Революционная сага - Андрей Марченко

Но вращение продолжалось. Тогда Аристархов прибег к средству испытанному, старому — закрыл глаза.

Казалось — он опять на аэроплане, и два двигателя жужжат в его голове, пропеллеры гонят ветер по его венам, а он сам, Евгений Аристархов, летит во стороны сразу…

Евгений проснулся на полу. От лежания на холодных и твердых досках болели мышцы. Вероятно, сквозняком протянуло или просто отлежал.

Открыл глаза осторожно, стараясь себя не выдать — от этого мира можно было ожидать чего угодно.

Но нет — комната будто бы не сулила опасностей. Все казалось относительно спокойным.

Рядом, на кровати под одеялом лежал Клим. Он читал книгу.

Когда, осмелев, Аристархов поднял голову, Чугункин отвлекся от чтения, посмотрел на товарища.

— Уже утро. — доверительно сообщил Клим. — Можно подниматься.

Евгений посмотрел на окно

— Утро… Вот оно какое, оказывается. Никогда раньше не видел.

Затем задумался: что, собственно он такое сказал? Но от мыслей этих отмахнулся про себя.

Всмотрелся в Клима. Значится, книгу он взял, а его, можно сказать, боевого товарища, оставил на полу. Не отвел на кровать, даже не укрыл, не положил подушку. Кстати, о книге…

— С книгой все в порядке? Буквы на месте.

— Странно, что именно это спрашиваешь первым. Но коль уже спишь на полу, то чему тут удивляться?

— Книга… Там есть пустые страницы?

— Пока не видел ни одной.

Евгений поднялся сначала на четвереньки. Мир вокруг зашатался, снова попытался набрать обороты. У Евгения появилась мысль остановится на достигнутом. Но нет, опершись на стол, поднялся.

— Нет, ты мне можешь объяснить, отчего так голова болит? — спросил Евегий. — И пить так хочется, словно с похмелья. Дак не пил, елы-палы, нет… И есть охота.

У Чугункина с утра тоже болела голова, и тоже хотелось пить. Есть же ему хотелось постоянно — кажется всю жизнь. Так что болезненным симптомам он поначалу значения не предал никакого.

Но потом прислушался — действительно, что-то было не так.

— Это все от твоей свечи. — заметил Чугункин. — Ты ее всю спалил. Она весь воздух сожгла, вот и душно в комнате. Как мы не угорели — не пойму.

Причина этого была ясна — комната в общежитии не была герметичной. Под дверями имелась щель в палец, через дырки в оконной раме могли залетать не слишком крупные насекомые.

Пройдя несколько трудных шагов, одним движением Евгений распахнул окно. Прохладный осенний ветер ворвался в комнату, в мгновение вымел из нее все тепло, все ночные запахи, духоту. Стало легче, но не до конца. Мир все так же оставался неуверенным и шатким.

Опершись на подоконник, Евгений еще раз осмотрел комнату. Чугункин, кутающийся в одеяло, книга в его руках. Стол. На столе, свеча…

Свеча…

Евгений подошел к столу, от спички зажег огарок свечи, склонился над ним…

В голову вдруг ударило, но после мгновения стало легче. Казалось, будто матерому пьяницы на похмелье поднесли стаканчик вина.

— Оно… Иди сюда… — позвал Евгений Клима.

— Это еще зачем?

— Давай ко мне. Вдохни и не дыши… Чем пахнет?

Клим так и сделал. Задумался. Выдохнул.

— А чем должно пахнуть? Что курят в церкви? Ладан что ли?

— Ну да, а кроме ладана?

Клим сделал еще один вдох. Снова задумался и снова выдохнул. Покачал головой.

— Нет, не знаю…

— Ладан, к слову в свечи обычно не добавляют — курят его отдельно. И здесь он добавлен просто, чтоб забить другой запах.

— Какой другой запах?

— Не знаю… Не специалист, но думаю, это какой-то наркотик. Опий, гашиш, кокаин… Я вообще-то ночью какой-то запах почувствовал, но решил, что жучки, которые на огонь налетели. В церкви-то душно, народу много.

— Правильно писал Ленин: "Религия — опиум народа". - наконец, сказал Клим, перепрыгивая через очередную лужу.

— Это не Ленин, — поправил его Аристархов. — Это Маркс.

Чугункин едва заметно скривился: начитанность товарища с каждым днем его пугала все больше.

— Если знамения нету, его надобно создать… — продолжил Евгений. — но как бы то ни было, идти в церковь нам больше нечего…

— Мне-то Никодим сразу не понравился. — запоздало покаялся Клим. — Но неужели тот, второй священник ничего не знает?

— А может и знает… Может и не знает, но догадывается. И молчит… Ибо неисповедимы пути господние. Грех во благо…

В комитете Евгения, простуженный ночью на голом полу, лечили совсем кстати конфискованным самогоном, настоянным на перце так густо, что жидкость стала совершенно непрозрачной.

— Гони ее, гони эту заразу, инфлюэцу проклятую, — вместо закуски подбадривали Аристархова окружающие.

Тот глотал обжигающую жидкость, занюхивал рукавом, продолжал рассказ.

Клим только кивал в знак согласия: дескать, все именно так и было.

— Такие вот дела. — наконец закончил свой рассказ Евгений.

— Мда… — подытожил кто-то из местных.

— Меж тем я удивлен, что вы не раскрыли это дело самостоятельно. Кокаин-то у вас у самих имеется…

— Оно конечно да. — согласился с Евгением ревкомовец. И тут же поправился. — Но оно, конечно нет. Ведь у иных после иных анафем люди гибли, дома горели?

— А в тоже время иные дома не горели? — спросил Евгений. — Другие люди не погибали? Совершенно посторонние, попом не упомянутые? Да и говориться же: если пророчество повторять достаточно часто, оно сбудется. Может, люди сами были неаккуратны. Может, иные, устав ждать несчастий, обещанных соседям, брали на себя толику функций высших сил.

Ответом ему было задумчивое молчание. Поэтому Аристархов, выдержав паузу, продолжил:

— Так что здесь нам делать решительно нечего и будем мы возвращаться назад, во Мгеберовск.

— А возвращаться вам и некуда.

— В смысле?

— В городе победила контрреволюция. Советская власть свергнута — разумеется, временно.

Неужели, — подумал Евгений. — неужели пронесло.

Но нет, рано…

— Однако насчет вас сюда поступила телеграмма. — продолжало уполномоченное лицо. — Вам приказано сконцентрироваться на ликвидации сотни Костылева… Вы, вероятно, лихие ребята, если против сотни вдвоем идете…

— Да, мы такие… — задумчиво согласился Евгений. — Вроде былинных богатырей. Вдвоем выйдем хоть против орды.

Уполномоченный задумался. Ему стало неудобно.

— Вам, наверное, нужна помощь? Выделить людей? Э-э-э… Полторы дюжины?..

Ну да, кого ты нам выделишь. — подумал Евгений. — Необстрелянный молодняк, которому только за партами сидеть. Да за такими больше возни: чтоб накормить, устроить на ночлег. А случись заваруха — в лучшем разбегутся случае. В худшем — тебя же по ошибке и пристрелят.

— Нет уж, — сказал он. — Мы как-то сами управимся.

Уполномоченный посмотрел на Евгения с уважением и где-то с испугом.

Над часами, что имелись в фасаде городского муниципалитета города Мгеберовска, возвышался флагшток, на который всякая установившаяся власть норовила поднять свой стяг.

Масоны этого делать не стали. Может, таковой у них имелся, да вот только не положено остальным знать, как он выглядит.

Потому флагшток на фасаде торчал одиноко, словно какой-то молниеотвод.

Но однажды, проходя возле здания муниципалитета, обыватели увидели на флагштоке два шара синих шара. Ветер трепал их, они стучали, чем, собственно, и привлекали внимание.

По городу пошла молва: чтобы это значило? И около базара он наткнулся на другой слух: дескать, это штормовое предупреждение. На город обрушится ураган и произойдет это послезавтра, что обозначено количеством шаров.

Как бы то ни было, на следующий день, на муниципалитете шар остался в единственном числе.

В ураган поверили — от этих масонов всего можно было ожидать. Потом народонаселение города и окрестностей запасалось съестным, водой и вином да дровами. Закрывали окна,

Уж неизвестно по каким масонским каналам они узнали о будущей непогоде, но буря началась в назначенный срок.

Потемнело небо, похолодало. Со стороны полей в город влетел лихой ветер, разлетелся по улицам, словно кавалерийская лава.

Завыл в трубах — ярче, жарче загорелись камины и печи. Уютней стало в домах от тепла и наступившей непогоды.

Сразу с трех сторон ударил дождь, не заштриховал окна параллельными линиями, а взял сеткой.

У окон собирались домочадцы, пили глинтвейн и чай с плюшкам. Смотрели в окно, как ветер гнул деревья, как пузырилась вода в ручьях.

Вот кто-то под бронебойным дождем спешит по улицам, за ним бежит кошка, почти котенок. Ветер котенка постоянно сносит в сторону, а с головы путника пытается сорвать шляпу. Путник придерживает ее рукой, но ветер не сдавался, набивал в рукав дождевую воду, пробирался под плащ.

Обыватель смотрел на них и качал головой: экий глупец, самому дома не сидится, так он и котенка прихватил. И куда он спешит? Ведь по случаю бури закрыты все заведения, все любуются непогодой. Впрочем, может статься, у него действительно дело важное. Может быть, человек и кошка устали ждать порошок целебный и ноне идут прямиком к доктору?