Одержимая (Авторский сборник) - Марина Дяченко

— Пиня, — сказала Алина. — Ты знай все-таки меру.

— Как хочешь, — Пиня демонстративно пожал плечами. — Только из этой комнаты никто не выйдет, пока не найдется айфон. В следующий раз мы не сядем за один стол с шакалом. Или, Варя, ты не согласна?

Варя, красная от огорчения, сжала губы:

— Ты, Антон. Просто покажи, что у тебя ничего нет в карманах.

— Еще чего? — хрипло спросил Антон.

— Давай я начну, — Пиня демонстративно вывернул карманы широких джинсов, мешком висящих почти до колен. — Хотя вы меня давно знаете, мне не западло показать, что я не брал этого несчастного айфона… Пацаны, у вас ведь тоже нет?

— Пиня, — сказал один из товарищей Рыжего. — Чего ты выступаешь, как массовик-затейник? Это Варина хата, пусть она и командует…

Пиня сжал губы. На щеках у него выступили пятна:

— Варя, мне снять с него куртец? Чтобы ты убедилась? Почему, вообще, он в комнате сидит, жара, а он в куртке?!

— Антон, — обморочным голосом произнесла Варя. — Сними, пожалуйста, куртку, и дай мне.

— Еще чего, — сухими губами сказал Антон. В ушах у него звенело от унижения.

— Тебя дама просит! — Пиня шагнул вперед. — Хозяйка!

Антон попятился. Пиня в два шага подскочил к нему и цапнул за полы куртки; Антон перехватил его руки. Куртка задралась; Варя нахмурилась, Алина округлила глаза…

Отшвырнув Пиню, Антон выхватил из кобуры пистолет.

Сколько раз он представлял, как это будет. Не так, не так. По-другому.

Но реакция превзошла его ожидания. На всех лицах, обращенных к нему, во всех глазах он увидел свое отражение — отражение Человека с Оружием.

А может быть, ему показалось.

— Травматика, — негромко сказал кто-то.

Алина подняла брови. Кто-то нервно хихикнул.

— Макет, — предположил другой голос.

— Газовый?

— Пацаны, это вообще зажигалка…

Антон снял пистолет с предохранителя, поднял вверх и нажал на спусковой крючок.

От выстрела он почти оглох. Сильно дернуло руку. Запахло дымом, отлетела гильза, в белом потолке появилась черная дыра.

Кто-то длинно и тоскливо выругался. Антон нашел глазами Пиню.

— Я не брал вашего поганого айфона, — сказал, выговаривая каждое слово. — Этот… гад мне подсунул в карман… специально.

Вокруг него медленно освобождалось пустое пространство. Кто-то на четвереньках выбравшись в коридор, с криком ломанулся к входной двери:

— Атас! Тут стрельба!

— Сейчас менты приедут…

— На фиг! Пошли скорей…

— Я не брал вашего поганого айфона, — Антон говорил, обращаясь к Алине, не замечая, что дуло пистолета смотрит ей в грудь. — Алина, я не брал, это он мне подсунул в карман! Возьми, если хочешь…

В этот момент в бледной, застывшей, ошалевшей комнате случилось небольшое движение: Пиня, оскалившись, шагнул в сторону и прикрыл собой Алену. Встал между ней и пистолетом.

Скутер петлял дворами.

— Мимо поворота! — кричал демон Ирине на ухо. — Здесь решетка, мы не проедем!

Она развернулась почти на месте. Завизжали покрышки, делая черным асфальт.

Где-то далеко послышалась сирена — не то милицейская, не то Скорой Помощи.

Они стояли, глядя на него застывшими масками вместо лиц. Антон недоумевающее смотрел на Пиню; этот гад, провокатор по-настоящему загородил собой Алину!

От пистолета Антона!

Она этого не забудет…

— Вызывайте ментов! — исступленно крикнула Варя где-то в прихожей. — Он долбанутый, он всех перебьет!

— Я не брал этот айфон, — сказал он, удивляясь, что это еще имеет значение. — Я не брал. Пиня — он мне подкинул!

Пиня стоял, зеленый, с капельками пота над верхней губой. Он страшно храбрый, подумал Антон. Он мужчина.

Она этого не забудет.

Надо было сунуть руку в карман и вытащить проклятый айфон. Но не было сил.

— Я не брал этот айфон!

Теперь она смотрели на него, как на бешеную собаку. Хуже — как на вороватого шакала, взбесившегося, но так и не ставшего грозным. Алина пряталась за спину Пини, вцепившись в его плечи, тихонько подвывая. Или она так плакала?

Он прошел к двери. От него пятились, как от чумного. В проеме он остановился и обернулся.

— Вы все…

Рука, повинуясь темному внутреннему приказу, сама собой согнулась, и ствол уперся в висок. Антону страшно понравилось, как изменились окружающие его глаза; да, они изменились. В них по-прежнему был ужас, но другого толка.

И Алина смотрела — теперь без отвращения. Теперь внутри ее глаз зажегся огонек, похожий на сочувствие; сможет ли она когда-нибудь забыть эту сцену?

— Вы все, — сказал он, глядя ей в глаза, — вы меня запомните.

Он зажмурился. Напряжение и обиды последних дней, духота этой комнаты и электрическая музыка, пиво, пицца с колбасой, стоящая в горле, — и дыра на потолке. И вой сирены. Теперь его посадят в колонию, будут издеваться, убьют, как отца…

Он выстрелил.

Но за мгновение до выстрела что-то налетело сзади и сильно толкнуло его вперед, выбивая из руки оружие.

— Ира, пошли, тебе не надо здесь быть.

— Сейчас.

Она едва могла хромать. Разбитое колено горело огнем после пробежки по этажам, после вратарского броска за миг до выстрела.

— Ира, идем.

Уже приехала «Скорая». С минуты на минуту явится милиция. Там, в квартире, остались перепуганные подростки, истекающий кровью мальчишка, пистолет, гитара и барабан, усилитель, колонки, пицца, чей-то айфон, вывалившийся прямо на пол. Секундой раньше — и он не пострадал бы, думала Ирина. Но секундой позже…

— Ира.

— Я иду.

Подростки не решились задерживать ее. Она была сама, как призрак — неизвестная женщина, появившаяся из темноты в критический момент. Просто очень быстрая и очень сильная женщина, оказавшаяся в нужный момент в нужном месте. От неожиданного сильного удара из руки самоубийцы вылетел пистолет…

Правда, выстрел все-таки прозвучал.

Может быть, спустя много лет они станут пересказывать эту историю детям, и клясться, что видели ангела…

Скутер завелся сразу. Выезжая со двора, они разминулись с милицейской машиной.

— Царапина, — бормотал демон. — Он будет жить… Подлечат, будет жить… Ира?

Скутер вильнул.

— Ира, может, остановимся?

— Я в порядке.

— Ага…

Выехав на трассу, она услышала, как демон поет.

Он в маршевом ритме пел старинный романс, или даже несколько романсов одновременно. Он пел о жизни, о белых гроздьях, розах и хризантемах, о рассвете над рекой и закате над морем, и все это сразу, здесь, сейчас.