Кривая империя. Книга 3 - Сергей Кравченко

Заговор составили Никита Панин, любовник Екатерины Григорий Орлов с братьями, княгиня Екатерина Дашкова и 40 гвардейских офицеров с 10 тысячами солдат.

Толчок событиям был дан стандартно — гвардия получила приказ идти в Финляндию на шведов. Был июнь, тепло, но из Питера убывать все равно не хотелось.

Император с компанией гулял в Ораниенбауме. Екатерина сидела в Петергофе. 27 июня гвардия взбунтовалась при ложном известии о гибели Екатерины. Последовали аресты главных крикунов, и выступление стало неизбежным. В ночь на 28 июня в петергофский павильон Монплезир, где спала Екатерина, вошел Алексей Орлов. Он поднял Екатерину, посадил ее в свою карету, сам сел на козлы и погнал в Питер. В казармах Измайловского полка жена императора была встречена ликованием и церковным благословением. Поехали в Семеновский полк — то же самое. Оттуда сразу рванули в Казанский собор, где архиепископ Димитрий стремительно возгласил Екатерину Алексеевну самодержавной императрицей, а великого князя Павла Петровича — наследником престола.

Все гвардейские полки собрались в новом, каменном Зимнем дворце. Здесь Екатерина обнаружила Сенат и Синод в полном собрании. Оказалось, они уже готовили форму присяги. В Питере все благополучно присягнули. Были посланы также курьеры в заграничные войска и на флот. Теперь нужно было спешить с самым тяжким делом. Петр сидел в Ораниенбауме и мог на законном основании и с помощью Фридриха Великого отобрать власть обратно. В 10 часов вечера 28 июня царица с войсками выступила из Питера. Она ехала верхом в преображенском мундире петровского образца. В таких же мундирах шла гвардия. Новая голштинская форма за минувший день была распродана старьевщикам.

А Петр еще с утра сделал парад своему голштинскому полку и пышной кавалькадой выехал из Ораниенбаума в Петергоф. Там намечался бал, но обнаружилось отсутствие императрицы. Посреди Монплезира валялось только ее бальное платье. Прислуга придурилась, что ничего не знает и не видела. Начались поиски в саду, во дворце, в окрестных кустах. Надеялись найти хладное тело. Но нашли посыльного, сообщившего о перевороте. Немедленно в Петербург отпрашиваются Воронцов, Трубецкой и Шувалов — «за подробными известиями». Волков пишет рескрипты о противодействии бунтовщикам, но курьеры сдают их людям Екатерины.

Сначала решили обороняться в Петергофе и вызвали сюда из Ораниенбаума голштинскую гвардию. Потом по совету Миниха отплыли в Кронштадт — была надежда на флот. В первом часу ночи 29 июня яхта Петра и галера со свитой стали на рейде Кронштадта. С берега предложили убираться восвояси, мол никакого императора не знают, а знают только императрицу Екатерину. И пригрозили пушками. Миних посоветовал плыть в Ревель и взять командование над войском. Но дам тошнило от малой прогулки, и решено было возвращаться в Ораниенбаум.

Императрица отдыхала в дороге, когда приехал вице-канцлер Голицын с предложением Петра «разделить власть». Петр демонстрировал полное непонимание российской действительности, состоявшей в абсолютной неделимости нашей власти. Ответа не последовало. Потом приехал генерал-майор Измайлов с предложением безоговорочной капитуляции и согласием на отречение от престола. — Давайте, — согласилась Екатерина.

Петр написал в отречении, что за полгода хлебнул таких тягот, что теперь покой ему просто необходим.

В пять часов утра 29 июня отряд гусар Алексея Орлова занял Петергоф. В 11 часов Екатерина въехала туда верхом под крики «ура» и пушечную пальбу. В полдень Петра заперли во флигеле, к вечеру отвезли под караулом в Ропшу — в загородный дворец. В 9 вечера Екатерина выехала в Питер и утром «имела торжественный въезд в столицу».

30 июня. Весь день происходят буйные торжества, гвардия захватывает все столичные винные погреба и лавки, дорогие вина ушатами сносятся в полковые корыта и смешиваются с простонародной бормотухой — для крепости. Гвардия все это пьет до четверенек и чертиков. На следующее утро пьяные гвардейцы самовольно осаждают Зимний и требуют показать им Екатерину. Был-де в казармах слух, что ее похитили пруссаки. Приходится Екатерине снова одевать зеленые штаны и провожать похмельную братию до казарм. Винные торговцы выставляют счета на многие тысячи рублей. Получат они их только через несколько лет зачетом налоговых платежей.

Великий Фридрих так подвел итог правления Петра: «Он позволил свергнуть себя с престола, как ребенок, которого отсылают спать».

Власть Петра иссякла, но оставалась жизнь. Этот государственный изъян следовало устранить.

Убивать из объявленной политической целесообразности, по-английски у нас нельзя. Поэтому былинный наш народ с удовольствием воспринял и сам сочинил такие мотивы для скоропостижной кончины императора.

Был Петр «по-немецки» развратен. Кроме жены и Лизы Воронцовой, он еще регулярно, даже в ночь смерти тетки Елизаветы, имел итальянских певиц. Причем имел их в присутствии переводчика, а то как поймешь, чего они там выкрикивают? Пил Петр беспробудно. Сразу с утра — по нескольку бутылок английского пива, и потом до вечера в таком же темпе Шутовству всякому был привержен, заставлял почтенных людей, прямо в парадных камзолах с правительственными наградами прыгать козлами, бороться, валяться по полу. С иностранными послами обходился без церемоний. Трубки курил непрестанно.

Во всех этих пороках легко узнается великий дедушка Питер, а вот нет! — нам не нравится! Питеру за это — медного всадника, а Пете меньшому — медным канделябром по башке!

Укокошить Петра следовало безотлагательно. Если бы собирались развозить демократии, то тогда, пожалуй, его еще можно было подержать в Ропше, погонять по соловкам и пелымам, а там уж и заморозить. Но мы собрались возобновить Империю, а значит, приходилось Петра кончать среди первых имперских дел. На это ушла всего неделя. 6 июля Екатерина, «пребывая в совершенном отчаянии», обнародовала сообщение, что бывший император от усердного сидения на троне заболел тяжким геморроем. Так он трудился за нас с вами, что протер казенное место до крови. Екатерина конечно послала ему врачей иноземных, лекарств импортных, еды диетической, но ничего не помогло. Скончался Петр от задней болезни мгновенно, как от маузера.

Кино продолжалось в Сенате. 8 июля Никита Панин зачитал свое мнение, что, хотя и полагается Императрице проводить мужа в последний путь в Невский монастырь, но лучше не надо. «Великодушное ее в-ства и непамятозлобивое сердце наполнено надмерною о сем приключении горестию и крайним соболезнованием о столь скорой и нечаянной смерти бывшего императора:».

Екатерина для виду поломалась, но с третьего, коллективного захода Сената согласилась свое сентиментальное намерение отложить.

Как же в домашних условиях изготавливается летальный геморрой? Историк, нашедший в своих трудах немало места для описания болячек и досад всех, при дворе сущих, вдруг закруглился фразой о насильственной смерти царя. И все. Существует множество художественных версий убийства, но нам они не интересны. Понятно, что убивала Петра шайка Орловых, что прихватили они с собой семеновский либо преображенский спецназ, что закололи, зарезали, зарубили, а скорее — затоптали насмерть своего господина. Куражились над ним, конечно. Сыпали казарменные шуточки и садистские матюки.

Но соль не в этом. Главный смысл действа состоял в его неизбежности, преднамеренности, оговоренности и обоснованности. Обоснованность состояла в имперских намерениях Екатерины, в ледяной решимости овладеть страной, в жестокой и циничной расчистке поля деятельности, настройке государственной вертикали, в безоговорочном исполнении имперского правила о единственности и абсолютной несменяемости власти.

Честно об этом сказать не решились, поэтому с первого дня правления Екатерины сочинялись бесконечные манифесты о том, какой Петр мерзавец, как он у тела Елизаветы «радостными глазами на гроб ее взирал, отзываясь притом неблагодарными к телу ее словами».

Эти манифесты сыграли свою роль. Страна спокойно восприняла исполнение приговора, а в памяти народной Петр III навсегда остался моральным уродом.