Большая игра - Стюарт Слейд

— Репка! — казённик проглотил желтоголовый бронебойно-фугасный снаряд.

— Есть!

— Огонь!

БТРы от попаданий отлетали назад, разваливаясь или просто вспыхивая жирными дымными кострами. Когда противник преодолел половину пути к рубежу «Б», панцергренадёры выбыли из боя без следа. Немецкие танки отвечали, но они стреляли на ходу по небольшим целям, которые постоянно прятались за полосы тумана, дым или пожары. Уничтожив БТРы, Т-55 и Т-10 принялись за тяжёлую технику. Теперь в приоритете были «Ягдпантеры», из-за мощного вооружения и хорошей оптики. Ульянов видел, как сердечник его подкалиберного снаряда отскочил от лобовой брони одной из них. Второй и третий — тоже. Только четвёртое попадание заставило самоходку вспыхнуть и остановиться. Тем временем передовые немецкие танки уже были в ста метрах. Майор прицелился в «Королевского тигра», но в тот же момент его башня подскочила вверх, а корпус развалился на части. Несколько СУ-130 незамеченными подобрались к рубежу. На таком расстоянии не существовало брони, способной удержать удар из 70-калиберного 130-мм орудия.

— Отходим, отходим! — отдал приказ Ульянов. Вообще-то такого права у него не было, но как офицер на поле боя, он мог действовать по обстановке. Его T-10, оставив три горящие машины, попятились с гребня. К ним присоединились пять «Вашингтонов». Они отползли метров на тридцать на обратный скат и остановились. Гряду перевалили только немецкие тяжи — лёгкая техника и её экипажи просто не выжили, попадания мощных снарядов распыляли их. Начался хаос встречного танкового боя. Самоходки с обеих сторон погибли первыми. На небольшом расстоянии они не успевали доворачивать корпус и прицеливаться. Ограниченная горизонтальная наводка стала смертельно опасным ограничением. Олег даже не знал, сколько времени шла эта рукопашная, только понял, что выжил, когда командир дивизии привёл свой резервный батальон и сорок пять Т-55.

— Аня, поехали. С богом и святым Александром, мы побеждаем.

Оставшиеся в живых машины его группы, шесть T-10 и два «Вашингтона» покатились в долину, разделявшую рубежи «Б» и «В». В укладке оставались три бронебойно-фугасных, один бронебойный и четыре фугаса, и ни один их не будет потрачен впустую. В поле обзора появлялись немцы, пытавшиеся сдаться, но их просто раскатали гусеницами. Вниз они съехали легко, и начали подъём на гряду рубежа «В». На гребень тяжёлый Т-10 вылез из последних сил. Аня сдала назад, пряча корпус, и сказала:

— Всё, перегрев. Приехали. Ещё метр, и заклинит, — её нагнала накопившаяся усталость, и она заплакала.

Другие танки были в таком же состоянии, но майора это уже не волновало. Он видел зрелище, на которое никогда не рассчитывал. Дивизия СС «Викинг» побежала! Внизу двигалась масса грузовиков и легкобронированной техники, самоходной и буксируемой артиллерии. Они стремились к гряде, отмечавшей рубеж «Г», надеясь спрятаться за ним. Но «Вашингтоны» уже проходили через линию остановившихся T-10, преследуя и изматывая немцев так же, как казачья конница когда-то гнала «Великую армию» Наполеона. Ульянов выпускал вслед врагу один фугас за другим, пока держатели не опустели. А потом…

Несмотря на до сих пасмурное утро, появилось солнце. Его свет преломлялся в дыму горящей техники, заполняя поле битвы странным, желтоватым теплом, который напоминал огонёк керосинки в окне туманным вечером. Этот вид внезапно наполнил майора вдохновением. Встав в командирской башенке, он вынул из кармана икону — просто фотографию из журнала «National Geographic». Свёрнутая фронтовым треугольником, она была его личной реликвией. Мимо проносились русские танки, и его крик разлетелся по волнам радиосвязи:

— Возрадуйтесь, защитники земли русской!

ГЛАВА ДЕВЯТЬ. РЕПУТАЦИЯ

Прошедшая ночь была ужасной. С самого момента, когда русская армия прорвала оборону, немки знали, что грядёт, но по молчаливому соглашению старались не обсуждать или даже упоминать об этом. Русские женщины, в общем, говорили прямо: «Лучше пусть изнасилует наш, чем приласкает немец». Армия пришла на следующий день. Тяжёлые танки и мотопехота миновали город, формируя на ночь оборонительные позиции к юго-западу. За ними пришла пехотинцы, и они остались. Немки поступали по-разному. Некоторые отчаянно сопротивлялись, но преуспели лишь в том, что убедились — даже отчаявшаяся женщина не справится с обученными и закалёнными в сражением солдатами. Их так или иначе подчинили, и теперь часть из них уже была мертва, остальные тяжело ранены. Большинство пытались отстраниться от происходящего, чтобы сохранить рассудок. Такие старались спрятаться от солдат, которые искали их ночь напролёт.

Эльза, маркграфиня[90] Алексеевки, испытала всё на себе. Её нутро истерзали, она едва не истекла кровью, но выжила. Некоторые другие немки, подражая русским женщинам, положили на стол хлеб и соль и ждали неизбежного. Это их не спасло, но когда первые вошедшие солдаты заканчивали своё дело, то выставляли у дверей дежурного, чтобы не пускать чужих. Наутро всё население вывели на улицу и тщательно обыскали. Тех, кто выбивал на теле группу крови, или был достаточно глуп, чтобы сохранить членские билеты нацистской партии, построили у ближайшей стены и расстреляли из пулемёта. Русским крестьянам сказали расходиться, но немцев не отпустили. Их дома без затей грабили.

Мужчины брали машины, часы, ценности, даже лампочки. Женщины — одежду и прочие личные вещи. Эльза видела, как из её дома, с трудом удерживая коробки и груду одежды, вышла женщина-снайпер с винтовкой на плече. Бывшая маркграфиня узнала своё свадебное платье.

Полковник Тони Эванс сидел в джипе и старался не думать о том, что творится вокруг. После того, как его сбили, самолёта быстро не нашлось. И в ожидании нового Су-7 его назначили передовым воздушным наводчиком. Поэтому он двигался вместе с пехотой и, хотя приехал утром, было очевидно, что произошло накануне ночью. Особого воображения не требовалось, в любой деревне сейчас то же самое. Командование даже меняло части, чтобы у всех появилась возможность натешиться. Он покачал головой. У морской пехоты был девиз: «Лучшие друзья, худшие враги», но русские сумели проявить себя в обоих качествах до самого предела. Он видел, что некоторые немки обращались к русским женщинам-солдатам в поисках защиты. Те только смеялись им в лицо, и обещали в следующий раз прийти посмотреть, когда их будут насиловать. Ему трудно было их осуждать. Война длилась без малого восемнадцать лет. Два поколения выпали из жизни, и мало у какой женщины оставалась надежда на нормальную жизнь после такого разрыва. Естественно, они жестоко относились к захватчикам, укравших их надежды