Чехов - Михаил Громов

3. Юмористическая проза: сцепка, рассказ объемом до 200 строк и так называемые «мелочи» (остроты, анекдоты, подписи к рисункам и т. д.).

4. Водевиль. Время от времени на страницах малой прессы встречаются юморески, написанные в форме пьес. Иногда это пародия на спектакль, иногда — самостоятельная вещь.

Своеобразная «сценичность» свойственна и юмористической прозе. Сценки, например, — а их огромное количество — строились как беседа, как разговор персонажей, подслушанный автором со стороны. Авторский текст сводился обычно к двум-трем ремаркам, поэтому сценку можно было и сыграть.

5. Наконец, то, что условно можно было бы назвать «серьезной» прозой: рассказы, повести, романы с уголовным, авантюрным или сентиментально-жалостливым сюжетом, часто печатавшиеся с продолжениями, иногда — в течение целого года. Роман Н. Пастухова «Разбойник Чуркин», романы и повести А. Пазухина, А. Соколовой (Синее Домино) и множество других поделок такого же рода пользовались, по-видимому, популярностью в определенных читательских кругах. В сущности, это был русский комикс, убийственно охарактеризованный Чеховым в «Осколках московской жизни»:

«Есть и были на этом свете страшные штуки, начиная с Полифема и кончая либеральным околоточным, но таких страшилищ (я говорю о романах, какими угощают теперь публику наши московские бумагопожиратели вроде Злых духов, Домино всех цветов и проч.) еще никогда не было… Читаешь, и оторопь берет. Страшно делается, что есть такие страшные мозги, из которых могут выползать такие страшные «Отцеубийцы», «Драмы» и проч. Убийства, людоедства, миллионные проигрыши, привидения, лжеграфы, развалины замков, совы, скелеты, сомнамбулы и… черт знает, чего только нет в этих раздражениях пленной и хмельной мысли! У одного автора герой ни с того ни с сего бьет по мордасам родного отца (очевидно, для эффекта), другой описывает «подмосковное» озеро с москитами, альбатросами, бешеными всадниками и тропической жарой, у третьего герой принимает по утрам горячие ванны из крови невинных девушек… Страшна фабула, страшны лица, страшны логика и синтаксис, но знание жизни всего страшней…»

В ранних литературных опытах Чехова сильно чувствовалось пародийное начало. Кроме чисто литературных, стилевых пародий — «Тысяча одна страсть, или Страшная ночь» (1880) и «Летающие острова» (1882) — Чехов написал множество рассказов и юморесок, в которых пародирование какого-то образца, не обязательно литературного, становилось основой для работы вполне самостоятельной («Письмо к ученому соседу» и «Жены артистов», 1880; «Грешник из Толедо», 1881; «Ненужная победа», 1882; «Шведская спичка», 1883). В пародийном ключе выдержана и первая опубликованная им в «Стрекозе» юмореска — «Что чаще всего встречается в романах, повестях и т. п.?»

Молодой Чехов обладал развитым и тонким чувством стиля; если бы речь шла о музыке, можно было бы сказать, что у него был абсолютный слух.

Работая над пародией, Чехов не имел в виду какой-то конкретной книги, но стремился уловить особенности и оттенки стиля — например, романтического стиля В. Гюго.

Если обычная литературная пародия представляет собой комическое подражание подлиннику, то Чехов был совершенно самостоятелен: сюжет, персонажи и т. д. — все это ие заимствовалось, а выдумывалось, создавалось заново; подмечались лишь самые общие, но зато и наиболее характерные черты поэтики Гюго или Жюля Верпа. Поэтому у чеховской пародии нет точного адреса (такой-то роман, глава, страница и т. д.); это — вообще Гюго, вообще Жюль Верн, и пародию можно сопоставить едва ли не с любым из их романов.

Ранние пародии Чехова, таким образом, отличались высоким достоинством, но именно поэтому Лейкин их отвергал. «Мерекал и так и сяк, но все-таки приходится мне возвратить Вам Ваши «Летающие острова». Во-первых, вещица ничего иного не представляет, как пародию на манеру писания Ж. Верна, а во-вторых… длинна для «Осколков»… Вот ежели бы Вы когда-нибудь попробовали строчках на 200 написать несколько пародий на 4–5 писателей — дело другое. Можно бы взять Боборыкина, Каразина, Данченко, Лескова, Авсеенко, Маркевича — и, разумеется, утрировать до невозможности» (1 марта 1883 г.).

Иными словами, Лейкину нужна была не пародия сама по себе, а литературный фельетон в форме пародии.

Смысл и ценность «Письма к ученому соседу» раскрывается в полной мере лишь в сопоставлении с «письмами» рядовых юмористов малой прессы; без этого фона оно воспринимается как обычная удачная юмореска, каких у молодого Чехова было сотни.

Вот несколько пародийных писем, на наш взгляд, весьма характерных для малой прессы. Автор их — популярный юморист 70—80-х годов А. А. Плещеев, сын известного русского поэта-петрашевца, печатавшийся под псевдонимом Полковник Скалозуб.

В юмореске А. А. Плещеева пародируется переписка влюбленного приказчика с хозяйской дочерью:

«Из переписки купеческой дочки Матрены Трифоновны с прикащиком Устином Калиновичем.

I

Ангил души моей прикрасный и нецененный Устин Калиныч

Пот страхом и трепетом тятинькина гнева, вывожу сии строки моего чувствия. Вчирась произошла огромадная неприятность; когда выскочила на небе луна, я у окна в мечтании затянула романц — «за что ты серце надрываешь», тятинька незаметно прокрался и хлестанул меня ручищей по левой ланите. Щека так вздулась, что принудило меня подвязаться и никуда неходить эти дни. Скука ужасная, от нечего делать сочинила к тебе маленькое стихотворное послание, читай:

Люблю тебя ужастноИ даже очень страстно.Неужли же напрасноЛюблю тебя прикрасный.

Вот тебе мой дорогой лыцарь мой искренний подарок, заучи стих сей устно и произноси чаще. При сей цедулке прилагается банка первого сорта цедряной помады взнак памяти.

Главу по тебе потирявшая и с ума сходящая первой гильдии купца дочь Матрена Трифонова Шестипальцева.

II

Голубое облако тучной любви, очаровательница и чародейка сердца моего

Матрена Трифоновна!

Стих звучности и сласти полный твердо запомнил, запомаду цалую горячо в щоку. Только подумайте ради Бога, что за оказия произошла. Ету самую помаду, как презент предмета моей страсти, я около сердца положил и вдруг она вся изволила растаять, точно так как я таю около вас-с. Хозяин тритеводнись произвел по магазину регносцировку и найдя у меня курительные принадлежности вытянул аршином по уху. Значит между нами синпатия: вас по щеке, а меня по уху. С своей стороны шлю вам фунт чирнаслива и 3 фунта пастилы киевской (по 23 копейки фунт). Я тоже сложил стихотворение, но менее вашего, ибо слога не хватило; вот оно: