Одержимая (Авторский сборник) - Марина Дяченко

Демону плевать было на все эти житейские подробности. Он стоял в углу, скрестив на груди руки, и сверлил Ирину взглядом; Ирина не глядела на него — не потому, что боялась, а потому, что презирала.

Все мужики сволочи. Даже мертвые мужики. Эти — в особенности; ну почему не рассказать несчастной женщине правду? Веселее ей от этого не станет — но станет хотя бы спокойнее. Хотя бы оплачет его и будет жить дальше. Она-то, в отличие он самоубийцы, живая…

Так нет же! Ему плевать, что она чувствует! Ему вообще плевать на семью, на детей, — ничего удивительного! Мужик вульгарный, натуральный, во всей своей красе.

Допустим, в самоубийстве нелегко признаваться. Но оправдывают как-то и самоубийц! Помрачение рассудка, психическая болезнь, мало ли… Да и не требуется признаваться! Просто заткнись и промолчи! Ирина сама бы все расписала так, что у вдовы ни тени осуждения — только жалеть, любить, оплакивать, свечку в церкви, панихиду…

Хотя, если самоубийца — какая там панихида.

— Но я все равно буду работать, — сказала Ирина Вике в упрямую спину. — На сегодня еще кто-нибудь есть?

Бабулька явилась раньше назначенного, от чая отказалась, так что Вике пришлось развлекать ее разговором, пока Ирина лихорадочно приводила себя в порядок.

Повязала белый платок, мельком глянула в маленькое круглое зеркало; сделала масляные глазки. Бабулька не сказала заранее, чего хочет. Только бы не порчу: тогда придется отказываться, выдумывать что-то и снова терять в деньгах…

Ирина нахмурилась в зеркало, изображая праведный гнев. Спрятала пудреницу в карман брюк, поправила белую хламиду, приподняла стул и резко опустила — стук ножек о деревянный пол был хорошо слышен на кухне. Уселась, кончиками пальцев играя с пламенем свечи; вошла пожилая деревенская женщина, повидавшая на своем веку и войну, и мир, и двадцатый съезд КПСС.

Пожалуй, бабулькой ее окрестили сгоряча. Морщиниста, конечно, и тяжеловата, на подбородке редкие волоски — но сама при макияже, прическа в порядке, во взгляде — достоинство.

Поздоровалась, огляделась, села. Выложила на стол свежую газету из тех, что продаются в каждой электричке. Развернула газету, достала старый конверт; развернула конверт, достала бумажный пакет; и только из пакета, когда Ирина совсем уже приуныла, вытащила цветную фотографию: мужичок лет сорока, круглолицый, добродушный с виду, если и пьющий, то не очень.

— Сын? — Ирина понимающе прищурилась.

Женщина обиделась:

— Валера это!

Ирина поняла, что авторитет ее как провидицы рухнул, будто обелиск с горной вершины. Еще секунда — и клиентка уйдет, не заплатив ни копейки, да еще, пожалуй, обзовет на прощанье нехорошим словом…

Она хищно прищурилась:

— А муж твой, часом, не гулял с блондинкой?

Гулял, сказали ей округлившиеся глаза старушки. Не обязательно с блондинкой, но гулял совершенно точно — со многими. И получал за это скалкой по хребту.

— Так это его сын, — резко заявила Ирина. — Твоего мужика. Сам не знает, конечно.

— Не может быть, — прошептала клиентка.

Ирина слишком поздно поняла, что клиентка имела виды на молодого. Сообрази она минутой раньше, и тетка повадилась бы ходить, как на работу, за обрядами женской привлекательности, а теперь все кувырком, потому что сидя за столиком со свечкой и черепом, ведьма думает вовсе не о деле. Так хирург ошибается за операционным столом, так диспетчер направляет навстречу два самолета… А всему виной личная жизнь мертвого Олега — с его вдовой, с его семьей, с его ослиным упрямством.

— А разницы-то нет, — она попыталась в последний момент подхватить удачу. — Он же не твой по крови. Греха нет никакого. Будем приворачивать?

Женщина горестно глядела на фотографию Валеры, качая головой, будто что-то про себя подсчитывая.

— Соседский он. Напротив их дом, уже сорок лет как… Ах, Васька-Васька, неужели так удружил? Пойду, плюну на твою могилу, Васечка, за такое…

Краем глаза Ирина заметила движение. Едва удержалась, чтобы не вздрогнуть: демон нависал над столом, что-то высматривая в горке из бумажных оберток.

— Вытащи газету! — велел сухо.

Ирина не шевельнулась.

— Вытащи и разверни газету, ведьма, — повторил демон голосом, от которого поседел бы даже мраморный памятник.

Ирина сглотнула. Позволила себе длинный укоризненный взгляд; сдалась. Вытащила из-под фото, конверта и оберток принесенную клиенткой газету.

— Хотела я его привернуть, — бормотала клиентка, глядя на фотографию, — парню сороковник, а до сих пор не женат, молодых боится. Хотела бы я Валерку себе взять, хлопец он ласковый… сильный…

— Вот он, — сказал демон, указывая длинным бесплотным пальцем на фото на первой странице.

«Народному Художнику России Эдуарду Раевскому сегодня исполняется семьдесят лет», — прочитала Ирина в заголовке. На фотографии улыбался тонколицый, вполне сознающий свое величие пожилой мужчина. За его спиной, удаляясь в перспективе, помещались его работы, но разглядеть как следует можно было только одну картину — портрет девочки с букетом сирени.

— Есть у меня к тебе доверие, — помолчав, сообщила клиентка. — К другим, сколько их перевидала, доверия нет. А ты мне с самого начала глянулась… Точно — Валерка сын Васькин? Или, может…

— Этот человек, — сквозь палец демона слегка просвечивало фото художника, — покончит с собой сегодня. В любой момент с четырех ноль-ноль и до полуночи. Причина… причина — трагическая гибель внучки.

— О блин, — пробормотала Ирина очень тихо, но клиентка услышала. Замолчала.

— Так что? — снова заговорила, требовательнее. — Точно сын?

— Сын, — сказала Ирина.

— А приворачивай, — спокойно сказала клиентка. — Греха в этом большого нет… А Ваське отомщу, кобелю. Приду на могилу, так и скажу: Валерка-то, сынишка твой, не чета тебе мужик!

— Приворачивать, — механически повторила Ирина.

— Ведьма, — демон придвинулся почти вплотную. — Сейчас первый час дня! Художник может убить себя уже в четыре! А тебе еще найти его — и доехать!

— Приворот, — повторила Ирина, как двоечница у доски. — Так… для верного приворота принеси мне его волосы.

— Есть, — клиентка потянулась к сумке. — Захватила.

— И ногти.

— И ногти есть, — клиентка была горда своей предусмотрительностью.

— И… пуговицу.

— Пуговицу? — удивилась клиентка. — А я думала, знаешь, как это обычно… в стакан с вином, м-м… так я, у меня, знаешь… да он и вина не пьет, водочку только…

— Пуговицу, — Ирина твердо посмотрела ей в глаза. — С той одежды, что он носит не меньше года. Лучше с пижамы.