Кончина СССР. Что это было? - Дмитрий Несветов

А как вы можете этот феномен объяснить? Ну Союзная власть действительно была чрезвычайно деморализована: удар и последствия августовского блицкрига она, похоже, снести не смогла, не говоря уже о том, что заметная ее часть находилась в «Матросской Тишине». Но почему российское руководство не нашло в себе силы моментально мобилизоваться? Между тем практически во всех других республиках Союза, насколько мне известно, аналогичный процесс протекал совершенно иначе. Лидеры республик очень быстро сообразили, что, собственно, произошло, и моментально начали перестраивать свои управленческие, хозяйственные и прочие механизмы. Почему же ничего похожего не произошло в России?

В отличие от многих Ельцин не был способен к руководству, и я до сих пор удивляюсь, как он стал Первым секретарем огромной Свердловской области. Он органически не был способен к руководству, он ничего не знал об управлении. У него, конечно, был громадный опыт нахождения в разных партийных структурах. Но это общее руководство, общее командование, когда аппарат делал за первых лиц все что угодно. И он растерялся. Мы же тогда встречались по 10 раз в день: и утром, и вечером, и ночью чуть ли не до утра. Он был растерян, он не привык работать в таком режиме – в состоянии неопределенности. С другой стороны, он препятствовал консолидации Союзной власти, боялся нового укрепления позиции Горбачева.

И, к сожалению, плохую шутку с ним сыграли разные советники. После августовских событий к нему из союзных органов власти, из разных других структур набежали все эти советчики, которые толком сами ничего не знали, кроме каких-то гипотетических идей. И, представляете, мы фактически утратили контроль над страной и над ситуацией. В течение трех месяцев ни СССР, ни Российская Федерация не имели своих исполнительных органов власти. Я вас уверяю, если бы не руководство Верховного Совета, если бы не российский парламент, уже тогда от России ничего бы не осталось.

Вернемся к СССР. Совсем недавно вышла ваша книга, она называется «Полураспад СССР. Как развалили сверхдержаву». Я хочу прочитать из нее небольшой фрагмент и услышать ваши комментарии и пояснения по этому поводу. «Подлинной трагедией для демократического развития СССР стало то обстоятельство, что узкая группа интеллектуалов-депутатов громко закричала, что только она, эта группа избранных, представляет демократические силы страны и в целом либерально-демократические ценности. И стараниями средств массовой информации эта идея была буквально навязана обществу. Они навязывали свои неадекватные экономические реформы с крайне радикальных позиций и выступали откровенными сторонниками развода СССР по союзным республикам. Это, естественно, вызывало крайнее раздражение»[68].

Руслан Имранович, я хочу у вас спросить даже не как у участника и очевидца, а как у человека, который много лет занимается вопросами государственного управления. Неужели реально, чтобы небольшая группа либералов, или слабый и нерешительный союзный руководитель, или, я не знаю, сорвавшиеся с цепи средства массовой информации, хитрый и коварный Председатель КГБ взяли и развалили гигантскую страну? Возможно, все-таки были гораздо более серьезные, фундаментальные причины у всего того, что произошло в декабре 1991 года? Как вы сегодня на это смотрите?

Я считаю, что в основе развала, конечно, были фундаментальные причины. Но эти фундаментальные причины опять-таки крылись в субъективном факторе. Я отвергаю концепцию нежизнеспособности социалистической экономической системы. Как любая социальная система, она имела безграничные способности к адаптации в новых условиях.

Дело в том, что, когда к власти пришел Горбачев, он, как нам казалось (и, я думаю, правильно казалось), пытался демократизировать страну, перестроить ее экономику. Это все были правильные, вдохновляющие взгляды и идеи, они подняли интеллектуальные силы Советского Союза на поддержку Горбачева. Но каждый день принимались решения, отнюдь не соответствующие этим намерениям. Была поставлена чрезмерно сложная задача: одновременно с экономической реформой форсировать политическую реформу, в то время как многие высказывались за то, чтобы не путать одно с другим. «Ускорение», «больше социализма», «вернуться к Ленину» и т. д. – слова, слова, слова…

Например, у нас была планово-директивная система. Скажем, тысячи заводов были взаимосвязаны между собой на условиях обязательных поставок. И вот объявляется, что надо дать большую свободу предприятиям, и пусть они самостоятельно хозяйничают, самостоятельно устанавливают договорные отношения между собой. Вроде бы хорошо, но так разрушились централизованные поставки еще до того, как были подготовлены условия. Что делают заводы? Они мгновенно разрывают все эти связи между собой и начинают искать, что же здесь им более выгодно… Дисциплина на производстве по поводу смежных предприятий и поставкам отошла на последний план, стали разрываться межхозяйственные связи. В результате произошло падение производства – и промышленнного, и сельскохозяйственного.

И тут же начинается интенсивное, вы помните, кооперативное движение. Что делают находчивые директора заводов? Они начинают организовывать у себя на базе основных цехов кооперативы. Руководителями кооперативов становятся жены, сыновья, зятья руководителей и так далее. Они и производили выгодную продукцию. А то, что считалось невыгодным, оставалось в заводском производстве или не производилось: всякие детали, узлы, которые необходимы заводу, скажем в Тамбове или Ташкенте… «А зачем мне делать какие-то узлы для самолета, собираемого в Ташкенте, если это невыгодно?»

Вот такие контрэкономические, контрреформаторские шаги каждый день осуществлялись, разрушая единую централизованную экономику. И к августу 1991 года еще не было коллапса, но фактически как единая директивная система экономика была разрушена. А вместо нее не было образовано какой-нибудь параллельной, смешанной экономики, самоорганизующихся экономических единиц, не было создано новых форм хозяйствования, то есть рыночных отношений. Все дело сводилось только к разрушению, а не к созиданию. Была утеряна управляемость всего колоссального народнохозяйственного комплекса.

Огромной ошибкой Горбачева стало его решение об отставке правительства Николая Рыжкова, ушли крупные специалисты – академики Абалкин, Петраков и другие. Новый премьер Павлов был слабым и нерешительным человеком.

Говоря о решениях, скажу, что это делалось не целенаправленно для разрушения. Каждое из этих решений в отдельности можно воспринимать как позитивное, но в своей совокупности они создали кумулятивный эффект огромной разрушительной силы. И, соединившись вместе в общую цепочку множества хозяйственных решений, они подорвали экономическую систему. Полностью разбалансировали ее.