The Телки. Повесть о ненастоящей любви - Сергей Минаев

В общем, какую версию ни принимай, ясно одно: остаток вечера безнадежно испорчен. Официант приносит кофе и заинтересованно вглядывается в наши лица. Ещё, бы! Такое бесплатное шоу! Я, не прося счета, оставляю на столе три тысячи, хватаю Ритку за руку и тащу на улицу. Вывалившись из «Ми пьяче», я обдумываю три вещи: не много ли я оставил? Стоило ли допить кофе? Куда нам теперь?

Когда Рита предложила ехать в «Шанти» — не помню. Помню, как мы долго ловили такси, потом прыгнули на заднее сиденье какой-то понурой «японки», потом Рита упала мне на плечо. Сначала она говорила, как она меня понимает (в каком разрезе?), как запросто можно ранить любимого человека неосторожной фразой (у меня даже есть парочка), о том, как она чуть с ума не сошла, когда я говорил: «Наверное, нам стоит…». Затем она перешла к описанию нашей будущей совместной жизни. С полной детализацией: от того, где будет стоять сахарница, до сорта йогуртов в холодильнике. Причем выдавала она все это так быстро и подробно, что у меня не осталось сомнений: девушка знакома не только с теорией, но и с практикой. От такой нудятины я в первые пять минут ее идиотского монолога впал в депрессию, а в течение последующих десяти — в анабиоз. Всем своим видом я демонстрировал деятельное участие в обсуждении животрепещущей темы: тупо улыбался, кивал, смотрел сквозь нее участливым взглядом, изредка говорил: «вот именно», «конечно» и «ни фига себе, как я раньше-то не додумался!», «вот и я об этом говорю».

У меня есть редкая особенность: когда меня доводят до предела, я выключаю сознание, то есть органы слуха улавливают чужую речь, и я даже способен отвечать, ориентируясь на окончания фраз, но в действительности участия в обсуждении не принимаю. Вот и сейчас — я выпал.

Потом в ее диалоге появились какие-то знакомые, с которыми она круто отрывалась в Питере в каком-то там году, и вот теперь ребята приехали в Москву, и будет здорово, если я с ними познакомлюсь. Потому что они такие же творческие люди (я сначала подумал, что она стебается), как мы, въезжают во все наши темы и, ко всему прочему, они просто обалденные. Слово «обалденные» я услышал от нее впервые. Оно-то и вернуло меня к жизни.

— Расплачивайся и пошли, — говорит Ритка.

— Куда?

— Как куда? В «Шанти», конечно. Мы уже приехали!

В «Шанти» играет синти-поп, снуют официантки с подносами, все громко разговаривают, а мы ввинчиваемся в толпу и протискиваемся к барной стойке. Я внимательно разглядываю окружающих, как обычно старясь заметить приближение ненужных знакомых. Под ненужными знакомыми в первую очередь, я подразумеваю Лену. Господи, как же мне это надоело! Признаться, я давно уже не получаю никакого кайфа от своей двойной жизни. С каким бы удовольствием я сидел сейчас с Катей в любом, пусть даже самом занюханном баре или кафе! Как, наверное, здорово, — сидеть с понравившейся тебе девушкой и думать только о ней! Смотреть только на нее, а не как обычно: по сторонам. Когда можно расслабиться и болтать всякую чепуху, не заморачиваясь на том, как ты выглядишь со стороны, уместно ли тебе сидеть в таком заведении, что подумают знакомые, глядя на твою девушку. Эта офигенная простая жизнь, когда…

— Привет, Андрюха! — меня словно током бьет. Я оборачиваюсь и вижу владельца заведения Олега Бацких. — Как дела? Давно тебя не видел! — Он, как обычно, посасывает сигару и расслабленно улыбается.

— Нормально, спасибо. Как у тебя? — Мы здороваемся за руку.

— У нас хорошо. Второй зал открыли. Ты все еще в «Одиозном»?

— Рит, познакомься, это Олег. — Я разворачиваю ее за плечо. — Олег, это Рита.

— Очень приятно. — Олег опять улыбается. — Вы вдвоем или с компанией? А у нас сегодня хорошая вечеринка, будут играть…

— Мы с компанией. Нас ждут, наверное, во втором зале. — Я обращаюсь к Рите, стремясь свернуть беседу: — Они в чайной сидят, да?

— Они сказали, там что-то вроде татами, — кивает Рита, с интересом разглядывая Олега. — Ага. Значит, во втором. Ну мы пошли, увидимся! — Я поворачиваюсь, улыбаюсь Олегу, совершенно не врубившемуся, почему я так спешу, и тащу Ритку за собой.

— А почему он тебя спросил про «Одиозный», а не про клуб? — Ритка недоверчиво смотрит на меня.

— Про клуб он еще не знает.

— Странно… вы же все в одной тусовке! — обращается она скорее к себе, чем ко мне.

Входим в зал. Рита видит в третьей ложе своих питерских знакомых. В проходе разбросана обувь — цветные кроссовки, стоптанные кеды и прочее дерьмо (в этом зале принято снимать обувь прежде чем влезать на татами). Питерцев пятеро или шестеро, девушек точно трое. Начинаются визги, поцелуйчики, обнималки, представления на ходу. Я жму всем руки, целуюсь с девушками, разуваюсь и плюхаюсь на свободное место. Рита садится рядом. Начинается обмен новостями с выпадениями в воспоминания о совместных тусовках, всплывают какие-то имена, фамилии, названия питерских клубов и ресторанов — все это не говорит мне ровным счетом ничего. Я заказываю сок из мяты и апельсина, Рита заказывает… я не расслышал что именно. Впрочем, какая разница?

Я разглядываю сидящих за столом — типичная псевдобогема. Таких людей, неизвестно откуда появляющихся и неизвестно куда потом исчезающих, с неясным родом занятий и неброской внешностью, можно было бы назвать бесполезными. Но в нашем кругу их почему-то называют культовыми фигурами.

«- Знаете Леву-панка? — Нет, а кто это? — О, это же культовая питерская фигура! Знаменитая история, когда он пришел в три утра в «Грибоедов» с двумя барышнями, в жопу пьяный. А барышень знал до этого от силы часа два. Так вот, его не пускали, и он звонил владельцам клуба со словами: Это Лева, со мной Мразь и Свинья, нас не пускают!». Типичная для этих людей история. Или, к примеру: «Вы знаете, что натворил Еремейкин на презентации своих новых работ в галерее "Жопа Крота"? Как? Вы еще не слышали? Он дознулся бутиратами и обосрался прямо на пресс-конференции! — О! А! Ну да, Еремейкин — это культовый персонаж». Из-за таких людей Питер впору называть не культурной, но культовой столицей.

Питерские ведут себя совершенно отвязно — смеются как дебилы и нарочито громко говорят хором: «о-о-о-о-о-о!» или «а-а-а-а-а-а!», когда кто-нибудь рассказывает очередную ерунду. Несмотря на то, что все их разговоры ни о чем, каждые пять минут в диалогах проскакивают фразочки типа «гендерным крючком», «философия обстоятельств» и «а пропо! Вышла у меня тут одна коллизия». А на вопрос о роде своих занятий они отвечают что-то невнятное, типа, галерист, саунд-продюсер, литературный критик или даже краевед. И все они носят дико странные имена Римма, Таисия, Альфред или Жан. Дошло до того, что одного молодого человека вроде как звали Фрол Буримский, а одну девушку — Доротея Гильц. Я пытался переспросить у Риты, настоящие это имена или (на что я очень надеялся) псевдонимы. Но Рита сказала, что я себя веду неприлично, а задавать гостям такие вопросы — просто верх неучтивости, из чего я сделал вывод, что имена настоящие. К концу вечеринки у меня остается только один вопрос — на чем же сидели родители людей с такими именами? Мескалин? ЛСД? Грибы?

Поймав на себе укоризненный взгляд Ритки, говорящий: «не будь свиньей, пообщайся с людьми», я бросаю сок и заказываю двойной двенадцатилетний «Dewars», чтобы попытаться хоть как-то поддержать беседу. Надо сказать, дается мне это с большим трудом: я, как обычно, не запомнил, как кого зовут, поэтому отвечаю на вопросы только убедившись, что обращаются именно ко мне. Встрять в беседу или переспросить я и не пытаюсь. Можно, конечно, фамильярно обращаться к каждому «Вася», как принято в моей среде, да, боюсь, эти «культовые» обидятся. Еще меня невероятно напрягает ежесекундное использование слова «история».

— Они выставляют его посмертные работы, фотоколлажи и инсталляции, и вся эта история длится неделю…

— Маша устроилась переводчицей в немецкую контору. И вся эта история абсолютно не ее — какие-то немцы, факсы, мейлы…

— Мы делали презентацию новой коллекции молодых московских модельеров. Лед, ржавые гвозди, сухие цветы — красивая история…

— Мне на джинсы вылили сок и вот я иду с этой историей на ногах…

И все в таком духе. Чтобы как-то показать свою заинтересованность в услышанном, я изредка говорю «нихуя себе!» голосом наркомана из ментовского клипа. Но то ли эти люди не знают, что такое «utube», то ли не ассоциируют мой голос с голосом героя — в общем, получается лажа. Какая-то девушка (предположительно Алина), начинает расспрашивать меня про московские андеграундные клубы. Я переспрашиваю — «а чего, есть такие?» Рита наступает мне на ногу, говоря: «Андрей шутит, на самом деле он знает все московские клубы», и тогда Алина (?) начинает грузить меня разными названиями, услышанными от продвинутых московских людей, а я после каждого названия говорю: «наверное, туда не стоит ходить», чем в конце концов раздражаю девушку. Когда она говорит мне: «ну, раз ты все отвергаешь, предложи что-нибудь свое», я рассказываю ей анекдот про слоненка, мартышку и удава из мультфильма «38 попугаев», которые нашли сто рублей и не знали, на что их потратить.