Предательство. Утраченная история жизни Иисуса Христа - Кэтлин Гир

Калай и Заратан перестали есть и посмотрели на Ливни широко открытыми глазами. Его преданные ученики Тирас и Узия замерли в ужасе.

— Ливни, — мягко сказал Варнава. Выражение муки на лице старого друга ранило его в самое сердце. — Я же там был. Конечно, я знаю.

— Был? — переспросил Ливни, облизывая губы.

— Да, друг мой. Разве не помнишь? А потом мы очень долго сидели, смотрели на звезды и говорили о милосердии.

По щекам Ливни потекли слезы.

— О да, теперь припоминаю, — сказал он, с любовью глядя на Варнаву. — Как я мог забыть? Ты тогда мне очень помог.

Варнава протянул руку и тронул пальцами залатанный рукав одеяния Ливни.

— Господь давным-давно простил тебя, друг мой. Тебе не следует продолжать винить себя за это. Позволь этому уйти.

Будто внезапно вернувшись назад из далекого прошлого, Ливни резко выпрямился.

— С того самого дня я считал, что убийство — это горе в крайнем своем проявлении. Отчаянное деяние, совершаемое в немыслимой горечи утраты. Если эти убийцы действуют по приказу церкви, в чем их утрата? Что наша церковь боится потерять, боится настолько, что опускается до убийств?

— Ты слышал о решениях собора в Никее? — хриплым шепотом спросил Варнава.

— К нам сюда очень плохо доходят новости. Что это за решения?

— Ливни, только что прошел собор епископов в Никее. Они объявили вне закона Евангелия от Марьям, Филиппа и Фомы, а также множество других книг, даже «Пастыря» Гермы.

— Но это же абсурд! — вскричал Ливни, вставая.

Он тут же умолк, и в пещере воцарилась тишина. Не двигалось ничто и никто, лишь колебалось пламя свечей. Ливни сел на свое место.

— Ну да. Конечно, — пробормотал он.

Заратан оглядел сидящих.

— Почему? — спросил он.

— Все дело в воскрешении во плоти и непорочном зачатии? — спросил Ливни Варнаву.

— Они просто утвердили это как факт, не подлежащий обсуждению, очевидно сочтя это двумя основополагающими доктринами, которые должны объединять всех христиан.

Лицо Ливни исказила гримаса гнева и отвращения.

— Ты хочешь сказать, они считают, что толпе нужна пара чудес, иначе она не станет верить в учение Господа нашего?

— Именно так.

Ливни зажмурился.

Узия и Тирас были ошеломлены. Эти два старых монаха осмеливаются вслух произносить такую ересь! В то время, которое они провели вместе в Кесарии, Ливни по четыре раза в день произносил Символ веры и наставлял их делать то же самое. Юноши были совершенно обескуражены, слыша такие разговоры.

Ливни открыл глаза и посмотрел на темную поверхность стола немигающим взглядом.

— Они отвергают слова, которые произнес сам Господь, — сказал он и добавил еле слышно: — Истина питается жизнями человеческими.[80]

— Они боятся Истины более всего, — ответил Варнава.

Прошло несколько мучительных мгновений, и он продолжил:

— Именно поэтому они хотят уничтожить папирус и всякого, кто когда-либо читал его.

Ливни устало посмотрел на Варнаву. В его глазах отражался свет свечей.

— Если эти глупцы полагают, что мы в нем хоть что-то поняли, то они приписывают нам несуществующую заслугу.

— Но мы должны продолжить наши попытки с еще большим рвением. Пока еще не поздно.

Ливни отпил хороший глоток вина и со стуком поставил пустую чашку на стол.

— Ты действительно думаешь, что они уничтожат Жемчужину? — в отчаянии спросил он.

— Обязательно. И ты знаешь это не хуже меня.

— Подразумевается, вам известно, что такое Жемчужина? — спросила Калай, подвинувшись вперед.

Варнава молча посмотрел на Ливни.

Тот обвел взглядом купол пещеры и ее стены, глядя на ниши, заполненные книгами. Потом он тихо вздохнул и встал.

— Скажем так: у нас есть определенные догадки.

— Догадки? Убийцы охотятся за вами из-за догадок?

Варнава провел ладонью по давно не мытым седым волосам и вздохнул.

— Они не понимают: все, что у нас есть, — это догадки. Уверен: они считают, что мы все знаем.

— Что ж, тогда почему бы вам не сказать им, что вы ничего не знаете? — невинным тоном спросила Калай. — Может быть, тогда они оставят попытки убить вас. Никогда об этом не думали?

Варнава с досадой посмотрел на нее.

— Мы не хотим, чтобы они знали, сколь мы невежественны. Чем больше у нас будет времени, тем больше шансов, что мы сумеем расшифровать папирус, — сказал он.

— Из вас бы вышла пара хороших епископов, — ответила Калай, сложив руки на груди.

Ливни подошел к сложенным в стенах свиткам. Аккуратно, будто любимое дитя, он достал один из них и вернулся за стол.

— Вот фраза, о которой я даже хотел написать тебе, — сказал он, прикрывая свиток рукой, словно защищал его.

По печальному тону его голоса Варнава понял, что речь идет о том самом папирусе. Он едва заметно повернул голову в сторону Тираса и Узии.

— И о чем ты подумал?

Ливни посмотрел на своих учеников влажными от слез глазами.

— Тирас, возьми с собой Узию и приготовьте постели нашим гостям, — сказал он. — А потом идите в пещеру, где мы читаем, и займитесь Деяниями апостолов. Особое внимание обратите на те места в тексте, где описываются Страсти Господни. Мы обсудим это завтра.

— Да, авва Ливни, — ответил Тирас, поворачиваясь к сидящим за столом. — Да пребудете в мире, братья и сестра.

— Да пребудете в мире, Тирас и Узия, — ответил Варнава.

Заратан сказал то же самое, не переставая жевать. Калай нахально подмигнула юношам.

В ужасе глянув на нее, оба ученика Ливни вышли.

Варнава и Ливни, не сговариваясь, посмотрели на Калай. Она поняла, в чем дело, и поджала губы, будто у нее во рту оказалось что-то кислое.

— Достаточно. Я и сама более не желаю слушать вашу болтовню. Пойду наружу, подожду, пока вернется брат Кир.

Встав, она широким шагом направилась к туннелю, ведущему к выходу.

Варнава посмотрел на Ливни. Тот тихо сказал:

— Возможно, нам следует поговорить наедине.

Заратан поспешно проглотил хлеб, которым был набит его рот.

— Но я тоже все знаю про папирус! Я даже помог перевести некоторые слова.

Варнава любезно кивнул.

— Да, ты сделал это, и я благодарен тебе. Но мне и Ливни надо очень многое обсудить. Папирус — лишь одна из тем. Возможно, будет лучше, если ты подождешь снаружи вместе с Калай. Когда вернется Кир, ты сможешь привести его сюда, и мы все вместе обсудим текст папируса.

— Калай может сделать это не хуже меня, — ответил Заратан, в раздражении вставая и с грохотом отодвигая стул.

Схватив со стола еще один ломоть хлеба, он поспешно вышел. Ливни с сочувствием посмотрел на него.

— Гордыня — самое тяжелое из препятствий.

— Я много раз говорил ему об этом.

— Сколь долго он монашествует?

— Три месяца.

Варнава поднял чашку и отхлебнул вина. Он чувствовал, что Ливни не сводит с него глаз, глядя в которые он уже мог ощутить всю тяжесть предстоящего разговора.

Ливни дождался, пока стихнут голоса уходящих.

— Сколько осталось в живых членов «Оккультум лапидем»? — шепотом спросил он.

— Мы двое, и молю Бога, чтобы Симеон из Аполлонии тоже был жив.

Ливни погладил рукой лежащий перед ним свиток.

— Варнава, я думаю, что нашел ответ в Евангелии от Никодима.

— Никодима? Но я же тысячу раз читал его. Где? Какие из стихов?

— В истории об Йосефе Харамати.

Ливни назвал ученика Иисуса иудейским именем, вместо привычного Иосиф Аримафейский.

— Помнишь? После того как он спрятал тело Господа нашего в гробнице в своем саду, Каиафа и Анна пришли в бешенство. Они отдали приказ арестовать его. Неделю решали вопрос о его судьбе, а Йосеф сидел в тюремной камере, в которой не было окон.

— В камере, единственный ключ от которой был у Каиафы.[81]

— Да, — послышался в полной тишине шепот Ливни.

Несколько мгновений Варнава слышал доносящийся снаружи шум прибоя. Волны все сильнее бились о берег. Может, поднимается шторм?

— Что еще, Ливни?

— Когда в первый день недели Каиафа открыл дверь, камера оказалась пуста. Йосефа там не было.

— Да-да. Я все это знаю. Но какое отношение эта история имеет…

— Неужели не понимаешь? Священники пришли за Йосефом, после того как Финей, Адас и Ангий вернулись в Иерусалим из Галилеи и сказали первосвященнику: «Мы видели Иешуа и его апостолов восседающими на горе Мамлих». Они думали, что он жив! Они сказали: «Приведите Йосефа Харамати, и он приведет к тебе Иешуа». Они и вправду верили, что Йосеф знает, где Господь наш, и выдаст его. Но они не нашли Йосефа в темнице!

Лицо Ливни светилось от радости. Он рассказывал все это так, будто эти события случились несколько дней, а не столетий назад.

— Так какое же отношение это имеет к папирусу? — терпеливо повторил свой вопрос Варнава.