рекомендательное письмо. Она уже много лет ведет хозяйство в нашей семье и заслуживает, чтобы ей помогли в ее несчастье.

Она хочет во что бы то ни стало привести к тебе своего сына Жана, двадцатичетырехлетнего парня, ослепшего на фронте. Моя наука не в силах ничего сделать для него: он неизлечим. Его мать знает тебя давно. Она ходит на все твои проповеди. Послушав последнюю, она вообразила, что ты можешь вылечить ее сына, и хочет попросить тебя умолить бога совершить чудо. Я едва осмеливаюсь передать тебе ее просьбу. Не осуждай меня и сделай все возможное, чтобы она вняла доводам рассудка, не приходя в отчаяние; что касается меня, то я отказался от этого. Нет ни малейшей вероятности излечения. Кроме того, ранение повлияло на его рассудок. Это лишенный разума бедняга, который живет только благодаря любви и заботе своей матери. Я еще раз прошу, извини меня”.

Аббат Монтуар был растерян и недоумевал. Умоляющий взгляд женщины тревожно вопрошал его. Слепой, стоявший одеревенело и неподвижно, казалось, ничего не чувствовал. Так как священник в нерешительности молчал, женщина бросилась к его ногам:

— Умоляю вас, господин аббат. Я знаю, что не должна просить вас об этом, но лишь вы один можете что-то сделать для него. Доктор говорит, что это невозможно, но врачи часто ошибаются. Я знаю: бог вас услышит. У меня не было больше надежды, но после того, как я послушала, что вы говорили о чуде и как хорошо рассказали, что бог все может, надежда вернулась ко мне. Я словно свет увидела. Я почувствовала, что господь может вылечить моего сына и что вы один способны как следует попросить его об этом. Раньше мне говорили, что он творит чудеса, но никто еще не дал мне понять это, кроме вас. Господин аббат, простите мне мою смелость, но нужно, чтобы вы вместо меня обратились к господу с молитвой, ведь я не умею; нужно, чтобы вы попросили его вернуть зрение моему сыну!..

— О бедная женщина, — проговорил взволнованный священник.

Он не знал, что сказать. Он был потрясен этой трогательной верой. Он пробормотал жалкие слова утешения:

— Дочь моя, это страшное несчастье для вашего сына и для вас. Господь послал вам тяжелое испытание. Но кто знает, не хранит ли он самые большие благодеяния для того, кого так жестоко поразил? Я обещаю вам молиться за вашего сына, но — увы! — я не обладаю чудодейственной силой. Я всего лишь простой смертный, как и вы…

— Я на коленях умоляю вас, господин аббат. Я уверена, что, если вы по-настоящему захотите, бог услышит вас. Мне сказали, что вы обратили в веру многих неверующих ученых, потому что вы знаете слова, которые трогают душу. Я чувствую, что вы можете сделать чудо. Те, кто вылечивал калек, не знали сначала, что это в их власти: вы это сами сказали, господин аббат.

Он заставил ее встать. Он не знал, что ей ответить. Обычно так легко находивший слова, священник упрекал теперь себя за недостаток доводов. Он мучительно вопрошал свой разум.

“В самом деле, — думал он, — божьи избранники не подозревали о своем даре до тех пор, пока он не открывался в них. Имею ли я право не попытаться?.. Но как можно так думать! Я говорю вздор… И такой безнадежный случай! Фэвр утверждает, что нет никакой надежды на выздоровление… С другой стороны, как можно оттолкнуть ее просьбу? Как могу я, ничего не попытавшись, обескуражить эту веру, столь наивную и возвышенную, я, призывавший верить в бесконечное милосердие? Она обвинит меня в лицемерии и навсегда отвернется от религии и ее служителей”.

Наконец он принял решение.

— Дочь моя, — сказал он, — я буду молить господа смилостивиться над несчастьем вашего сына, но при одном условии. Я не могу скрывать от вас, что чудо — явление чрезвычайно редкое. Вероятность его свершения ничтожна…

Его речь еще носила отпечаток той изощренности и тонкости языка, какой отличалась его проповедь. Он клял себя за то, что не мог найти в этот момент более простых слов.

— Бог допустил, чтобы ваш сын ослеп. Как во всех его действиях, здесь есть причина, которой нам не постичь. Я попрошу его вернуть ему зрение, но вы должны обещать мне, что, если он не внемлет моей мольбе — а это, увы, вполне вероятно ввиду моей недостойности, — вы должны обещать мне не предаваться отчаянию и не таить в сердце никакой обиды. Пути господа неисповедимы, и не нам, смертным, судить его.